ЯЗЫ́К
-
Рубрика: Языкознание
-
Скопировать библиографическую ссылку:
ЯЗЫ́К, естественно возникшая в человеческом обществе и развивающаяся система облечённых в звуковую форму знаковых единиц, способная выразить всю совокупность понятий и мыслей человека и предназначенная прежде всего для целей коммуникации (см. Функции языка). Я. в одно и то же время – условие развития и продукт человеческой культуры. «Язык есть всегда столько же цель, сколько средство, настолько же создаётся, насколько употребляется» (А. А. Потебня). Владение Я. составляет неотъемлемую черту человека, а возникновение Я. совпадает с временем формирования Homo sapiens.
Естественность возникновения и развития, а также безграничность области приложения и возможностей выражения отличает Я. от т. н. искусственных языков, при помощи которых фиксируются определённые системы знаний (ср. язык логики, математики, химии и пр.), и от разл. систем сигнализации, созданных на основе Я. (азбука Морзе, знаки уличного движения, мор. сигнализация и др.). В отличие от них, Я. человека иногда называют естественным Я. (natural language). Способность выражать отвлечённые категории мышления (понятие, суждение) и обусловленное ею наличие дискретных и иерархически организованных значимых единиц, комбинации которых создают новые смыслы, отличает Я. от т. н. языка животных – набора сигналов, передающих реакции на ситуации и регулирующих поведение животных в определённых условиях.
Существующие и существовавшие конкретные естеств. Я. (их предположительно от 2,5 до 5 тыс.) – это многочисл. реализации свойств Я. вообще. Число Я. варьируется в зависимости от различий, проводимых между самостоятельными Я. и их диалектами. Общность Я. составляет одну из черт, определяющих единство нации и этнич. групп. В конкретных («этнических») языках выделяются универсальные и национально-специфич. («идиоэтнические») признаки. К числу универсальных относятся те свойства Я., которые соответствуют общечеловеческим формам мышления и нормам коммуникативной деятельности. Универсальны и те признаки, которые позволяют Я. осуществлять его назначение (наличие различит. элементов формы и значения, дискретность). Эти признаки всегда, но в разной степени учитываются описанием Я., в частности структурой грамматик. К числу национально-специфических относятся особенности звукового состава, способы организации и выражения значимых единиц. Близость материального инвентаря, обусловленная общностью происхождения, объединяет языки в генетич. группы или семьи (см. Семья языков, Классификация языков). Совпадение структурных черт объединяет языки в типы (ср. флективные языки, агглютинативные языки, инкорпорирующие языки и др.; см. также Типологическая классификация языков). Структурная и материальная общность, возникшая в результате контактов языковых, сосуществующих в одном ареале, объединяет языки в языковые союзы.
Различаются 2 формы существования Я., соответствующие понятиям «Я.» (код, система знаков) и «речь» (речевая деятельность, текст, дискурс). И в качестве кода, и в своей речевой реализации Я. обладает лишь ему свойственными чертами, делающими его уникальным (многоплановым, полифункциональным и противоречивым) феноменом.
У Я. много предназначений. Я. формирует концепты и суждения, осуществляет коммуникацию – повседневную и долгосрочную, обслуживает социальные акции, участвует в совершении ритуалов, регулирует человеческие и социальные отношения, ориентирует человека в окружающей его действительности, хранит историч. и культурную память народов, выполняет эстетич. функцию. Я. служит источником знаний о человеке и его мире. Различие целей требует различных, а иногда противоречащих друг другу средств. Так, практич. назначение Я., нуждающееся в простых и недвусмысленных значениях, сталкивается с его эстетич. и когнитивными задачами, для выполнения которых необходимы смысловые нюансы. Наиболее существенное противоречие, которое должен разрешить Я. в процессе своего функционирования, определяется его взаимодействием со структурой мышления, с одной стороны, и ситуациями жизни – с другой. Связь с мышлением логически упорядочивает структуру высказываний, вхождение в стихию жизни требует прагматич. регламентации речи. Речевая деятельность должна удовлетворять социальным конвенциям, к числу которых относятся принцип сотрудничества, условие искренности, требование ясности выражения, информативная адекватность ситуации речи и др. (см. Прагматика). Речевые конвенции национально и социально специфичны.
Знаковая (семиологич., или семиотическая) природа Я. предполагает наличие в нём чувственно воспринимаемой формы (плана выражения) и значения, смысла (плана содержания). Звуковая материя – осн. и первичная форма выражения смысла. Существующие виды письменности в разл. степени адекватно соотносят звуковую форму с тем, что воспринимается зрительно и/или тактильно. Идеографич. письмо, фиксирующее значения (а не звуки), так же, как и др. виды письменности (силлабическая, алфавитная), исторически вторично по отношению к звуковому выражению и воспроизводит характерное для него членение и объединение значений. Поскольку звуковая речь развёртывается во времени, она обладает признаком линейности, который обычно сохраняется и в формах письменности.
Способность соотносить звук и значение – главнейшая характеристика Я. Она лежит в основе его дефиниций, различающихся гл. обр. интерпретацией плана содержания, ассоциируемого с духом (нем. Geist), мыслью, психикой, опытом, сознанием и др. С точки зрения К. В. фон Гумбольдта, «язык представляет собой беспрерывную деятельность духа, стремящуюся превратить звук в выражение мысли». Х. Штейнталь определял Я. как «выражение осознанных внутренних, психических и духовных, движений, состояний и отношений посредством артикулированных звуков». А. А. Потебня считал, что «понятие языка исчерпывается известного рода сочетанием членораздельного звука и мысли». К. С. Аксаков характеризовал Я. как «одухотворённый звук». Г. Остхоф и К. Бругман говорили о Я. как о «психофизич. механизме». Ф. Ф. Фортунатов определял Я. как «совокупность знаков… для мысли и для выражения мысли в речи». Н. В. Крушевский писал: «Язык представляет нечто, стоящее в природе совершенно особняком: сочетание явлений физиолого-акустических, управляемых законами физическими, с явлениями бессознательно психическими, которые управляются законами совершенно другого порядка». С точки зрения И. А. Бодуэна де Куртенэ, «собственно языковое – это способ, каким звуковая сторона связана с психическим содержанием». Э. Сепир утверждал, что «сущность языка заключается в отнесении условных, произвольно артикулированных звуков или их эквивалентов к различным элементам опыта». Ф. де Соссюр видел в Я. (как предмете языкознания) «систему знаков, в которой единственно существенным является соединение смысла и акустического образа, причём оба эти компонента знака в равной мере психичны». Л. Ельмслев рассматривал Я. как «инструмент, посредством которого человек формирует мысль и чувство, настроение, желание, волю и деятельность, инструмент, посредством которого человек влияет на других людей, а другие влияют на него».
Вопрос о том, заданы ли отношения между сторонами знака языкового природой или установлением (законом, договором, обычаем), был кардинальным для античной философии. Сторонники естеств. происхождения Я. (к этой точке зрения склонялся и Платон) искали в звуковом составе слова «идею или образ вещи». Сторонники второй концепции (Демокрит, Аристотель, софисты, представители александрийской школы; см. также Античная языковедческая традиция) считали Я. искусств. образованием, а отношения между сторонами знака – произвольными (немотивированными). Хотя в языках имеется фонд звукоподражательных слов (явление ономатопеи: рус. «кукушка», «мяукать»; англ. cuckoo, mew; итал. cuculo, miagolare; исп. сuсо, cuclillo, maullar; см. Звукоподражание), а также звукосимволизм, ассоциирующий с тем или иным звуком определённую гамму смыслов, отношения между сторонами знака применительно к существующим Я. рассматриваются как конвенциональные, а следовательно, обязательные для членов языковых общностей. Этот тезис стал основополагающим для семиологич. концепции Ф.де Соссюра. Положение о произвольности языкового знака не противоречит теории естеств. происхождения языка.
Семиотич. характер Я. предполагает, что он организован принципом различительности образующих его знаков, т. е. различию означающих соответствует разница в значении, и наоборот. Естеств. Я., с одной стороны, допускают варьирование звуков, не влекущее за собой изменения значения, а с другой – изменение значения, не сопровождаемое изменением формы. С. О. Карцевский назвал это явление асимметричным дуализмом языкового знака. Он писал: «Обозначающее (звучание) и обозначаемое (функция) постоянно скользят по "наклонной плоскости реального". Каждое "выходит" из рамок, назначенных для него его партнёром, обозначающее стремится обладать иными функциями, нежели его собственная; обозначаемое стремится к тому, чтобы выразить себя иными средствами, нежели его собственный знак. Они асимметричны». Асимметричный дуализм языкового знака есть следствие закономерностей развития языка. Я. изменяется только при его реализации в речи. При этом существенную роль играет позиция, занимаемая знаком в ряду др. знаковых единиц. Различие означающих одного знака может принимать форму аллофонии – позиционного варьирования звука в составе одной морфемы (ср. «друг» и «друзья»), гетерофонии – свободного варьирования звуков одного знака (ср. «шкаф» и «шкап», «Петроград» и «Новгород», «градоначальник» и «городовой»), супплетивизма – использования разных означающих в разных формах одного слова («иду» – «шёл», «человек» – «люди») и др. Различие означаемых при совпадении означающих может принимать форму полисемии (ср. «белок» глаза и «белок» яйца), омофонии – совпадения звучания отд. форм разных слов (ср. «луг» и «лук»; см. Омофоны), омонимии («лук» – растение и «лук» – приспособление для стрельбы стрелами) и др. Такого рода явления затрудняют идентификацию значимых единиц языка. Чтобы избежать их умножения, выделяются единицы более высоких уровней абстракции [ср. звук и звукотип, фонема и морфонема (см. Морфонология), слово и лексема]. Вследствие асимметрии плана выражения и плана содержания Я. не может быть описан в терминах глобального знака. Этой цели служат функциональные единицы языка, распределённые по разным планам и уровням.
В большинстве Я. в плане выражения выделяется следующий ряд единиц: фонема (или звукотип), в которой слиты акустич. черты (дифференциальные признаки фонемы) благодаря одновременности (симультанности) произнесения; слог, объединяющий звуки выдыхательным толчком; фонетич. слово, группирующее слоги под одним ударением; речевой такт, объединяющий фонетич. слова при помощи отграничит. пауз; фонетич. фраза, суммирующая такты единством интонации. Каждая единица формируется дополнительными (суперсегментными, просодич.) чертами (см. Суперсегментные единицы языка, Просодические средства языка). Наряду с иерархич. системой звуковых единиц, выделяется система знаковых (двусторонних) единиц, образуемая морфемой, словом, словосочетанием и предложением. Границы звуковых и значимых единиц соотносительны, но не обязательно совпадают (так, во флективных языках слог редко совпадает с морфемой). Не одинакова и глубина членимости речи на звуковые и значимые единицы. И. А. Бодуэн де Куртенэ различал членение речи с точки зрения фонетической, произносительно-слуховой и отличное от него членение высказывания на семасиологически-морфологич. единицы. Позднее это явление было названо принципом двойного членения (А. Мартине). То, что пределом сегментации звуковой стороны речи является звук (фонема), лишённый самостоят. значения, обеспечивает возможность создания бесконечного числа значимых единиц из конечного и очень небольшого инвентаря исходных элементов.
Совокупность единиц Я. образует его структуру, состоящую из ряда уровней (см. Уровни языка): фонологического, морфологического, лексемного, синтаксического. Они соответствуют осн. разделам науки о Я. Высказывание, будучи коммуникативной единицей, принадлежит др. форме существования Я. – речи – и в систему уровней обычно не вводится (Э. Бенвенист). Единицы более низкого уровня выполняют различит. функцию на более высоком уровне: фонема дифференцирует морфемы, морфема – слова, слово – словосочетания, словосочетание – предложения. Единицы каждого уровня организованы системными отношениями. При минимальности различий формы или значения единицы Я. образуют оппозиции языковые по тому или др. дифференциальному признаку. Противопоставленные единицы находятся между собой в парадигматич. отношениях, основанных на их способности к различению в одной и той же позиции (см. Парадигматика). Между единицами каждого уровня существуют также синтагматич. отношения, или отношения по смежности (см. Синтагматика), основанные на их способности к сочетаемости (валентности). Парадигматич. и синтагматич. отношения соответствуют двум осн. принципам построения речи – выбору элементов Я. для выражения заданного содержания и их комбинации.
Значимые единицы большей или меньшей степени сложности (морфемы, слова, словосочетания) не выполняют сами по себе коммуникативного задания, но приспособлены к тому, чтобы, входя между собой в разл. комбинации и приобретая просодич. характеристики, создавать высказывание – осн. коммуникативную единицу речи. Из конечного списка исходных единиц (словаря) может быть образовано бесконечное множество высказываний. Я. обладает спец. механизмами актуализации – формирования конкретных сообщений из абстрактного языкового кода; ср. правила референции, т. е. отнесения имён к объектам действительности, правила актуального членения предложения, создающего коммуникативную перспективу высказывания, правила адаптации сообщения к ситуации речи (выбор личных местоимений, показателей времени), правила просодии и др. Благодаря действию этих механизмов «старый» Я. может прилагаться всякий раз к новой действительности.
Сущность Я. определяется, т. о., не только отношением между сторонами языкового знака (шире – планом выражения и планом содержания), но и отношением знака – его означающего и/или означаемого – к некоторому миру – реальному или идеальному. Осн. онтологич. вопрос, который встаёт в связи с этим, касается существования объектов, имплицируемых языковыми знаками, в частности способности Я. отображать не только реальный, но и фиктивный (мифич.) мир. Осн. эпистемич. вопрос касается роли Я. в познании действительности: адекватности языковых значений свойствам объектов, в частности их классификации (проблема отношений между значением и понятием) и соответствия высказывания положению дел (проблема истинности). В античной философии отношения между сторонами языкового знака и отношение знака к действительности рассматривались совместно: «правильность» слова (соответствие логоса истине) ставилась в зависимость от его смысловой мотивированности через звучание или этимологию. Соответственно этому оценивалась и роль Я. в познании. Если именование подражает природе вещи (или к.-л. её грани), то природа вещи постигаема через имя, а знание берёт своё начало в языковом опыте мира: имена вещей сами заявляют о себе человеческому сознанию. «Кто знает имена, тот знает и вещи», сказано в «Кратиле». В этом и некоторых др. диалогах Платона в центре внимания находятся имена индивидных объектов (богов, героев, солнца, луны, времён года и т. п.) и отвлечённых понятий, таких как «разум», «справедливость», «истина», «добро». И в том и в др. случае речь идёт преим. о признаке, мотивировавшем номинацию, т. е. о предполагаемом этимологич. значении слова (его «внутр. форме»; см. Внутренняя форма слова). Моделью анализа служит, т. о., ситуация присвоения индивиду имени, производимого не по случайно выбранной различит. черте (акциденции), а в соответствии с сущностью объекта, бытие которого в мире предзадано. Этимологич. (палеонтологич.) подход к значению уравнивал индивидные и общие имена. Внутр. форма индивидных имён получала статус значения общего имени, а общие имена анализировались по модели имён индивидов, поскольку предполагалось, что соответствующие объекты не только существуют, но их суть ведома дающему имя (знающему законодателю, присвоителю, учредителю имён). Если согласованность между именем и его носителем отсутствует или вызывает сомнение, то, как сказано в «Кратиле», «не из имён нужно изучать и исследовать вещи, но гораздо скорее из них самих».
Античная философия неслучайно сосредоточила своё внимание преим. на именах. В контексте речи имена способны одновременно относить предмет к некоторому классу и выделять его из класса. Различие функций – таксономия объектов и идентификация предмета речи – делает особенно сложной и противоречивой семантич. структуру имён. Особый статус имён в Я. – их функциональная двойственность, неустойчивость их значения, спорадич. актуализация их внутр. формы, тесная (интимная) связь индивидного имени с его носителем – всё это постоянно привлекало к ним внимание лингвистов и философов (работы С. Н. Булгакова, П. А. Флоренского, А. Ф. Лосева, Г. Г. Шпета и др.). С их именами связаны многочисл. гносеологич. концепции.
Разные версии двух подходов к роли Я. в познании, обсуждавшиеся в античной философии, сменяли друг друга в последующие эпохи, причём первый был представлен преим. школами с субъективными и иррационалистич. тенденциями, а второй – рационализмом и объективизмом. Субъективисты искали в Я. опору на пути к истине (или категориям бытия), рационалисты видели в нём помеху на пути к формированию науч. знания. Первый подход способствовал развитию эстетич. концепций Я. (Б. Кроче, К. Фосслер, Л. Шпитцер), второй – инструментальных.
В ср.-век. схоластич. философии (см. Схоластика) в фокус внимания вошли имена классов объектов. В споре между номиналистами и реалистами (см. Номинализм, Реализм в философии) была поставлена онтологич. проблема природы универсалий. Реалисты полагали, что наряду с индивидами существуют классы объектов, обозначаемые общими именами, номиналисты же считали, что только индивидные объекты могут обладать бытием (существованием), независимым от их наименования, тогда как бытие общих понятий (универсалий) и соответственно классов объектов фиктивно и представляет собой проекцию на предметный мир ментальных категорий. Т. о., была поставлена проблема существования в применении к идеальным категориям, абстракциям.
Рационалисты 17 в. (Т. Гоббс, Дж. Локк и др.) чётко разграничили принципы образования естественно-языкового и науч. знания. Подчёркивалось, что мн. слова естеств. Я. непригодны для выражения логич. понятий вследствие неопределённости и метафоричности их значений, расширяемых не путём объединения видов в роды, а методом переноса имени с одной категории объектов на другую по случайным признакам (сходству или смежности). Р. Декарт выдвинул идею создания особого Я. разума, свободного от двусмысленности. Г. В. Лейбниц сделал попытку построения рационального Я. (lingua mentalis), который, исходя из точно определённых первоэлементов, выводил бы целостную систему понятий, отображающих структуру Вселенной. В 19–20 вв. аналогичные тенденции прослеживаются в т. н. аналитической философии (Г. Фреге, Р. Карнап, Б. Рассел и др.), поставившей задачу логич. анализа языка науки, в частности условий истинности суждений. В качестве одного из них была сформулирована презумпция существования объектов, обозначаемых собств. именами (сингулярными термами) и их эквивалентами – определёнными дескрипциями. Неизбежность участия обыденных слов в формировании и формулировании науч. концепций приводила философов-субъективистов к выводу о недоступности человеку истины. Ф. Ницше, напр., считал, что Я. «обозначает только отношения вещей к людям», вследствие чего их суть сокрыта от человека.
В языкознании филос. дискуссия о роли Я. в познании, а также необходимость выработки собств. исследовательского аппарата имели своим следствием размежевание лингвистич. и логич. категорий (значения слова и понятия, предложения и суждения, подлежащего и субъекта, дополнения и объекта, сказуемого и предиката и др.) и обоснование различий между обиходными словами и терминами (см. Терминология).
Исследователи антропоцентрич. ориентации ищут в значениях слов не логич. понятия (и не единицы языковой семантики), а аналоги категорий человеческого сознания, представляющие самостоят. ценность. Языковые данные, объективируя психич. категории, позволяют анализировать сознание одновременно изнутри и извне. Я. при таком подходе – не просто пассивное средство выражения значений, он формирует и сосредоточивает в себе духовный опыт людей. «Язык насыщен переживаниями прежних поколений и хранит их живое дыхание» (К. В. фон Гумбольдт). Выполняя роль посредника между человеком и миром, Я. во многом предопределяет восприятие действительности (ср. различия в сегментации цветового спектра в разных языках). Языковые значения, осложнённые мифологич., культурно-историч., ценностными и бытовыми (относящимися к повседневному опыту) ассоциациями, структурируют сознание людей, влияя на их личное и социальное поведение. Я. непосредственно включён в контекст жизни. Инструментальная функция Я. дополняется активной: Я. не только средство коммуникации, он способен выступать как её субъект.
Идея активной роли Я. в концептуализации действительности высказывалась мн. лингвистами и философами. К. В. фон Гумбольдт рассматривал «ви́дение» Я. как миропонимание, ви́дение мира (Sprachansicht als Weltansicht), подчёркивая, что каждый конкретный Я., порождаемый энергией человеческого духа, создаёт особую – целостную и индивидуальную – модель действительности. Э. Сепир и Б. Л. Уорф акцентировали роль Я. в членении смыслового континуума и его воздействие на восприятие действительности. Аналогичные мысли высказывались в неогумбольдтианстве (особенно И. Л. Вайсгербером), этнолингвистике, контенсивной типологии, когнитивной психологии. Ряд филос. школ 20–21 вв. [феноменология, экзистенциализм, аналитич. философия, лингвистич. философия (см. в статьях Речевой акт, Речь) и некоторые др.] предприняли попытку осмысления феномена Я. под когнитивным углом зрения. Согласно системе феноменологии Э. Гуссерля, Я. представляет собой одно из осн. средств формирования «жизненного мира» (Lebenswelt) – непосредственно очевидной «пред-данности», устойчивых мнений, выражающих первичное знание. В близкой к экзистенциализму герменевтике, цель которой – интерпретировать «текст» бытия, Я. определяется как опыт мира, предваряющий то, что человек познаёт и высказывает. «Бытие, которое может быть познано, есть язык» (X. Г. Гадамер). Особенно велика роль Я. в экзистенциальной философии М. Хайдеггера. Хайдеггер различал Я. как технику, общедоступную систему знаков, выражающую дискурсивное мышление, и Я. как уникальное событие, смысл которого неисчерпаем. Я. в этом 2-м значении автономен по отношению к человеку. Хайдеггер определяет Я. как «дом бытия», его единственное хранилище. Чтобы вернуть изначальное, предшествовавшее рациональному сознанию, целостное бытие, истину, человек должен вслушиваться в то, что говорит ему Я. в произведениях поэтов. Даваемое Я. знание имеет иррациональную, эстетич. природу. Технизация Я. ведёт к его омертвлению.
С др. стороны, экзистенциализм переключил внимание с социального подхода к Я. на личностный и межличностный. «Язык с самого начала предполагает отношение к другому субъекту» (Ж. П. Сартр). М. Хайдеггер определял личность через Я.: «Я есть то, что я говорю». Семиологич. подход к Я. был, т. о., распространён на человеческую личность. В дополнение к пониманию Я. как социального феномена и воплощения коллективного сознания была выдвинута теория Я. как средства реализации субъективного начала человека и межличностных отношений (Э. Бенвенист).
В лингвистич. философии, или «философии обыденного Я.», базирующейся на идеях Дж. Э. Мура (Великобритания) и позднего Л. Витгенштейна, анализ филос. понятий был приравнен к анализу значений соответствующих слов. Значение же слова определялось как его употребление. Тем самым в концептуальный анализ был введён коммуникативный аспект речи. Так, напр., реконструкция аксиологич. понятий (этич., эстетич., утилитарных), модальности долженствования и др. (т. н. анализ Я. морали) учитывала не только семантику оценочных слов, но и прагматику их употребления (А. Айер, Ч. Стивенсон, Р. Хэар и др.).
Познание действительности через Я. ставит проблему соотношения всеобщего и национально-специфического в языковой репрезентации мира. Универсальные свойства картины мира обусловлены тем, что любой Я. отображает в структуре и семантике осн. параметры мира (время и пространство), восприятие человеком действительности, её нормативную оценку, положение человека в жизненном пространстве, духовное содержание личности и др. Нац. специфика проявляется уже в том, как, в какой степени и пропорции представлены в языках фундам. категории бытия. Рус. язык, напр., отдаёт предпочтение пространственному аспекту мира сравнительно с временны́м. Локальный принцип моделирования самых разных ситуаций приобретает в нём широкое распространение. Так, бытийные предложения, базирующиеся на идее пространственной локализации, приспособлены для сообщений о мире [«На свете счастья нет, / А есть покой и воля» (А. С. Пушкин)], фрагменте мира («В саду есть яблони»), личной сфере («У меня есть друзья и недруги»), физич. состояниях и свойствах («У меня бывают головные боли», «У неё было милое лицо»), психике («У мальчика есть характер»), предметах («У стула нет ножки»), событиях [«Есть упоение в бою / И бездны мрачной на краю» (А. С. Пушкин)], абстрактных понятиях («В теории есть противоречия») и т. д. В бытийном типе берёт своё начало выражение количественных, а также некоторых качественных значений («У нас много книг», «У девочки красивые глаза»). Дополнительным к локальному является принцип предметности. Мир – объективный и субъективный (макро- и микрокосмос), конкретный и абстрактный – моделируется как локус, характеризуемый предметным содержанием, причём имена предметов имеют неопределённую референцию: «Есть у меня один приятель», «Есть какое-то упоение в бою».
Принцип моделирования личной сферы отличает «языки бытия» (be-languages) от «языков обладания» (have- languages); ср.: «У мальчика есть друзья» и англ. The boy has friends, «У тебя нет сердца» и англ. You have no heart, «У меня сегодня собрание» и англ. I have a meeting today. В бытийных конструкциях имя лица не занимает позиции субъекта, в конструкциях с глаголами «иметь» (англ. to have) оно является подлежащим.
Бытийной основой рус. языка обусловлен ряд др. его особенностей: 1) распространённость локальных средств детерминации имени (ср. «У девочки голубые глаза» и «Глаза у девочки голубые»); 2) бóльшая развитость межпредметных, чем межсобытийных (временны́х), отношений (ср. парадигмы имён и глаголов); 3) активное использование локальных предлогов, приставок, наречий и т. п. для выражения временны́х и иных значений (ср.: «до угла» и «до полудня», «зайти за угол» и «засидеться за полночь», «предстоящие трудности», «предшествующий» период, «покамест» и т. п.; ср. также разг. «где-то около двух часов», «Он где-то интересный человек», «А тут вдруг произошло что-то странное»); 4) приоритетный статус зрительного восприятия перед слуховым (ср. развитие эпистемич. смыслов глаголом «видеть»); 5) развитость и тонкая дифференциация категории неопределённости (см. Определённости-неопределённости категория), характерной для бытийных структур (в рус. яз. имеется св. 60 неопределённых местоимений); 6) тенденция к вытеснению имён лица из позиции подлежащего и его оформлению косв. падежами [ср. «Он грустит» и «Ему грустно (взгрустнулось)»]; представление человека как локуса, в котором осуществляются психич. процессы и события [напр., «В нём кипела злоба»; «В вас этот вопрос не решён» (Ф. М. Достоевский) – ср. «Вы не решили этот вопрос»].
Существенный признак нац. языковой картины мира – пропорция, в которой отображены нормативные и аномальные явления. Для рус. языка с его яркой описат. семантикой характерна направленность на ненормативные признаки и явления; ср. следующие словообразоват. типы: «косолапый», «лобастый», «носатый», «безухий», «болтун», «лентяй», «ломака», «бродяга», «хитрюга», «приставала», «выпивоха» и пр.
Важный компонент национально-специфич. картины мира – т. н. ключевые концепты культуры. В рус. языке к ним принадлежат, в частности, понятия духовной сферы, нравств. оценок, суда, спонтанных (стихийных) состояний человека. С ними связаны такие фундам. для рус. языка слова, как «душа», «правда», «справедливость», «совесть», «судьба» («доля», «удел», «участь»), «тоска» и др. Частотность их употребления в рус. языке существенно выше, чем соответствующих слов в др. языках, напр. в английском; на 1 млн. словоупотреблений слово «судьба» встречается 181 раз, а англ. fate – 33 раза, destiny – 22. Одно из важных отрицательных понятий – концепт «пустоты». Со словом «пустой» связан широкий круг метафорич. значений («пустой человек», «пустая голова», «пустое занятие», «пустая отговорка», «пустые слова» и др.) и производных слов (напр., «пустомеля», «пустозвон», «пустопорожний», «пустоцвет» и др.).
Т. о., природа Я. принципиально двойственна. Я. в одно и то же время – система знаков, замещающих предметы речи (реальные и идеальные), и совокупность значений, сосредоточивших в себе духовный опыт людей (нации, человечества) – практич., нравственный, эстетич. и мифологический. Актуализуясь, слова способны обнаруживать разные стороны и глубины своего значения в зависимости от психологич. мира говорящего и типа дискурса (его целенаправленности). Вместе с тем, функционируя в режиме обратной связи, значения открыты для творчества. Вступая в контакты с внутр. миром субъекта речи, с одной стороны, и с действительностью – с другой, слова приобретают новые смыслы, коннотации и ассоциации. Исследование Я. как системы знаков ведёт к развитию структурных (формальных) методов анализа; изучение Я. как системы символов, за которыми стоит духовная жизнь людей, стимулирует разработку методов интерпретации текста (экзегезы, критики текста, анализа поэтич. речи, герменевтики).
Будучи связанным с мышлением и психологией человека, его жизнью и разными формами деятельности, историей и самосознанием народов, их обычаями, обществ. структурами и законоуложением, отображая нац. специфику и культуру народов, являясь формой выражения для литературы и фольклора как видов искусства, выражая и оформляя науч. знание, будучи осн. источником наших сведений о внутр. жизни людей, обладая чувственно воспринимаемой формой, Я. входит в сферу исследовательской практики ряда гуманитарных и естеств. наук: философии, логики, истории, этнографии и антропологии, социологии, политологии, юридической науки, психологии и психиатрии (особенно психоанализа), филологии (литературоведения, поэтики, риторики), информатики, семиотики (общей теории знаков), педагогики, теории массовой коммуникации, физиологии мозга, акустики и др. отраслей знания. Я. во всей совокупности образующих его аспектов является непосредств. объектом изучения для языкознания, внутри которого, с одной стороны, существуют области, пограничные со смежными науками (психолингвистика, социолингвистика, экспериментальная фонетика и др.), а с др. стороны, выделяются школы и направления, внимание которых сосредоточено на к.-л. одном аспекте Я., принимаемом за его доминанту.