ФИЛОЛО́ГИЯ

ФИЛОЛО́ГИЯ (от фи­ло… и …ло­гия), со­дру­же­ст­во гу­ма­ни­тар­ных дис­ци­п­лин – язы­ко­зна­ния, ли­те­ра­ту­ро­ве­де­ния, тек­сто­ло­гии, ис­точ­ни­ко­ве­де­ния, па­лео­гра­фии и др., – изу­чаю­щих ду­хов­ную куль­ту­ру че­ло­ве­ка че­рез язы­ко­вой и сти­ли­стич. ана­лиз пись­мен­ных тек­стов. Текст во всей со­во­куп­но­сти сво­их внутр. ас­пек­тов и внеш­них свя­зей – ис­ход­ная ре­аль­ность Ф. Со­сре­до­то­чив­шись на тек­сте, соз­да­вая к не­му слу­жеб­ный «ком­мен­та­рий» (наи­бо­лее древ­няя фор­ма и клас­сич. про­то­тип фи­ло­ло­гич. тру­да), Ф. под этим уг­лом зре­ния вби­ра­ет в свой кру­го­зор всю ши­ро­ту и глу­би­ну че­ло­ве­че­ско­го бы­тия, пре­ж­де все­го бы­тия ду­хов­но­го. Т. о., внутр. струк­ту­ра Ф. дву­по­ляр­на: на од­ном по­лю­се – скром­ней­шая служ­ба «при тек­сте», не до­пус­каю­щая от­хо­да от его кон­крет­но­сти, на дру­гом – уни­вер­саль­ность, пре­де­лы ко­то­рой не­воз­мож­но очер­тить за­ра­нее.

Слу­жа са­мо­по­зна­нию куль­ту­ры, Ф. воз­ни­ка­ет на срав­ни­тель­но зре­лой ста­дии письм. ци­ви­ли­за­ций, и на­ли­чие её по­ка­за­тель­но не толь­ко для их уров­ня, но и ти­па. Вы­со­ко­раз­ви­тые древ­ние куль­ту­ры Ближ­не­го Вос­то­ка во­все не зна­ли Ф., зап.-ев­роп. Сред­не­ве­ко­вье от­во­ди­ло ей весь­ма скром­ное ме­сто, ме­ж­ду тем на ро­ди­не фи­ло­со­фии, в древ­них Ин­дии и Гре­ции, Ф. воз­ник­ла и раз­ра­ба­ты­ва­лась как не­кое со­от­вет­ст­вие впер­вые офор­мив­шей­ся здесь гно­сео­ло­гич. реф­лек­сии над мыш­ле­ни­ем – как реф­лек­сия над сло­вом и ре­чью, как вы­ход из не­по­средств. от­но­ше­ния к ним. Не­смот­ря на позд­ней­шие кон­флик­ты ме­ж­ду фи­лос. во­лей к аб­ст­рак­ции и кон­крет­но­стью Ф. (напр., на­пад­ки фи­ло­ло­гов-гу­ма­ни­стов на ср.-век. схо­ла­сти­ку или уни­чи­жи­тель­ный от­зыв Г. В. Ф. Ге­ге­ля о Ф.), пер­во­на­чаль­ное дву­един­ст­во фи­ло­со­фии и Ф. не бы­ло слу­чай­ным, и выс­шие подъ­ё­мы Ф. обыч­но сле­до­ва­ли за ве­ли­ки­ми эпо­ха­ми гно­сео­ло­гич. мыс­ли (в эл­ли­ни­стич. ми­ре – по­сле Ари­сто­те­ля, в Ев­ро­пе 17 в. – по­сле Р. Де­кар­та, в Гер­ма­нии 19 в. – по­сле И. Кан­та).

Инд. Ф. да­ла ве­ли­ких грам­ма­ти­стов – Па­ни­ни (при­бли­зи­тель­но 5–4 вв. до н. э.), Па­танд­жа­ли (2 в. до н. э.) и, позд­нее, тео­ре­ти­ков сти­ля. Свою фи­ло­ло­гич. тра­ди­цию име­ла куль­ту­ра Древ­не­го Ки­тая [Лю Се (5–6 вв.) и др.]. Од­на­ко тра­ди­ция ев­роп. Ф., не зна­ко­мой с дос­ти­же­ния­ми ин­дий­цев вплоть до Но­во­го и Но­вей­ше­го вре­ме­ни, все­це­ло вос­хо­дит к греч. ис­то­кам, у её на­ча­ла сто­ит школь­ное ком­мен­ти­ро­ва­ние Го­ме­ра. В со­фис­тич. эпо­ху (2-я пол. 5 – 1-я пол. 4 вв. до н. э.; см. Со­физм) лит-ра дос­та­точ­но обо­со­би­лась от вне­ли­те­ра­тур­ной ре­аль­но­сти, что­бы стать объ­ек­том тео­ре­тич. по­эти­ки и Ф. Сре­ди со­фис­тов наи­боль­шие за­слу­ги в под­го­тов­ке фи­ло­ло­гич. ме­то­дов при­над­ле­жат Про­та­го­ру, Гор­гию, Про­ди­ку; греч. тео­рия лит-ры дос­тиг­ла зре­ло­сти в «По­эти­ке» Ари­сто­те­ля; эл­ли­ни­стич. Ф. (3–1 вв. до н. э.) от­де­ли­лась от фи­ло­со­фии и пе­ре­шла в ру­ки спе­циа­ли­стов – биб­лио­те­ка­рей Алек­сан­д­рии и Пер­га­ма (см. Алек­сан­д­рий­ская биб­лио­те­ка, Пер­гам­ская биб­лио­те­ка), ко­то­рые за­ни­ма­лись ус­та­нов­ле­ни­ем кор­рект­ных тек­стов и ком­мен­ти­ро­ва­ни­ем. Дио­ни­сий Фра­ки­ец (ок. 170–90 до н. э.) окон­ча­тель­но офор­мил уче­ние о час­тях ре­чи, при­ня­тое и по­ны­не. Ран­не­хри­сти­ан­ские учё­ные [Ори­ген, Ие­ро­ним Бла­жен­ный (соз­да­тель лат. пе­ре­во­да Биб­лии)] про­из­ве­ли тек­сто­ло­гич. ра­бо­ту над под­лин­ни­ком и греч. пе­ре­во­да­ми Биб­лии. Тра­ди­ции греч. Ф. бы­ли про­дол­же­ны в ср.-век. Ви­зан­тии, в це­лом со­хра­няя ан­тич­ный об­лик (тек­сто­ло­гия и ком­мен­ти­ро­ва­ние клас­си­ков); по­сле па­де­ния им­пе­рии (1453) ре­нес­санс­ная Ита­лия по­лу­чи­ла на­сле­дие ви­зант. Ф. из рук учё­ных-бе­жен­цев. Гу­ма­ни­сты Воз­ро­ж­де­ния стре­ми­лись не про­сто ов­ла­деть мыс­ли­тель­ным со­дер­жа­ни­ем ав­то­ри­тет­ных ан­тич­ных ис­точ­ни­ков, но как бы пе­ре­се­лить­ся в мир древ­них, за­го­во­рить на их язы­ке [ре­кон­ст­руи­ро­вав его в борь­бе с инер­ци­ей ср.-век. ла­ты­ни (см. Ла­тин­ский язык)].

По­сле пе­рио­да учё­но­го про­фес­сио­на­лиз­ма (при­бли­зи­тель­но сер. 16 – сер. 18 вв.) в Гер­ма­нии на­ча­лась но­вая эпо­ха Ф. в ре­зуль­та­те им­пуль­са, дан­но­го «нео­гу­ма­низ­мом» И. И. Вин­кель­ма­на. Как во вре­ме­на Воз­ро­ж­де­ния, но с не­срав­нен­но боль­шей на­уч. стро­го­стью был по­став­лен во­прос о це­ло­ст­ном об­ра­зе ан­тич­но­го ми­ра. Нем. фи­ло­лог Ф. А. Вольф ввёл тер­мин «Ф.» как имя нау­ки об ан­тич­но­сти с уни­вер­са­ли­ст­ской ис­то­ри­ко-куль­тур­ной про­грам­мой. В 19 в. в ито­ге дея­тель­но­сти нем. фи­ло­ло­гов Г. Узе­не­ра, Э. Ро­де, У. фон Ви­ла­мо­виц-Мёл­лен­дор­фа и др. древ­няя ис­то­рия от­де­ли­лась от Ф.; то­гда же под влия­ни­ем ро­ман­тиз­ма и др. идей­ных те­че­ний, на­ря­ду с «клас­си­че­ской», воз­ник­ла «но­вая Ф.»: гер­ма­ни­сти­ка (бр. Я. и В. Гримм), сла­вя­но­ве­де­ние (А. Х. Вос­то­ков, В. Ган­ка), вос­то­ко­ве­де­ние. Од­на­ко наи­бо­лее на­гляд­но уни­вер­саль­ность Ф. реа­ли­зо­ва­лась ме­ж­ду эпо­хой Воз­ро­ж­де­ния и сер. 19 в. в тра­диц. фи­гу­ре фи­ло­ло­га-клас­си­ка, спе­циа­ли­ста по ан­тич­ным тек­стам, со­вме­щав­ше­го в се­бе лин­гвис­та, кри­ти­ка, ис­то­ри­ка гражд. бы­та, нра­вов и куль­ту­ры, зна­то­ка др. гу­ма­ни­тар­ных, а при слу­чае да­же ес­теств. на­ук – все­го, что в прин­ци­пе мо­жет по­на­до­бить­ся для про­яс­не­ния то­го или ино­го тек­ста.

Од­на­ко, не­смот­ря на по­сле­дую­щую не­из­беж­ную диф­фе­рен­циа­цию лин­гвис­тич., ли­те­ра­ту­ро­ведч., ис­то­ри­че­ских и др. дис­ци­п­лин, вы­шед­ших из ло­на не­ко­гда еди­ной ис­то­ри­ко-фи­ло­ло­гич. нау­ки, су­ще­ст­вен­ное един­ст­во Ф. как осо­бо­го спо­со­ба под­хо­дить к на­пи­сан­но­му сло­ву и по­ны­не со­хра­ня­ет свою си­лу, хо­тя и в не­яв­ном ви­де. Ина­че го­во­ря, Ф. про­дол­жа­ет жить не как пар­ти­ку­ляр­ная «нау­ка», по сво­ему пред­ме­ту от­гра­ни­чен­ная от ис­то­рии, язы­ко­зна­ния и ли­те­ра­ту­ро­ве­де­ния, а как на­уч. прин­цип, как са­мо­за­кон­ная фор­ма зна­ния, ко­то­рая оп­ре­де­ля­ет­ся не столь­ко гра­ни­ца­ми пред­ме­та, сколь­ко под­хо­дом к не­му.

Кон­сти­ту­тив­ные прин­ци­пы Ф. всту­па­ют в весь­ма слож­ные от­но­ше­ния с не­ко­то­ры­ми тен­ден­ция­ми Но­вей­ше­го вре­ме­ни. Совр. че­ло­век не мо­жет с преж­ней без­ус­лов­но­стью при­ме­нить к сво­ему бы­тию ме­ру, за­дан­ную ка­ки­ми бы то ни бы­ло чти­мы­ми древ­ни­ми тек­ста­ми. И са­ма Ф., став в хо­де на­уч. про­грес­са бо­лее экс­тен­сив­ной и де­мо­кра­тич­ной, долж­на бы­ла от­ка­зать­ся от вы­де­ле­ния осо­бо при­ви­ле­ги­ро­ван­ных тек­стов: те­перь вме­сто двух (клас­сич. Ф. и биб­лей­ской philo­lo­gia sacra, «свя­щен­ной» Ф.) су­ще­ст­ву­ет столь­ко раз­но­вид­но­стей Ф., сколь­ко язы­ко­во-письм. ре­гио­нов ми­ра.

Но­вые воз­мож­но­сти, в т. ч. и для гу­ма­ни­тар­ных на­ук, свя­за­ны с ис­сле­до­ва­ния­ми на уров­не «мак­ро­струк­тур» и «мик­ро­струк­тур»: на од­ном по­лю­се – гло­баль­ные обоб­ще­ния, на дру­гом – вы­де­ле­ние ми­ним. еди­ниц зна­че­ний и смыс­ла. Но тра­диц. ар­хи­тек­то­ни­ка Ф., ори­ен­ти­ро­ван­ная на ре­аль­ность це­ло­ст­но­го тек­ста и тем са­мым как бы на че­ло­ве­че­скую мер­ку (как ан­тич­ная ар­хи­тек­ту­ра бы­ла ори­ен­ти­ро­ва­на на про­пор­ции че­ло­ве­че­ско­го те­ла), со­про­тив­ля­ет­ся та­ким тен­ден­ци­ям, сколь бы пло­до­твор­ны­ми они ни обе­ща­ли быть.

Для со­вре­мен­но­сти ха­рак­тер­ны уст­рем­ле­ния к фор­ма­ли­за­ции гу­ма­ни­тар­но­го зна­ния по об­ра­зу и по­до­бию ма­те­ма­ти­че­ско­го и на­де­ж­ды на то, что в ре­зуль­та­те не ос­та­нет­ся мес­та для про­из­во­ла и субъ­ек­тив­но­сти в ана­ли­зе. Но в тра­диц. струк­ту­ре Ф., при всей стро­го­сти её при­ёмов и трез­во­сти её ра­бо­чей ат­мо­сфе­ры, при­сут­ст­ву­ет не­что, упор­но про­ти­вя­щее­ся по­доб­ным по­пыт­кам. Речь идёт о фор­мах и сред­ст­вах зна­ния, дос­та­точ­но ино­род­ных по от­но­ше­нию к т. н. на­уч­но­сти, – да­же не об ин­туи­ции, а о «жи­тей­ской муд­ро­сти», здра­вом смыс­ле, зна­нии лю­дей, без че­го не­воз­мож­но то ис­кус­ст­во по­ни­мать ска­зан­ное и на­пи­сан­ное, ка­ко­вым яв­ля­ет­ся Ф. Ма­те­ма­ти­че­ски точ­ные ме­то­ды воз­мож­ны лишь в пе­ри­фе­рий­ных об­лас­тях Ф. и не за­тра­ги­ва­ют её сущ­но­сти. Фи­ло­лог, ра­зу­ме­ет­ся, не име­ет пра­ва на куль­ти­ви­ро­ва­ние субъ­ек­тив­но­сти, но он не мо­жет и ог­ра­дить се­бя за­ра­нее от рис­ка субъ­ек­тив­но­сти на­дёж­ной сте­ной точ­ных ме­то­дов. Стро­гость и осо­бая «точ­ность» Ф. со­сто­ят в по­сто­ян­ном нрав­ст­вен­но-ин­тел­лек­ту­аль­ном уси­лии, пре­одо­ле­ваю­щем про­из­вол и вы­сво­бо­ж­даю­щем воз­мож­но­сти че­ло­ве­че­ско­го по­ни­ма­ния. Как служ­ба по­ни­ма­ния Ф. по­мо­га­ет вы­пол­не­нию од­ной из глав­ных че­ло­ве­че­ских за­дач – по­нять др. че­ло­ве­ка (и др. куль­ту­ру, др. эпо­ху), не пре­вра­щая его ни в «ис­чис­ли­мую» вещь, ни в от­ра­же­ние собств. эмо­ций.