Средние века

Средние века

Формирование древнерусского искусства

Воз­ник­но­ве­ние об­шир­но­го Древнерусского го­су­дар­ст­ва, объ­е­ди­нив­ше­го с 9 в. в сво­их гра­ни­цах пле­ме­на сла­вян и ряд со­пре­дель­ных с ни­ми эт­но­сов и в осо­бен­но­сти при­ня­тие им хри­сти­ан­ства в ка­че­ст­ве гос. ре­ли­гии от­кры­ли но­вую ис­то­ри­ко-куль­тур­ную эпо­ху. Глав­ной на­став­ни­цей в де­лах ве­ры и твор­че­ст­ва вы­сту­пи­ла Ви­зан­тия, по­ра­зив­шая кня­же­ских по­слов (со­глас­но ле­то­пис­но­му сви­де­тель­ст­ву «По­вес­ти вре­менных лет») та­кой кра­со­той цер­ков­ной служ­бы, что они не ве­да­ли, «на не­бе ли ес­мы бы­ли, ли на зем­ли»; ещё до это­го, со­глас­но той же ле­то­пи­си, при­ез­жий гре­че­ский «фи­ло­соф» (сле­дуя эл­лин­ской тра­ди­ции на­гляд­но-по­учаю­ще­го ис­кус­ст­ва) по­ка­зал кня­зю Вла­ди­ми­ру Святославичу изо­бра­же­ние Страш­но­го су­да, тем са­мым уси­лив его вле­че­ние к но­вой ве­ре. Ус­та­но­вил­ся ка­нон, сис­те­ма ху­дож. пра­вил, вы­де­ляю­щих­ся, в со­от­вет­ст­вии с его ан­тич­но-ви­зан­тий­ски­ми кор­ня­ми (и по кон­тра­сту с гру­бо­ва­той ус­лов­но­стью ме­ст­ных язы­че­ских идо­лов), сво­ей на­ту­ро­по­доб­ной че­ло­веч­но­стью, мо­ну­мен­таль­ным ве­ли­ко­ле­пи­ем и воз­вы­шен­но­стью в пря­мом и пе­ре­нос­ном смыс­лах: ес­ли пре­ж­де при­шель­цам с юга ка­за­лось, что у сев. на­ро­дов «всё под зем­лёй», то те­перь поя­ви­лись вы­со­кие ка­мен­ные хра­мы, до­ми­ни­ро­вав­шие в ка­че­ст­ве глав­ных про­стран­ствен­ных ори­ен­ти­ров, как гра­до­строи­тель­ных, так и чис­то пей­заж­ных (тем бо­лее, что ря­до­вая за­строй­ка по-преж­не­му со­стоя­ла из не­боль­ших сру­бов или, в без­лес­ных рай­онах, ма­за­нок).

Про­из­вод­ст­во плос­ко­го кир­пи­ча-плинфы, из­го­тов­ле­ние мо­за­ик, фре­ско­вая и икон­ная жи­во­пись – все эти на­вы­ки при­нес­ли с со­бой на Русь ви­зан­тий­ские мас­те­ра (их же юве­лир­ное ис­кус­ст­во, в т. ч. тех­ни­ка ска­ни и зер­ни, бы­ло дос­та­точ­но хо­ро­шо из­вест­но здесь ещё до при­ня­тия хри­сти­ан­ст­ва). Но вско­ре поя­ви­лись и ме­ст­ные ху­дож­ни­ки (пер­вым из ко­то­рых был, по пре­да­нию, Али­пий, инок Кие­во-Пе­чер­ской лав­ры). Ку­по­ла (пер­во­на­чаль­но шле­мо­вид­ные), ве­ли­ча­вый ла­ко­низм кир­пич­ных или ка­мен­ных форм (прав­да, б. ч. хри­сти­ан­ских хра­мов на Ру­си из­древ­ле воз­води­лась из де­ре­ва, но до нас дош­ли лишь срав­ни­тель­но позд­ние об­раз­цы), кре­сто­во-ку­поль­ная система (со сво­да­ми, как бы осе­няю­щи­ми свер­ху тех, кто со­брал­ся на цер­ков­ную служ­бу, и мощ­ны­ми внут­рен­ни­ми стол­ба­ми), мас­сив­ные сте­ны, скруг­лён­ные за­ко­ма­ры и ап­си­ды, под­чёр­ки­ваю­щие мед­ли­тель­но-плав­ную рит­ми­ку ар­хи­тек­тур­ных объ­ё­мов, мо­заи­ки и фре­ски, а так­же ико­ны, пе­ред ал­та­рём сгруп­пи­ро­ван­ные на срав­ни­тель­но не­вы­со­кой пре­гра­де, – всё это соз­да­ва­ло це­ло­ст­ный об­раз боже­ст­вен­но-про­свет­лён­но­го ми­ро­уст­рой­ст­ва. При этом ви­зан­тий­ская ти­по­ло­гия до­пол­ня­лась чер­та­ми ме­ст­но­го свое­об­ра­зия: важ­ней­шие хра­мы, сре­ди ко­то­рых пер­во­на­чаль­но до­ми­ни­ро­ва­ли за­ко­мар­ные струк­ту­ры (т. е. с по­за­ко­мар­ны­ми по­кры­тия­ми, соз­даю­щи­ми ха­рак­тер­ный вол­ни­стый си­лу­эт верх­не­го яру­са), строи­лись в но­во­об­ра­щён­ной стра­не с рас­чё­том на при­вле­че­ние боль­ших масс ве­рую­щих, име­ли под­чёрк­ну­то со­бор­ный вид и бы­ли зна­чи­тель­но круп­нее со­вре­мен­ных им ви­зан­тий­ских церк­вей.

Внеш­ние по­верх­но­сти стен обо­га­ща­лись вы­сту­па­ми-ло­пат­ка­ми и эле­мен­та­ми узор­ной клад­ки. Ве­ли­чай­шим ар­хи­тек­тур­ным па­мят­ни­ком эпо­хи ос­та­ёт­ся Со­фий­ский со­бор в Кие­ве (включён в список Всемирного наследия). В мо­заи­ках и фре­сках (то­го же Со­фий­ско­го со­бо­ра, а так­же ки­евско­го Михайловского Златоверхого монастыря, начало 12 в.) за­кре­пи­лась мо­ну­мен­таль­но-стро­гая сис­те­ма оформ­ле­ния цер­ков­но­го ин­терь­е­ра – с круп­ны­ми фи­гу­ра­ми на зо­ло­том или цвет­ном фо­не, под­чи­нён­ны­ми лейт­мо­ти­ву тор­же­ст­вен­но­го пред­стоя­ния и зри­тель­но «под­дер­жи­ваю­щи­ми» всю тек­то­ни­ку хра­ма; об­ра­зы, пол­ные ве­ли­ча­во­го бла­го­род­ст­ва, со­че­та­лись с бо­лее ар­хаи­че­ски­ми, но в це­лом до­ми­ни­ро­вал «ари­сто­кра­ти­че­ски-кня­же­ский» стиль (чьё на­зва­ние ука­зы­ва­ет и на гл. за­каз­чи­ков дан­ных про­из­ве­де­ний, и на их пла­сти­ко-ко­ло­ри­сти­че­скую изы­скан­ность в це­лом). На­ря­ду с ар­хи­тек­ту­рой, мо­ну­мен­таль­ной и икон­ной жи­во­пи­сью пло­до­твор­но раз­ви­ва­лось так­же ис­кус­ст­во книж­ной ми­ниа­тю­ры, ран­ним ше­дев­ром ко­то­рой яви­лось «Ост­ро­ми­ро­во Еван­ге­лие», от­ме­чен­ное тем же «ве­ли­ко­кня­же­ским» изы­ском де­ко­ра, близ­ко­го по ма­не­ре пе­ре­го­род­ча­тым эма­лям.

Возникновение местных школ

Хо­тя роль ки­ев­ских об­раз­цов не­ко­то­рое вре­мя бы­ла пер­во­сте­пен­ной, чер­ты ло­каль­но­го свое­об­ра­зия, на­ме­тив­шие­ся уже в 11 в., по­зво­ля­ют го­во­рить о ран­нем сло­же­нии раз­лич­ных ре­гио­наль­ных школ, как ар­хи­тек­тур­ных, так и изо­бра­зи­тель­ных. В северных и восточных древ­не­рус­ских пре­де­лах са­мые зна­чи­тель­ные хра­мы воз­во­ди­лись не из плин­фы, как в Кие­ве, а в основном из кам­ня ли­бо (в нов­го­род­ско-псков­ских зем­лях) из кам­ня с ред­ки­ми про­слой­ка­ми плин­фы. Ис­чез­ло ис­кус­ст­во мо­заи­ки. Ре­пер­ту­ар ар­хи­тек­тур­но­го де­ко­ра обо­га­тил­ся (во Вла­ди­ми­ре, Рос­то­ве и других цен­трах) ар­ка­тур­ны­ми поя­ска­ми. Ес­ли срав­ни­тель­но не­дав­но эс­те­ти­че­ские вку­сы дик­то­ва­лись кня­же­ско-бо­яр­ской сре­дой, то те­перь па­рал­лель­но воз­рос­ло зна­че­ние по­сад­ских, т. е. ши­ро­ких го­род­ских кру­гов, а так­же мо­на­стыр­ских мас­тер­ских, ко­то­рые ра­бо­та­ли не толь­ко на за­каз, но и на сбыт, что уси­ли­ло про­цес­сы ху­дожественного взаи­мо­об­ме­на.

Срав­ни­тель­ное (с Кие­вом) уп­ро­ще­ние нов­го­род­ских ар­хи­тек­тур­ных ком­по­зи­ций (Со­фий­ский со­бор – са­мый круп­ный ана­лог Со­фии Ки­ев­ской; Ге­ор­ги­ев­ский со­бор Юрь­е­ва мо­на­сты­ря; оба включены в список Всемирного наследия) при­да­ло им тек­то­ни­че­скую ком­пакт­ность, под­черк­нув мо­но­лит­ное един­ст­во их об­ра­зов. Здесь так­же строи­лись мо­ну­мен­таль­ные хра­мы, не ус­ту­пав­шие по мас­шта­бу ки­ев­ским, но в северных зем­лях сло­жил­ся на­ря­ду с этим и тип не­боль­шой по­сад­ской церк­ви (например, Бла­го­ве­ще­ния в Ар­ка­жах церковь и Спа­са на Не­ре­ди­це церковь, обе включены в список Всемирного наследия; Св. Ге­ор­гия в Ста­рой Ла­до­ге, конец 12 в.). Эти по­строй­ки за­час­тую вы­де­ля­ют­ся бла­го­да­ря глы­бам из­вест­ня­ка и ва­лу­нам, про­сту­паю­щим под плот­ной об­маз­кой, осо­бой, поч­ти «скульп­тур­ной» пла­сти­че­ской вы­ра­зи­тель­но­стью, ко­то­рая не на­ру­ша­ет, впро­чем, об­щей вы­ве­рен­но­сти изящ­ных про­пор­ций, за­ме­ча­тель­но впи­сы­ваю­щих­ся в ок­ру­жаю­щий пей­заж.

Яр­кие чер­ты ло­каль­но­го, не про­сто ви­зан­ти­ни­зи­рую­ще­го, а как бы «рус­ско-ви­зан­тий­ско­го» свое­об­ра­зия на­ме­ти­лись и в ме­ст­ной фре­ско­вой жи­во­пи­си (рос­пи­си церк­вей: Спа­со-Пре­об­ра­жен­ско­го со­бо­ра Ми­ро­жско­го мо­на­сты­ря в Пско­ве, Св. Ге­ор­гия в Ста­рой Ла­до­ге, Бла­го­ве­ще­ния в Ар­ка­жах и Спа­са Пре­обра­же­ния на Нереди­це; все – 2-я пол.– кон. 12 в.); зна­чи­тель­но рас­ши­рил­ся ре­пер­ту­ар тем и сим­во­лов, на­гляд­но раз­ме­чаю­щих са­краль­ное про­стран­ст­во, ус­лож­ни­лись приё­мы по­ве­ст­во­ва­ния, ли­ней­ной сти­ли­за­ции и кра­соч­ной ак­цен­ти­ров­ки, бла­го­да­ря че­му ду­хов­ная жизнь об­ра­зов по­лу­чи­ла но­вую, уг­луб­лён­ную внут­рен­нюю экс­прес­сию.

Во вла­ди­ми­ро-суз­даль­ских бе­ло­ка­мен­ных хра­мах этой эпо­хи (включены в список Всемирного наследия) к соб­ст­вен­но ар­хи­тек­тур­но­му де­ко­ру до­ба­ви­лись мно­го­чис­лен­ные рель­е­фы, со­сре­до­то­чен­ные в осн. на внеш­ней по­верх­но­сти зда­ний. Ино­гда они по­кры­ва­ют сте­ны сплош­ным ков­ром, об­ра­зуя пыш­ное зре­ли­ще, где юж. и вост. влия­ния, ре­ми­нис­цен­ции зве­ри­но­го сти­ля со­став­ля­ют слож­ный сплав с за­пад­ны­ми, ро­ман­ски­ми эле­мен­та­ми, а ми­фо­логи­че­ские сю­же­ты слов­но впле­те­ны в при­род­ное узо­ро­чье. Са­мы­ми зна­читель­ны­ми здеш­ни­ми па­мят­ни­ка­ми ста­ли По­кро­ва на Нер­ли церковь близ Вла­ди­ми­ра, Ус­пен­ский собор и Дмит­ри­ев­ский со­бо­р во Вла­ди­ми­ре, а так­же Ге­ор­ги­ев­ский со­бор в Юрь­е­ве-Поль­ском (по­след­ние два зда­ния вы­де­ля­ют­ся и осо­бым бо­гат­ст­вом рель­еф­но­го де­ко­ра). Вы­даю­щий­ся об­ра­зец фре­ско­вой жи­во­пи­си – рос­пись Дмит­ри­ев­ско­го со­бо­ра (ок. 1197) – яв­ля­ет­ся, как и Владимирская икона Божией Матери, пе­ре­не­сён­ная из Кие­ва, ви­зан­тий­ским про­из­ве­де­ни­ем, близ­ким сто­лич­но­му, кон­стан­ти­но­поль­ско­му ис­кус­ст­ву. Гре­ко-сре­ди­зем­но­мор­ское на­ча­ло по­ка до­ми­ни­ру­ет и в ли­ках свя­тых, со­хра­няю­щих (при­чём в раз­ных шко­лах) от­чёт­ли­во юж. чер­ты. Од­на­ко со­твор­че­ст­во ме­ст­ных мас­те­ров по­сто­ян­но да­ёт о се­бе знать (так, яв­ные раз­ли­чия жи­во­пис­ных ма­нер, бо­лее «стро­гой» на юж. скло­не сво­да Дмит­ри­ев­ско­го со­бо­ра и бо­лее «мяг­кой» на его сев. скло­не, по­зво­ля­ют ут­вер­ждать, что здесь, на сев. скло­не, ра­бо­тал и рус. мас­тер).

Раз­ви­ва­лась и свет­ская ка­мен­ная ар­хи­тек­ту­ра – са­мым ран­ним, хо­тя лишь фраг­мен­тар­но со­хра­нив­шим­ся её об­раз­цом яв­ля­ет­ся кня­же­ский дво­рец в Бо­голю­бо­ве близ Вла­ди­ми­ра (1158–65). В со­став го­род­ских стен всё ча­ще вклю­ча­лись и ка­мен­ные про­езд­ные баш­ни (ти­па вла­ди­мир­ских Зо­ло­тых во­рот, 1158–64).

Ли­тур­ги­че­ские со­су­ды и пред­ме­ты цер­ков­но­го об­ла­че­ния об­ра­зо­ва­ли в со­во­куп­но­сти важ­ней­шее зве­но де­ко­ра­тив­но-при­клад­но­го ис­кус­ст­ва, сим­во­ли­че­ски от­ра­жаю­ще­го цер­ков­ную служ­бу (сре­ди древ­ней­ших рус. про­из­ве­де­ний та­ко­го ро­да наи­бо­лее из­вест­ны нов­го­род­ские кра­те­ры – со­су­ды для цер­ков­но­го ви­на, и Боль­шой и Ма­лый сио­ны – хра­ни­ли­ща ос­вя­щён­но­го хле­ба, 11–12 вв.). Ли­тьё, че­кан­ка, зернь, скань, пе­ре­го­род­ча­тые эма­ли, зо­ло­че­ние, а так­же резь­ба по де­ре­ву – все эти тех­ни­ки на­хо­ди­ли ак­тив­ное при­ме­не­ние как в цер­ков­ном, так и в бы­то­вом оби­хо­де, при­чём в по­след­нем стой­ко удер­жи­вались сле­ды ре­ли­ги­оз­но-ма­ги­че­ско­го двое­ве­рия (по­сколь­ку мно­гие ук­ра­ше­ния – змее­ви­ки, грив­ны и др., со­сед­ст­вуя с на­тель­ны­ми кре­ста­ми, в то же вре­мя ис­пол­ня­ли роль язы­че­ских аму­ле­тов-обе­ре­гов). Этап­ным про­из­ве­де­ни­ем, мас­штаб­но объ­е­ди­нив­шим при­клад­ное ре­мес­ло с цер­ков­ным нра­во­учени­ем, яви­лись вра­та со­бо­ра Ро­ж­де­ст­ва Бо­го­ро­ди­цы в Суз­да­ле (1220-е гг.) – с мно­го­чис­лен­ны­ми, тон­ко рит­ми­че­ски ском­по­но­ван­ны­ми биб­лей­ско-еван­гель­ски­ми сце­на­ми, ис­пол­нен­ны­ми в тех­ни­ке зо­ло­той на­вод­ки на ме­тал­ле.

По­ми­мо Нов­го­ро­да, Пско­ва и Вла­дими­ра с их ок­ре­ст­но­стя­ми важ­ные ­худож. цен­тры сфор­ми­ро­ва­лись в Га­личе, По­лоц­ке, Смо­лен­ске, Вла­ди­ми­ре-Во­лын­ском, Рос­то­ве Ве­ли­ком и Яро­слав­ле. В хра­мо­вом зод­че­ст­ве По­лоц­ка и Смо­лен­ска в 12–13 вв. впер­вые воз­ник­ли под­чёрк­ну­то вер­ти­каль­ные, баш­не­об­раз­ные ком­по­зи­ции (Свир­ская Ми­хаи­ла Ар­хан­ге­ла цер­ковь в Смо­лен­ске, кон. 1180-х – нач. 1190-х гг., и др.). В це­лом эти ве­ка во­шли в ис­то­рию рос. ис­кус­ст­ва, не­смот­ря на весь­ма ог­ра­ни­чен­ный круг со­хра­нив­ших­ся па­мят­ни­ков, как чрез­вы­чай­но яр­кая и дея­тель­ная эпо­ха: центр и се­вер Ев­ро­пей­ской Рос­сии от­ны­не за­ня­ли весь­ма вид­ное ме­сто в куль­ту­ре сред­не­ве­ко­во­го ми­ра, пе­ре­став быть лишь ок­раи­ной бо­лее раз­ви­тых юж. ци­ви­ли­за­ций.

13–15 века

Из-за мон­го­ло-та­тар­ско­го на­ше­ст­вия на не­ко­то­рое вре­мя пре­кра­ти­лось боль­шин­ст­во сколь­ко-ни­будь зна­чи­тель­ных строи­тель­ных ра­бот. Кня­же­ст­ва Юж­ной, Юго-За­пад­ной и За­пад­ной Ру­си в 13–14 вв. во­шли в со­став Ве­ли­ко­го княже­ст­ва Ли­тов­ско­го и Поль­ши, где гос­под­ство­ва­ла ка­то­ли­че­ская цер­ковь (от­но­ше­ния ко­то­рой с ви­зан­тий­ским пра­во­сла­ви­ем всё бо­лее ос­лож­ня­лись, раз­ли­чие же кон­фес­сий от­час­ти пред­опре­де­ли­ло и раз­ные пу­ти раз­ви­тия восточного и западаного ре­ли­ги­оз­но­го ис­кус­ст­ва). С этой эпо­хи куль­ту­ра Се­ве­ро-Вос­точ­ной и Се­ве­ро-За­пад­ной Ру­си эво­лю­цио­ни­ро­ва­ла уже дос­та­точ­но обо­соб­лен­но от куль­тур сво­их бли­жай­ших сла­вян­ских со­се­дей, хо­тя и в по­сто­ян­ных кон­так­тах с ни­ми.

В Великом Нов­го­ро­де (а так­же Пско­ве), на рус. се­ве­ро-за­па­де в це­лом, не по­стра­дав­шем от на­ше­ст­вия не­по­сред­ст­вен­но, лишь по­пав­шем в вас­саль­ную за­ви­си­мость от Зо­ло­той Ор­ды, тен­ден­ции к об­нов­ле­нию мо­ну­мен­таль­но­го ис­кус­ства про­яви­лись рань­ше все­го, уже в кон. 13 в. Ком­по­зи­ция хра­мов об­ре­ла (по срав­не­нию с преж­ней ком­пакт­ной, ку­бо­об­раз­ной мас­сив­но­стью) но­вую про­стран­ст­вен­ную ди­на­ми­ку бла­года­ря плав­ным трёх­ло­па­ст­ным или пощип­цовым мно­го­скат­ным, уст­рем­лён­ным ввысь по­кры­ти­ям (церк­ви Ни­колы на Лип­не, 1292, Ни­ко­лы Бе­ло­го, 1312, Фё­до­ра Стра­ти­ла­та на Ру­чью церковь, 1360–61, в Великом Нов­го­ро­де; Ус­пе­ния в Ме­лето­ве, 1463). Сте­ны обо­га­ти­лись до­пол­ни­тель­ным, ску­пым, но пла­сти­че­ски мощ­ным де­ко­ром (в т. ч. рель­еф­ны­ми кре­ста­ми), ком­по­зи­ция же объ­ё­мов в це­лом зна­чи­тель­но ус­лож­ни­лась за счёт при­тво­ров, под­кле­тов и кры­лец. Псков­ским церк­вам осо­бую жи­во­пис­ность при­да­ва­ли от­дель­но стоя­щие или при­стро­ен­ные к хра­му звон­ни­цы (храм Бо­го­яв­ле­ния в За­пско­вье, 1496, и др.). В куль­ту­ре всё ак­тив­нее про­сту­па­ли не толь­ко об­щие, со­бор­ные, но и со­ци­аль­но-груп­по­вые и ин­ди­ви­ду­аль­ные на­ча­ла, кон­крет­ные сви­де­тель­ст­ва ча­ст­но­го бла­го­чес­тия: церк­ви и мо­на­сты­ри ли­бо от­дель­ные при­тво­ры те­перь всё ча­ще воз­во­ди­лись по обе­ту, кос­вен­но от­ра­жая как со­бы­тия гос. зна­че­ния, так и лич­ные пе­ри­пе­тии судь­бы за­каз­чи­ка.

В ис­кус­ст­ве Се­ве­ро-За­пад­ной Ру­си спо­ра­ди­че­ски про­сту­па­ли чер­ты го­ти­ки. Так, в 1-й пол. 15 в. в Великом Нов­го­ро­де ра­бо­та­ли не­мец­кие строи­те­ли, соз­дав­шие Гра­но­ви­тую па­ла­ту с нер­вюр­ным сво­дом; ряд луч­ших нов­го­род­ских фре­ско­вых цик­лов (в церк­ви Спа­са на Ко­ва­лё­ве, фре­ски – 1380, и др.) был, по всей ви­ди­мо­сти, на­пи­сан вы­ход­ца­ми из Сер­бии и Бол­га­рии. Преж­няя, «до­мон­голь­ская» ико­но­гра­фия ак­тив­но пре­об­ра­зо­вы­ва­лась и до­пол­ня­лась ме­ст­ны­ми приё­ма­ми, при­об­ре­тав­ши­ми (да­же ес­ли они и не яв­ля­лись спе­ци­фи­че­ски ло­каль­ны­ми изо­бре­те­ния­ми) от­чёт­ли­во ре­гио­наль­ный ха­рак­тер (та­ко­вы крас­ные фо­ны мно­гих нов­го­род­ских икон или рез­кие цве­то­вые кон­тра­сты псков­ской ико­но­пи­си). И в жи­во­пи­си за­метно воз­рас­та­ло ча­ст­ное, лич­но­ст­ное на­ча­ло: про­из­ве­де­ния по­сто­ян­но соз­да­ва­лись в ви­де цер­ков­ных вкла­дов, ис­хо­дя­щих от са­мых раз­лич­ных, уже не толь­ко выс­ших сло­ёв об­ще­ст­ва; уве­ли­чи­ва­лось (при­чём опять-та­ки на раз­ных со­ци­аль­ных уров­нях) и чис­ло до­мо­вых икон. На свя­тых об­раз­ах поя­ви­лись ма­лень­кие фи­гу­ры са­мих за­каз­чи­ков, воз­рас­та­ла кон­крет­но-ис­то­ри­че­ская зна­чи­мость сю­же­тов (не­да­ром об­раз «Чу­до от ико­ны "Богоматерь Зна­ме­ние"», 1460-е гг., по­лучил в 19 в. и впол­не свет­ское имя – «Бит­ва нов­го­род­цев с суз­даль­ца­ми»). Уве­ли­чи­ва­лась по­пу­ляр­ность икон жи­тий­ных, ос­на­щён­ных раз­вёр­ну­то-по­вест­во­ва­тель­ны­ми цик­ла­ми (с от­дель­ны­ми сце­на­ми в клей­мах, рас­по­ло­жен­ных во­круг цен­траль­но­го изо­бра­же­ния, или «сред­ни­ка»).

Книж­ная ми­ниа­тю­ра бы­ла и осо­бым ви­дом жи­во­пи­си (в ли­це­вых, т. е. фи­гур­но-сю­жет­ных изо­бра­же­ни­ях), и осо­бым ти­пом де­ко­ра, свои­ми за­тей­ли­вы­ми за­став­ка­ми и бу­к­ви­ца­ми зри­тель­но, а за­час­тую и сим­во­ли­че­ски ак­цен­ти­рую­ще­го цер­ков­ные тек­сты. В этой сфе­ре в Нов­го­ро­де и Пско­ве так­же бы­ли соз­даны вы­даю­щие­ся па­мят­ни­ки (Слу­жеб­ни­ки и Еван­ге­лия 13–14 вв.), ос­на­щён­ные, по­ми­мо ли­це­вых ком­по­зи­ций, и ха­рак­тер­ны­ми ор­на­мен­та­ми в фор­ме пле­тён­ки с мас­сой гиб­ких, ор­га­ни­че­ски-при­род­ных мо­ти­вов древ­ней те­ра­то­ло­гии (зве­ри­но­го сти­ля). Столь же «при­род­ным» вы­гля­дит и ук­ра­шен­ный бо­га­тым, рас­ти­тель­но-гиб­ким рез­ным ор­на­мен­том Лю­до­го­щен­ский крест (1359), по су­ти са­мый ран­ний из до­шед­ших до нас об­раз­цов древ­не­рус­ской ре­ли­ги­оз­ной скульп­ту­ры. Об­ра­зы та­кого ро­да ка­жут­ся иной раз дос­та­точ­но не­ор­то­док­саль­ны­ми, ре­лик­то­во-«язы­че­ски­ми», но на де­ле в древнерусскую эпоху языче­ские мо­ти­вы (в от­ли­чие от За­пад­ной Ев­ро­пы) прак­ти­че­ски ни­ко­гда не вво­ди­лись в цер­ков­ное ис­кус­ст­во в ви­де пря­мых вста­вок, не­по­сред­ст­вен­но сопря­жён­ных с ре­ли­ги­оз­но-ма­ги­че­ским двое­ве­ри­ем.

Ис­кон­но гре­че­ская ико­но­гра­фия всё ак­тив­нее пе­ре­ла­га­лась на ме­ст­ные «на­ре­чия», при­чём не толь­ко в Нов­го­ро­де и Пско­ве: к преж­ним ре­гио­наль­ным жи­во­пис­ным шко­лам до­ба­ви­лась в 14 в. и твер­ская. Гре­ко-ви­зан­тий­ские ли­ки с их бо­лее жё­ст­кой и гра­фич­ной пла­сти­кой за­мет­но смяг­ча­лись, на­гляд­но во­пло­щая ме­ст­ные эт­ни­че­ские ти­пы, что дей­ст­вен­но уг­луб­ля­ло про­цесс эс­те­ти­ческо­го са­мо­оп­ре­де­ле­ния. Но Ви­зан­тия по-преж­не­му ос­та­ва­лась важ­ным ис­точни­ком вы­даю­щих­ся нов­шеств: так, имен­но от­ту­да в Рос­сию прие­хал Фео­фан Грек, «пре­слав­ный муд­рец» (по сло­вам Епи­фа­ния Пре­муд­ро­го), соз­давший в нов­го­род­ской Спа­са на Иль­и­не ули­це церкви (включена в список Всемирного наследия) про­слав­лен­ный фре­ско­вый цикл, пол­ный ду­хо­вид­че­ской энер­гии и пре­дель­но­го мис­ти­ческо­го дра­ма­тиз­ма. Куль­ту­ра не­за­ви­си­мых рус. кня­жеств дос­ти­га­ет в этом па­мят­ни­ке, уни­каль­ном да­же на со­вре­мен­ном ему ви­зан­тий­ском фо­не, сво­его апо­гея, в сле­дую­щем ве­ке уже ус­ту­пая пер­вен­ст­во Мо­ск­ве (где Фео­фан Грек то­же ра­бо­тал). Ту­да всё ча­ще вы­ез­жа­ют на ра­бо­ту луч­шие ме­ст­ные мас­те­ра, от­ту­да рас­про­стра­ня­ют­ся цен­тра­ли­зо­ван­ные им­пуль­сы ху­дож. раз­ви­тия.

К ру­бе­жу 13–14 вв. от­но­сит­ся зна­мени­тая шапка Мономаха, со­че­таю­щая в сво­ей струк­ту­ре ме­хо­вую шап­ку с ко­ро­ной, т. е. ти­пи­че­ские ази­ат­ско-степ­ные и ви­зан­тий­ские чер­ты. Воз­мож­но, она бы­ла соз­да­на в мас­тер­ских Зо­ло­той Ор­ды.

Период московского «собирания земель»

С воз­вы­ше­ни­ем Мо­с­ков­ско­го ве­ли­ко­го кня­же­ст­ва и соз­да­ни­ем под его эги­дой еди­но­го го­су­дар­ст­ва, вклю­чив­ше­го в 15 в. в свой со­став б. ч. тер­ри­то­рии со­вре­мен­ной Ев­ро­пей­ской Рос­сии, к Мо­ск­ве пе­ре­шла и ве­ду­щая роль в ис­кус­ст­ве. Ис­то­ки это­го воз­вы­ше­ния вы­гля­де­ли в ар­хи­тек­тур­ном от­но­ше­нии дос­та­точ­но скром­но: цер­ков­ные зда­ния (Ус­пен­ский со­бор на Го­род­ке в Зве­ни­го­ро­де, и др.) сле­до­ва­ли в осн. до­мон­голь­ско­му вла­ди­мир­ско­му зод­чест­ву, но к срав­ни­тель­но про­стым, 4-столп­ным и 3-ап­сид­ным ком­по­зи­ци­ям по­след­не­го до­ба­ви­лись поя­са ки­ле­вид­ных ко­кош­ни­ков, при­кры­ваю­щих ос­но­ва­ние ба­ра­ба­на (внеш­не при­под­ня­тое из-за вве­де­ния внут­ри сту­пен­ча­тых под­пруж­ных арок), что (вку­пе с ки­ле­вид­ны­ми же очер­та­ния­ми за­ко­мар) при­да­ва­ло хра­мам на­ряд­ный ярус­ный си­лу­эт. Объ­ё­мы те­перь слов­но вы­рас­та­ли один из дру­го­го – ди­на­мич­но, как в Спас­ском со­бо­ре Ан­д­ро­ни­ко­ва мо­на­сты­ря, или бо­лее плав­но, как в Тро­иц­ком со­бо­ре, ныне – Трои­це-Сер­гие­вой лавры (включён в список Всемирного наследия).

Дея­тель­ность св. Сер­гия Ра­до­неж­ско­го, на­прав­лен­ная на ду­хов­ное про­све­ще­ние Ру­си и пре­одо­ле­ние па­губ­ной «роз­ни ми­ра се­го», на­ло­жи­ла от­пе­ча­ток на важ­ней­шие свер­ше­ния вре­ме­ни. Имен­но в этом рус­ле раз­ви­ва­ет­ся в кон. 14 – нач. 15 вв. фре­ско­вая и икон­ная жи­во­пись Ан­д­рея Руб­лё­ва, пол­ная уми­ро­тво­рён­ной, свет­лой гар­мо­нии. Его пер­со­на­жи (за ис­клю­че­ни­ем па­те­ти­ческих фи­гур во фре­сках вла­ди­мир­ского Ус­пен­ско­го со­бо­ра, по­свя­щён­ных Страш­но­му су­ду, 1408) все­гда пре­бы­вают в со­стоя­нии уми­лён­но­го по­коя и мо­лит­вен­но­го со­зер­ца­ния (та­ко­вы, в част­но­сти, ан­ге­лы зна­ме­ни­той ико­ны «Трои­ца», ок. 1410 или 1425–28), их ок­ру­жа­ет ат­мо­сфе­ра ти­хой бла­го­сти. Высо­чай­шее со­вер­шен­ст­во руб­лёв­ско­го ис­кус­ст­ва за­ко­но­мер­но вос­при­ни­ма­ет­ся как иде­ал русской ико­ны как та­ковой.

С име­на­ми Ан­д­рея Руб­лё­ва и его стар­ше­го со­вре­мен­ни­ка Фео­фа­на Гре­ка свя­за­но сло­же­ние вы­со­ко­го мно­го­ярус­но­го ико­но­ста­са (са­мый ран­ний из до­шед­ших до нас ико­но­ста­сов по­доб­но­го ти­па соз­дан в 1420-х гг. Ан­д­ре­ем Руб­лё­вым и др. мас­те­ра­ми для Тро­иц­ко­го со­бо­ра Трои­це-Сер­гие­ва мо­на­сты­ря, ныне – лавры). Ико­ны от­ны­не со­став­ля­ют по су­ти пя­тую сте­ну хра­ма, под­чёр­ки­ваю­щую их важ­ней­шую цер­ков­но-ли­тур­ги­че­скую роль. Руб­лёв­ско­му ис­кус­ст­ву близ­ки до ду­ху и сти­лю и луч­шие па­мят­ни­ки книж­ной жи­во­пи­си то­го вре­ме­ни (в пер­вую оче­редь, Еван­ге­лие Хит­ро­во, кон. 14 – нач. 15 вв.).

К кон. 14 – нач. 15 вв. от­но­сят­ся древ­ней­шие из из­вест­ных нам па­мят­ни­ков рус. фи­гур­ной де­ре­вян­ной скульп­ту­ры, в сво­ей сти­ли­сти­ке по­ка стро­го сле­дую­щей икон­но­му или де­ко­ра­тив­но-при­клад­но­му ис­кус­ст­ву (круп­ные «ико­ны на ре­зи», т. е. рель­еф­ные изо­бра­же­ния свя­тых Ни­ко­лая Чу­до­твор­ца, Ни­ко­лы Мо­жай­ско­го и св. Ге­ор­гия; изы­скан­ные ми­ниа­тюр­ные кре­сты и образ­ки мас­те­ра Ам­вро­сия). Сре­ди жи­во­пис­ных про­из­ве­де­ний ру­бе­жа 15–16 вв. осо­бо вы­де­ля­ют­ся ико­ны и фре­ски Дио­ни­сия; для них ха­рак­тер­ны ­более уд­ли­нён­ные (не­же­ли у Ан­д­рея Рублё­ва) про­пор­ции фи­гур, рит­ми­че­ски-гра­ци­оз­ная де­ко­ра­тив­ность ко­ло­ри­та и ком­по­зи­ции, а на­ря­ду с этим (что ти­пич­но для дан­ной эпо­хи в це­лом) стрем­ле­ние к ус­лож­не­нию и обо­га­ще­нию смы­сло­вых свя­зей ме­ж­ду зри­тель­ны­ми об­раз­ами и бо­го­слу­жеб­ны­ми тек­ста­ми. Са­мым круп­ным и зна­чи­тель­ным сви­де­тель­ст­вом этих тен­ден­ций яви­лись ис­пол­нен­ные Дио­ни­си­ем с сы­новь­я­ми фре­ски Фе­ра­пон­то­ва мо­на­сты­ря (включён в список Всемирного наследия).

Кре­по­сти в 15 в. по­лу­ча­ют пла­ни­ровку, близ­кую к ре­гу­ляр­ной; в свя­зи с ис­поль­зо­ва­ни­ем ар­тил­ле­рии их сте­ны утол­ща­ют­ся, а баш­ни (пре­ж­де в осн. над­врат­ные) иг­ра­ют всё бо­лее зна­чи­тель­ную ком­по­зи­ци­он­но-стра­те­ги­че­скую роль, чис­лен­но ум­но­жа­ясь, про­пор­цио­наль­но вы­рас­тая и вы­дви­га­ясь впе­рёд (од­ной из пер­вых рус. фор­ти­фи­ка­ций но­во­го ти­па явил­ся Иван­го­род, ос­но­ван­ный в 1492 мо­с­ков­ским ве­ли­ким кня­зем Ива­ном III Ва­силь­е­ви­чем для за­щи­ты зап. ру­бе­жей го­су­дар­ст­ва). Имен­но кре­по­ст­ное строи­тель­ст­во слу­жит те­перь глав­ным сти­му­лом для при­гла­ше­ния ино­стран­ных зод­чих.

В свя­зи с рас­ши­ре­ни­ем и пе­ре­стройкой Крем­ля в по­след­ней четв. 15 в. в Мо­ск­ву при­ез­жа­ют италь­ян­ские мас­те­ра, при­нёс­шие с со­бой це­лый ряд спе­ци­фи­че­ски за­пад­ных ин­женер­ных, кон­ст­рук­тив­ных и де­ко­ра­тив­ных приё­мов (та­ких, как на­вес­ные бой­ни­цы, зуб­цы в ви­де лас­точ­ки­на хвоста, при­ме­нён­ные в сте­нах Крем­ля, или гранё­ный руст Гра­но­ви­той па­ла­ты, возве­дён­ной Мар­ком Фря­зиным и П. А. Со­ла­ри). Италь­ян­цы же вво­дят и эле­мен­ты ор­дер­ной ар­хи­тек­туры, ко­то­рые впер­вые на Ру­си ­были сис­те­ма­ти­че­ски при­ме­не­ны в крем­лёв­ском Ар­хан­гель­ском со­бо­ре, по­стро­ен­ном арх. Але­ви­зом Фря­зи­ным (Но­вым). Как пра­ви­ло, при­ез­жим зод­чим уда­ва­лось дос­тичь ор­га­ни­че­ско­го един­ст­ва ино­зем­ных и ме­ст­ных на­чал, луч­шим при­ме­ром че­му слу­жит воз­ве­дён­ный А. Фио­ра­ван­ти крем­лёв­ский Ус­пен­ский со­бор, вос­про­из­во­дя­щий осн. чер­ты, пре­ж­де все­го пя­ти­гла­вие, древ­не­го про­то­ти­па (Ус­пен­ско­го со­бо­ра во Вла­ди­мире), но со зна­чи­тель­ным из­ме­не­ни­ем об­щей ар­хи­тек­то­ни­ки: тон­ко рас­счи­танные про­пор­ции ин­терь­е­ра де­ла­ют по­след­ний не­обы­чай­но про­сто­рным и уже не столь мас­сив­ным, как во вла­ди­мир­ском об­раз­це.

На­вы­ки итальянского Воз­ро­ж­де­ния ак­тив­но во­пло­ща­лись и в ор­на­мен­те, ко­то­рый (бла­го­да­ря «фряж­ским тра­вам», как на­зы­ва­ли эти де­ко­ра­тив­ные вкра­п­ле­ния) об­рёл от­ны­не в зна­чи­тель­ной ме­ре сме­шан­ный, как бы сред­не­ве­ко­во-ре­нес­санс­ный вид. Древ­не­рус­ский ор­на­мент, ос­та­ва­ясь вне­ка­но­ни­че­ской, по-сво­ему им­про­ви­за­ци­он­ной фор­мой твор­че­ст­ва, ак­тив­но под­пи­ты­вал­ся как с за­па­да, так и с юга и вос­то­ка (при­чём вос­точ­ные, при­хо­дя­щие с Кав­ка­за или Волж­ско-Кам­ской Бул­га­рии мо­ти­вы по срав­не­нию с за­пад­ны­ми бо­лее ска­зоч­но-фан­та­стич­ны, рас­ти­тель­ные же узо­ры в них бо­лее рит­ми­че­ски-ус­лов­ны и как бы «ие­рог­ли­фич­ны», не столь на­ту­раль­ны, как за­пад­ные «тра­вы»). Бо­га­тые ок­ла­ды бо­го­слу­жеб­ных книг и наи­бо­лее почи­тае­мых икон окон­ча­тель­но за­кре­пля­ют­ся в ка­че­ст­ве важ­ней­шей об­лас­ти при­клад­но­го мас­тер­ст­ва, ис­поль­зу­юще­го по­ли­хром­ные эма­ли, скань и се­реб­ря­ное ли­тьё. Ис­кус­ст­во в це­лом вы­ра­жа­ет су­ве­рен­ную мощь го­су­дар­ства (окон­ча­тель­но пре­одо­лев­ше­го в 15 в. вас­саль­ную за­ви­си­мость от Зо­ло­той Ор­ды), ор­га­нич­но, без эк­лек­ти­ки, со­че­тая в сво­их об­раз­ах «своё» с «чу­жим».

16 век

Мо­ну­мен­таль­ное об­нов­ле­ние Мо­с­ков­ско­го Крем­ля (включён в список Всемирного наследия) ус­та­но­ви­ло но­вые мас­шта­бы все­го древ­не­рус­ско­го твор­че­ст­ва. Це­лый ряд ре­гу­ляр­ных по пла­ни­ров­ке го­род­ских крем­лей (как те­перь на­зы­ва­ют преж­ние де­тин­цы) стро­ит­ся в 1-й пол. 16 в. в Ниж­нем Нов­горо­де, Ту­ле, Ко­лом­не, Сер­пу­хо­ве, За­рай­ске и др. го­ро­дах, при­кры­вав­ших под­сту­пы к сто­ли­це. За­вер­ша­ет­ся этот ряд Ка­зан­ским крем­лём (с сер. 16 в.; включён в список Всемирного наследия) и кре­по­стью в Смо­лен­ске, за­кон­чен­ной уже в на­ча­ле сле­дую­ще­го сто­ле­тия. Эти кре­по­сти не толь­ко дер­жат обо­ро­ну, но и со­став­ля­ют в со­во­куп­но­сти мно­го­ча­ст­ную стра­те­ги­че­скую мо­дель го­су­дар­ст­ва, объ­е­ди­нён­но­го под вла­стью мо­с­ков­ских ве­ли­ких кня­зей. В цер­ков­ном зод­че­ст­ве так­же все­мер­но уси­ли­ва­ют­ся стра­те­ги­че­ские и ре­пре­зен­та­тив­ные функ­ции: круп­ный мо­настырь 16 в. – это уже не толь­ко ти­хая оби­тель, а, по­доб­но Трои­це-Сер­гие­ву (14–17 вв.; включён в список Всемирного наследия) или Ио­си­фо-Во­ло­ко­лам­ско­му (15–17 вв.) мо­на­сты­рям, об­шир­ная ци­та­дель с мас­сив­ны­ми сте­на­ми и баш­ня­ми, а так­же глав­ны­ми хра­ма­ми, воз­ве­дён­ны­ми обыч­но по об­раз­цу мо­с­ков­ско­го Ус­пен­ско­го со­бо­ра. Круп­ней­ши­ми «свя­ты­ми ци­та­де­ля­ми» рус. Се­ве­ра ста­ли Ки­рил­ло-Бе­ло­зер­ский монастырь и Со­ло­вец­кий монастырь (включён в список Всемирного наследия); уни­каль­ны по су­ро­вой мо­щи сте­ны по­след­не­го, сло­жен­ные из ог­ром­ных не­об­ра­бо­тан­ных ва­лу­нов.

Ар­хи­тек­тур­ные объ­ё­мы и си­лу­эты жи­во­пис­но обо­га­ща­ют­ся: воз­ни­ка­ют баш­не­об­раз­ные хра­мы шат­ро­во­го ти­па; ран­ний и из­вест­ней­ший их об­ра­зец – цер­ковь Воз­не­се­ния в Ко­ло­мен­ском (1532; включена в список Всемирного наследия), соз­дан­ная (как по­ла­га­ют, италь­ян­цем Пет­ро­ком Ма­лым) с за­мет­ным, хо­тя и не­на­вяз­чи­вым ис­поль­зо­ва­ни­ем го­ти­че­ских приё­мов. Го­ти­че­ские, рав­но как и ор­дер­ные эле­мен­ты всё яв­ствен­нее да­ют о се­бе знать, хо­тя ча­ще в опо­сре­до­ван­ном, а не сис­те­ма­ти­че­ски-на­гляд­ном ви­де. Вы­ра­зи­тель­нее под­чёр­ки­ва­ет­ся ис­то­ри­ко-ме­мо­ри­аль­ный смысл цер­ков­ных зда­ний, по­рой по­ра­жаю­щих сво­им тор­же­ст­вен­но-ма­жор­ным об­ли­ком. Та­ков, пре­ж­де все­го, по­стро­ен­ный в па­мять о взя­тии Ка­за­ни По­кров­ский со­бор что на Рву, или Ва­си­лия Бла­жен­но­го храм, в Мо­ск­ве – с ос­нов­ны­ми объ­ё­ма­ми (а не толь­ко лишь от­дель­ны­ми де­ко­ра­тив­ны­ми де­та­ля­ми), со­став­ляю­щи­ми слож­ную ор­на­мен­таль­ную ком­по­зи­цию, рас­ти­тель­но-пыш­ное ви­де­ние, за­пе­чат­лён­ное в кам­не. Стро­ят­ся бес­столп­ные хра­мы с кре­ща­тым сво­дом (цер­ковь За­ча­тия Ан­ны что в Уг­лу в Мо­ск­ве, сер. 16 в., и др.), струк­ту­ра ко­то­рых по­зво­ля­ет сво­бод­нее варь­и­ро­вать внеш­нее и внут­рен­нее уб­ран­ст­во. Шле­мо­вид­ные ку­по­ла вы­тес­ня­ют­ся лу­ко­вич­ны­ми, го­раз­до бо­лее эф­фект­ны­ми и ди­на­мич­ны­ми по си­луэту, как бы пла­ме­нею­щи­ми по фор­ме, ко­то­рые ино­гда (ещё дос­та­точ­но ред­ко) по­кры­ва­ют по­зо­ло­той, – от­сю­да бе­рёт на­ча­ло столь ха­рак­тер­ная для рус. хра­мов зла­то­гла­вость. Цер­ков­ный ин­терь­ер по-преж­не­му ос­та­ёт­ся сре­до­то­чи­ем зри­тель­но­го ве­ли­ко­ле­пия, од­нако зна­чи­тель­но воз­рас­та­ет и пла­сти­че­ское крас­но­ре­чие внеш­не­го об­ли­ка по­стро­ек, в т. ч. и крас­но­ре­чие мас­штаб­но-гра­до­об­ра­зую­щее, свя­зан­ное с иде­ей «Мо­ск­ва – Третий Ри­м».

Уже не ти­хой «руб­лёв­ской» со­зер­ца­тель­но­стью, а слож­но де­та­ли­зи­ро­ван­ным, хо­тя и по-преж­не­му гар­мо­нич­ным сим­во­ли­ко-ал­ле­го­ри­че­ским стро­ем за­час­тую вы­де­ля­ют­ся и па­мят­ни­ки цер­ков­ной жи­во­пи­си (напр., ико­на «Апо­ка­лип­сис» из Мо­с­ков­ско­го Крем­ля, кон. 15 в., вклю­чаю­щая сот­ни фи­гур). Об­ре­тая под­чёрк­ну­то-про­по­вед­ни­че­ское зву­ча­ние, жи­во­пись ос­мыс­ля­ет­ся от­ныне как де­ло об­ще­го­су­дар­ст­вен­но­го зна­че­ния: под­дер­жи­вая её стро­гий, чуж­дый вся­ких «ере­сей» ви­зан­ти­низм, цер­ков­ный Стоглавый со­бор пред­пи­сы­ва­ет, что­бы ху­дож­ни­ки точ­но сле­до­ва­ли «до­б­рым об­раз­цам», не до­пус­кая ни­ка­ко­го «са­мо­мыш­ле­ния». Вме­сте с тем, бла­го­да­ря стрем­ле­нию мак­си­маль­но сис­те­ма­ти­зи­ро­вать цер­ков­ную ико­но­гра­фию, уси­ли­ва­ют­ся и воз­дей­ствия зап. ре­ли­ги­оз­но­го ис­кус­ства с его де­таль­но раз­ра­бо­тан­ной схола­сти­че­ски-бо­го­слов­ской сим­во­ли­кой. Кон­крет­но-ис­то­ри­че­ское со­дер­жа­ние по­сто­ян­но да­ёт о се­бе знать: так, на­ря­ду с иде­альны­ми об­раз­ами свя­тых и ца­рей в религи­оз­ной жи­во­пи­си те­перь мож­но встре­тить и пер­вые порт­ре­ты (напр., изо­бра­же­ние Ва­си­лия III Ивановича в над­гроб­ной ико­не с со­имен­ным ему свя­тым Ва­си­ли­ем Па­рий­ским, сер. 16 в.). Мас­су ис­то­ри­че­ских сцен вклю­ча­ет в се­бя книж­ная ми­ниа­тю­ра, в осо­бен­но­сти в ог­ром­ном по объ­ё­му Ли­це­вом сво­де. Воз­ник­но­ве­ние в сер. 16 в. рус. кни­го­пе­ча­та­ния да­ёт пер­вые им­пуль­сы раз­ви­тию ме­ст­ной гра­вю­ры, ко­то­рая уже с пер­вых сво­их ша­гов ори­ен­ти­ру­ет­ся не на икон­ные, а на за­пад­ные ре­нес­санс­ные об­раз­цы.

К этой эпо­хе от­но­сит­ся и це­лый ряд ше­дев­ров де­ко­ра­тив­но­го твор­че­ст­ва, в т. ч. обиль­но ук­ра­шен­ный узор­ной и сю­жет­но-фи­гур­ной резь­бой по де­ре­ву трон (цар­ское ме­сто) Ива­на IV Гроз­ного (1551), а так­же рас­ши­тые реч­ным жем­чу­гом пла­ща­ни­цы и др. из­де­лия из мас­тер­ской Ста­риц­ких и др. бо­яр­ских се­мей (при­чём имен­но в этих гра­ци­оз­но-ас­ке­тич­ных, изы­скан­но-стро­гих по сти­лю па­мят­ни­ках ли­це­во­го ши­тья сред­не­ве­ко­вые, не склон­ные к рез­ким нов­ше­ст­вам на­вы­ки удер­жи­ва­ют­ся, быть мо­жет, луч­ше все­го). Де­кор в це­лом при­хот­ли­во ус­лож­ня­ет­ся, к тех­ни­кам че­кан­ки и ска­ни до­бав­ля­ют­ся фи­нифть и чернь, ор­на­мен­ты об­ре­та­ют ми­ниа­тюр­ную мел­ко­фи­гур­ную кар­тин­ность, не­ред­ко вос­про­из­во­дя об­раз­цы из жи­во­пи­си. Ин­тен­сив­но раз­ви­ва­ет­ся ху­дож. ли­тьё, в т. ч. ко­ло­ко­ло­ли­тей­ное ис­кус­ст­во.

В жи­во­пи­си Во­ло­гды и Ве­ли­ко­го Ус­тю­га (а так­же Во­ло­год­ско­го края, Обо­не­жья и Двин­ской зем­ли в це­лом) фор­ми­ру­ет­ся осо­бый раз­дел цер­ков­ной изо­бра­зи­тель­ной куль­ту­ры; сна­ча­ла эти «се­вер­ные пись­ма» (как их на­зва­ли зна­чи­тель­но позд­нее, уже в 19 в.) сле­ду­ют нов­го­род­ской тра­ди­ции, а за­тем скла­ды­ва­ют­ся в са­мо­цен­ную ху­дож. сфе­ру, от­ме­чен­ную ду­хом бла­го­род­ной ар­хаи­ки.

В сер. 16 в. в со­став Рус­ско­го го­су­дар­ст­ва во­шли зем­ли Ка­зан­ско­го хан­ства. Оно бы­ло соз­да­но в 1-й пол. 15 в. на зем­лях Бул­га­рии Волж­ско-Кам­ской, вхо­див­шей с сер. 13 в. в со­став Зо­ло­той Ор­ды. Этот ре­ги­он яв­лял­ся са­мым се­вер­ным оча­гом ис­лам­ской строи­тель­ной и де­ко­ра­тив­ной куль­ту­ры. От бул­гар­ской мо­ну­мен­таль­ной ар­хи­тек­ту­ры ос­та­лись не­мно­го­чис­лен­ные ка­мен­ные со­ору­же­ния 14 в. В 16 в. ис­лам­ское зод­че­ст­во про­дол­жа­ло су­ще­ст­во­вать, но уже не в столь пыш­ном, а бо­лее скром­ном, про­вин­ци­аль­ном ва­ри­ан­те (в ча­ст­но­сти, в ар­хи­тек­ту­ре Ка­си­мов­ско­го цар­ст­ва, где пра­ви­ли та­тар­ские кня­зья, пе­ре­шед­шие на рус. служ­бу). Мно­го­чис­лен­ные от­зву­ки ме­ст­ных до­ис­лам­ских, а так­же сред­не­ве­ко­вых му­суль­ман­ских тра­ди­ций со­хра­ни­лись в де­кора­тив­ном твор­че­ст­ве та­тар и др. при­волж­ских на­ро­дов.

Зодчество 17 века

По­след­нее сто­ле­тие древ­не­рус­ско­го ис­кус­ст­ва осо­бен­но кра­соч­но и мно­го­образ­но. По­сле Смут­но­го вре­ме­ни ар­хи­тек­тур­ный про­цесс, в т. ч. и ди­на­ми­ка строи­тель­ных но­ва­ций, пе­ре­жи­ва­ет бур­ный рост. Ре­фор­мы Ни­ко­на, на­прав­лен­ные на все­мер­ное уси­ле­ние цер­ков­ной вла­сти, ак­тив­но ис­поль­зу­ют эс­те­ти­че­ский ар­гу­мент: сим­во­ли­че­ские об­ра­зы рая или Ие­ру­са­ли­ма c его свя­ты­ня­ми, и пре­ж­де дос­та­точ­но за­мет­ные в хра­мо­строи­тель­ст­ве, те­перь об­ре­та­ют мак­си­маль­ную вы­ра­зи­тель­ность и раз­мах (как в Но­во­ие­ру­са­лим­ском мо­на­сты­ре близ Мо­ск­вы). Мо­на­сты­ри (как и цер­ков­ная ар­хи­тек­ту­ра в це­лом) вы­гля­дят всё на­ряд­нее бла­года­ря по­сте­пен­но­му от­ми­ра­нию их обо­ро­ни­тель­ных функ­ций (та­ким ста­но­вит­ся, в ча­ст­но­сти, по­сле до­стро­ек в 1680–90-х гг. Но­во­де­ви­чий мо­на­стырь в Мо­ск­ве). К чис­лу луч­ших мо­ну­мен­таль­но-жи­во­пис­ных ар­хи­тек­тур­ных «кар­тин» та­ко­го ро­да при­над­ле­жит кремль в Рос­то­ве Ве­ли­ком (1670–83; зна­ме­на­тель­но, что это, соб­ст­вен­но, ог­ром­ный ком­плекс ар­хие­рей­ско­го до­ма, при­зван­ный под­черк­нуть вер­хов­ный ав­то­ри­тет церк­ви).

В хра­мах ум­но­жа­ет­ся чис­ло при­де­лов, об­ход­ных га­ле­рей (гуль­бищ), де­ко­ра­тив­ных ко­кош­ни­ков, рас­по­ло­жен­ных друг над дру­гом ярус­ны­ми ря­да­ми. Де­ре­вян­ное зод­че­ст­во ус­лож­ня­ет и обо­га­ща­ет свои руб­ле­ные объ­ё­мы за счёт кри­во­ли­ней­ных крыш – «бо­чек», раз­но­об­ра­зия по­сле­до­ва­тель­но на­рас­таю­щих струк­тур – с че­тырь­мя, ше­стью и во­се­мью гра­ня­ми (т. е. чет­ве­ри­ков, шес­те­ри­ков и вось­ме­ри­ков) – и, на­ко­нец, строй­ных, вы­со­ких шат­ров. Все эти чер­ты рус. де­ре­вян­ных хра­мов сложи­лись зна­чи­тель­но рань­ше, по ме­ре их эво­лю­ции от церк­вей про­стей­ше­го, «клет­ско­го» ти­па (ко­то­рые не слиш­ком от­ли­ча­лись от боль­ших изб), но лишь на­чи­ная с 17 в. боль­шое чис­ло со­хра­нив­ших­ся па­мят­ни­ков по­зво­ля­ет по дос­то­ин­ст­ву оце­нить их мно­го­об­ра­зие.

В ста­рых и но­вых го­ро­дах ря­дом с цен­тра­ми со­бор­ной жиз­ни стро­ят­ся (при­чём всё ча­ще в кам­не) боль­шие адми­ни­ст­ра­тив­но-хо­зяй­ст­вен­ные квар­та­лы с гос­ти­ны­ми дво­ра­ми, раз­но­го ро­да служ­ба­ми и до­ма­ми куп­цов и зна­ти. Тра­ди­ци­он­ные, замк­ну­тые в се­бе до­ма-кре­по­сти (куп­цов По­ган­ки­ных палаты в Пско­ве) со­че­та­ют­ся с по­строй­ка­ми, бо­лее от­кры­ты­ми к внеш­не­му ми­ру бла­го­да­ря сво­ей ус­лож­нён­ной пла­ни­ров­ке, ком­би­ни­рую­щей хо­ром­ные струк­ту­ры из срав­ни­тель­но не­боль­ших про­стран­ст­вен­ных яче­ек (Те­рем­ной дво­рец в Крем­ле). Бес­пре­це­дент­но воз­рас­та­ет зна­че­ние де­ко­ра: не ог­ра­ни­чи­ва­ясь лишь от­дель­ны­ми ак­цен­та­ми и встав­ка­ми, он те­перь за­да­ёт тон все­му об­ли­ку зда­ния, це­ли­ком под­чи­няя се­бе не­ко­то­рые его час­ти (напр., узор­ные на­лич­ни­ки). Чис­то де­ко­ра­тив­ный смысл об­ре­та­ют и ост­ро­вер­хие си­лу­эты кро­вель зда­ний, в осо­бен­но­сти в мно­го­шат­ро­вых ком­по­зи­ци­ях (Ус­пен­ская цер­ковь Алек­се­ев­ско­го мо­на­сты­ря в Уг­ли­че, зна­ме­на­тель­но уко­ре­нив­шее­ся её на­зва­ние – «Див­ная»; мо­с­ков­ский храм Ро­ж­де­ст­ва Бо­го­ро­ди­цы в Пу­тин­ках, 1649–52). Воз­рас­та­ет и роль по­ли­хро­мии: к кон­тра­сту бе­ло­го кам­ня и кир­пич­ной клад­ки до­бав­ля­ют­ся рас­крас­ка (час­то ими­ти­рую­щая ар­хи­тек­тур­ные де­та­ли), а так­же яр­кие по­лив­ные из­раз­цы с ор­на­мен­та­ми, а по­рой и фи­гур­ны­ми изо­бра­же­ния­ми.

Во 2-й пол. 17 в. глав­ным сре­до­то­чи­ем этой тя­ги к ви­зу­аль­ной пыш­но­сти ста­но­вят­ся мно­го­чис­лен­ные ико­но­ста­сы с об­рам­ле­ния­ми, по­кры­ты­ми рос­кош­ной резь­бой по де­ре­ву и зо­ло­че­ни­ем. Объ­ём­ные де­та­ли ико­но­ста­сов (а так­же и соб­ст­вен­но скульп­ту­ра, всё ак­тив­нее вхо­дя­щая в цер­ков­ный оби­ход и ос­во­бо­ж­даю­щая­ся от сво­ей преж­ней «икон­но­сти») рез­ко ви­до­из­ме­ня­ют тра­ди­ци­он­ный об­лик древ­не­рус­ско­го ис­кус­ст­ва, на­сы­щая его при­хот­ли­вой пла­сти­че­ской иг­рой, свя­зы­ваю­щей мир са­краль­ных об­ра­зов с ми­ром чув­ст­вен­но-зем­ным.

На ви­зан­тий­скую ос­но­ву на­слаи­ва­ют­ся обиль­ные влия­ния зап. ис­кус­ст­ва, на­слаи­ва­ют­ся в бу­к­валь­ном смыс­ле, имен­но как но­вый де­кор на ста­рую конст­рук­цию. Де­ло не толь­ко в том, что на Русь, в осо­бен­но­сти к кон­цу ве­ка, при­ез­жа­ет для ра­бо­ты всё боль­ше соб­ст­вен­но зап.-ев­ро­пей­ских мас­те­ров. Ог­ром­ную роль иг­ра­ет и воз­дей­ст­вие куль­тур со­сед­них на­ро­дов – ук­ра­ин­цев и бе­ло­ру­сов: ху­дож­ни­ки из этих зе­мель при­во­зят с со­бой но­вые ви­ды твор­че­ст­ва, та­кие, как бе­ло­рус­ское «це­нин­ное» (из­раз­цо­вое) де­ло или бе­ло­рус­ская при­хот­ли­вая «резь» ор­на­мен­таль­но-скульп­тур­ных ико­но­ста­сов. И ес­ли ре­нес­санс­ный стиль пре­ж­де да­вал о се­бе знать на Ру­си лишь эпи­зо­ди­че­ски, то те­перь здесь скла­ды­ва­ет­ся свой соб­ст­вен­ный (хо­тя и ог­ра­ни­чен­ный в осн. де­ко­ром, но всё же жиз­нен­ный и яр­кий) ва­ри­ант ба­рок­ко. Его при­ня­то име­но­вать «мо­с­ков­ским» или на­рыш­кин­ским барокко (сре­ди луч­ших его об­раз­цов – цер­ковь Спа­са Не­ру­ко­твор­но­го в Убо­рах близ Мо­ск­вы, 1694–97; ряд по­стро­ек ря­зан­ско­го Солотчинского Рождество-Богородицкого монастыря и Ус­пен­ский со­бор Ря­зан­ско­го крем­ля, 1680–90-е гг.; По­кро­ва в Фи­лях цер­ковь); бли­зок к не­му и «стро­га­нов­ский стиль» зод­че­ст­ва По­вол­жья и При­ка­мья (церк­ви Смо­лен­ская, 1694–97, Ро­ж­де­ст­ва Бо­го­ро­ди­цы, окон­че­на в 1718, обе в Ниж­нем Нов­го­ро­де; и др.). К нач. 18 в. но­вые сти­ли­сти­че­ские вея­ния об­ре­та­ют уже (сле­дуя кур­сом рус. ко­ло­ни­за­ции Ура­ла и Си­би­ри) ог­ром­ный гео­гра­фи­че­ский диа­па­зон, рас­про­стра­ня­ясь вплоть до Вос­точ­ной Си­би­ри.

Пыш­ная ри­то­ри­ка, при­даю­щая ар­хи­тек­тур­но­му де­ко­ру скульп­тур­ную пла­стич­ность, ди­на­ми­че­ски пе­ре­ос­мыс­лен­ные эле­мен­ты ан­тич­но­го ор­де­ра – эти свой­ст­ва ба­рок­ко к кон­цу ве­ка пре­об­ра­жа­ют­ся уже в це­ло­ст­ные сис­те­мы, ох­ва­ты­вая прак­ти­че­ски всю тек­то­ни­ку зда­ния. Глав­ным ис­точ­ни­ком зап. ар­хи­тек­тур­ных но­ва­ций слу­жит уже не Ита­лия (как в 15–16 вв.), но зод­че­ст­во Гол­лан­дии и Поль­ши. Чрез­вы­чай­но важ­на и (как по­сред­ни­че­ская, так и са­мо­цен­ная) роль Ук­раи­ны, ведь имен­но там (к мо­мен­ту её час­тич­но­го при­сое­ди­не­ния к Ру­си) ба­рок­ко бы­ло уже не толь­ко де­ко­ра­тив­ным, но и син­те­ти­че­ски-це­ло­ст­ным сти­лем; так, воз­мож­но, что имен­но ук­ра­ин­ским в сво­их ис­то­ках яв­ля­ет­ся тип цен­три­че­ско­го ярус­но­го хра­ма, по­пу­ляр­ный в кон. 17 – нач. 18 вв. (цер­ковь Зна­ме­ния в Дуб­ро­ви­цах, 1690–1704, и др.).

Живопись и прикладные искусства 17 века

На­пря­жён­ные спо­ры ста­ро­го с но­вым про­ни­зы­ва­ют и икон­ную жи­во­пись, что во мно­гом свя­за­но с про­изо­шед­шим в ре­зуль­та­те ни­ко­нов­ских ре­форм сер. 17 в. цер­ков­ным рас­ко­лом, вы­звав­шим от­де­ле­ние ста­ро­об­ряд­цев (по­след­ние ре­ши­тель­но от­вер­га­ли ико­ны «но­во­го пись­ма», ви­дя в них гру­бое на­ру­ше­ние «древ­ле­го бла­го­чес­тия»). Бо­лее ар­хаи­че­ски-стро­гие и мо­ну­мен­таль­ные «го­дунов­ские пись­ма» со­су­ще­ст­ву­ют ещё с кон. 16 в. со «стро­га­нов­ски­ми», где во­зоб­ла­да­ла ми­ниа­тюр­ная, по-сво­ему юве­лир­ная ма­не­ра жи­во­пи­си, с кра­соч­ны­ми «эма­ле­вы­ми» эф­фек­та­ми, уси­лен­ны­ми зо­ло­том и се­реб­ром (см. Годуновская школа и Строгановская школа). В ико­ны всё ча­ще вво­дят­ся пер­спек­тив­но по­стро­ен­ные пей­за­жи и ин­терь­е­ры («нут­ро­вые па­ла­ты»), вме­сто все­це­ло над­мир­но­го про­стран­ст­ва пе­ред зри­те­лем пред­ста­ёт уже про­стран­ст­во во мно­гом сце­ни­че­ское, ско­ор­ди­ни­ро­ван­ное с его соб­ст­вен­ной бы­то­вой сре­дой. Эта связь со зри­тель­ским соз­на­ни­ем за­кре­п­ля­ет­ся и мно­го­чис­лен­ны­ми де­та­ля­ми, по­ве­ст­во­ва­тель­но или ал­ле­го­ри­че­ски разъ­яс­няю­щи­ми глав­ный сю­жет.

В цер­ков­ных фре­сках, ча­ще уже не тек­то­ни­че­ски-стро­гих, а ском­по­но­ван­ных по «ков­ро­во­му» (т. е. под­чёрк­ну­то де­ко­ра­тив­но­му, хо­тя по-преж­не­му тон­ко ско­ор­ди­ни­ро­ван­но­му с ар­хи­тек­ту­рой) прин­ци­пу, уси­ли­ва­ет­ся жан­ро­вое на­ча­ло; сю­да, как и в зод­че­ст­во, про­ни­ка­ет мас­са ре­нес­санс­но-ба­роч­ных ком­по­нен­тов бла­го­да­ря за­им­ст­во­ва­нию мно­гих мо­ти­вов с зап. гра­вюр (фре­ски церк­ви Ильи Про­ро­ка в Яро­слав­ле, 1680–81, мас­те­ра Г. Ни­ки­тин, С. Са­вин и др.).

Воз­ни­ка­ет са­мо­цен­ный порт­рет, по­ка су­ще­ст­вую­щий в осн. в ви­де пар­су­ны икон­но­го ти­па. Са­мо твор­че­ст­во пе­ре­ста­ёт быть по-сред­не­ве­ко­во­му ано­ним­ным: ес­ли от преж­них сто­ле­тий до нас дош­ло со­всем не­мно­го ху­до­же­ст­вен­но-био­гра­фи­че­ских све­де­ний, то 17 сто­ле­тие уже бо­га­то име­на­ми ху­дож­ни­ков, сре­ди ко­то­рых пер­вое ме­сто за­ни­ма­ет С. Ф. Уша­ков, стре­мив­ший­ся сде­лать свои ико­ны на­ту­ро­по­доб­ны­ми с по­мо­щью све­то­те­не­вой леп­ки ил­лю­зор­но-объ­ём­ных форм. С ли­ков и глаз эта «жи­во­по­доб­ность» рас­про­стра­ня­ет­ся и на фи­гу­ры в це­лом, так что в ико­но­ста­сах кон. 17 в. свя­тые ниж­не­го яру­са «вы­хо­дят» к зри­те­лю уже не толь­ко в со­зер­ца­тель­ном пред­стоя­нии, но и поч­ти как сце­ни­че­ские пер­со­на­жи. На­ря­ду со «спи­ска­ми» (т. е. ко­пия­ми) об­ще­рос­сий­ских свя­тынь – Вла­ди­мир­ской иконы Божией Матери, Смо­лен­ской иконы Божией Матери и др.– воз­ни­ка­ет всё боль­ше ме­ст­ноч­ти­мых «из­во­дов» (т. е. ико­но­гра­фи­че­ских ва­ри­ан­тов), где не­ред­ко за­им­ст­ву­ют­ся и за­пад­ные, ка­то­ли­че­ские про­то­ти­пы. Чер­ты ли­ней­ной пер­спек­ти­вы, сце­нич­но­сти и др. нов­ше­ст­ва час­то встре­ча­ют­ся и в книж­ной жи­во­пи­си (к луч­шим па­мят­ни­кам ко­то­рой при­над­ле­жат ми­ниа­тю­ры «Сий­ско­го Еван­ге­лия», 1693).

Об­ще­рос­сий­ским цен­тром раз­ви­тия всех ви­дов пла­сти­че­ских ис­кусств ста­но­вит­ся в 17 в. Ору­жей­ная па­ла­та Мо­с­ков­ско­го Крем­ля, сыг­рав­шая роль поздне­сред­не­ве­ко­вой ака­де­мии ху­до­жеств. Приё­мы и мо­ти­вы де­ко­ра впе­чат­ля­ют сво­им изо­би­ли­ем (напр., в «Боль­шом на­ря­де» ца­ря Ми­хаи­ла Фё­до­ро­ви­ча, ан­самб­ле пред­ме­тов для тор­же­ст­вен­ных вы­хо­дов, 1627–28). Круг ор­на­мен­таль­ных, в зна­чи­тель­ной ме­ре рас­титель­но-цве­точ­ных, «рай­ских» мо­ти­вов рас­ши­ря­ет­ся поч­ти без­бреж­но, ох­ва­тывая чуть ли не весь из­вест­ный мир (вплоть до Ки­тая с его фар­фо­ром). На­ря­ду с ти­пич­ны­ми для Сред­не­ве­ко­вья ка­бо­шо­на­ми в юве­лир­ном де­ле по­яв­ля­ют­ся и гра­нё­ные дра­го­цен­ные кам­ни. Гео­гра­фия ре­мё­сел зна­чи­тель­но обо­га­ща­ет­ся: не­ко­то­рые ме­ст­ные про­мыс­лы (та­кие, как Хол­мо­гор­ская резная кость, Усольская эмаль, Великоустюжское чернение по серебру или сер­гие­во-по­сад­ские де­ре­вян­ные иг­руш­ки и ев­ло­гии, т. е. па­лом­ни­че­ские су­ве­ни­ры) за­воё­вы­ва­ют ши­ро­кую по­пу­ляр­ность, рас­хо­дясь по всей стра­не. В гра­вю­ре к кон­цу ве­ка скла­ды­ва­ет­ся (по при­ме­ру за­пад­ных «ле­ту­чих лис­тов») фе­но­мен пе­чат­но­го луб­ка; спер­ва дос­таточ­но эли­тар­но-го­род­ской, позд­нее он ста­но­вит­ся од­ной из ран­них форм мас­со­вой куль­ту­ры, ре­ли­ги­оз­ной или свет­ской, по­рой ост­ро­са­ти­ри­че­ской, да­же пуб­ли­ци­стич­ной по сво­ему со­дер­жанию.