18 век
-
Рубрика: Изобразительное искусство
-
Скопировать библиографическую ссылку:
18 век
Эпоха Петровских реформ
Преобразования Петра I направили течение худож. жизни в новое русло. Процессы, обозначившиеся уже в предыдущем столетии (возрастание роли светской культуры, укрепление связей с Западной Европой), теперь мощно активизировались, получив радикальные, по-своему революционные импульсы. Благодаря петровским реформам именно светские, а не религиозные произведения выдвинулись на авансцену жизни, обретая стилеобразующий смысл. Всё искусство было (в его эпохальных сверхзадачах) поставлено на службу уже не церковно-трансцендентным, лишь опосредованно политическим, а уже непосредственно политическим целям прославления государства и воспитания идеального гражданина. Россия вошла в период своего рода ускоренного Ренессанса, стремительно усваивая опыт Возрождения и барокко, причём уже не в синкретическом, «западно-византийском», как совсем недавно, а вполне цельном и вполне западном варианте.
В выстроенном по воле Петра I городе на Неве была заложена совершенно новая по сути система мира, который обустраивается не религией, а искусством. Поэтому вполне закономерно, что в перспективе веков весь исторический центр С.-Петербурга (включён в список Всемирного наследия) превратился в гигантское худож. произведение. Доминантой здесь стала Петропавловская крепость с одноимённым собором (1712–33, арх. Д. Трезини), зданием церковным, но пластически выражающим в первую очередь (благодаря своей колокольне со шпилем, вознесённым на огромную высоту) победную мощь и величие рос. монархии. Излюбленным архитектурным стилем начала века было голландское барокко (органично приспособленное, как и все последующие, новые для России стили, к местному пейзажу); его сравнительно скромные по масштабу здания определили первоначальный облик С.-Петербурга и его дворцовых окрестностей. Иностранные зодчие и художники заняли ведущее положение при императорском дворе, исполняя роль главных наставников в искусстве (их творчество принято именовать «россикой»), молодёжь же начали отправлять для обучения за рубеж. Однако активно формировалась и новая нац. школа: уже при Петре I, который стремился (по его собственным словам) показать, «что есть и из нашего народа добрые мастера», возникают проекты создания Академии художеств.
Регулярное градостроительство, до этого применявшееся в России лишь эпизодически, отныне превращается в универсальную систему, самым крупным и славным выражением которой служит «трезубец» проспектов, определивших структуру петерб. центра. В летней городской усадьбе Петра I (Летнем саду) и Петергофе создаются архетипические образцы регулярного парка западного типа; здесь доминируют (благодаря скульптурам, фонтанам, павильонам) эффектные природно-эстетические зрелища, резко контрастирующие с тихими монастырскими рощами, характерными для средневековой традиции. Ведущим типом зодчества окончательно становится не храм, а дворец, причём пышность дворцов последовательно возрастает. В их внешней структуре, а в особенности во внутреннем убранстве (с декоративной лепниной и скульптурами, живописными плафонами и панно, лаковыми росписями, зеркалами, наборными паркетами) динамически-бравурная, театрализованная патетика барокко со временем включает всё больше черт рококо, стиля, выделяющегося своей особо прихотливой, жеманно-игривой грациозностью.
В сфере изобразительных искусств самым знаменательным, по-своему эпохальным живописным жанром предстаёт портрет, постепенно освобождающийся от парсунной, во многом ещё иконописной манеры и обретающий барочно-рокайльное чувственное одушевление. Ранние успехи в этой области (напр., произведения И. Я. Вишнякова, И. Н. Никитина или А. М. Матвеева) выглядят на тогдашнем европейском фоне достаточно скромно, что, впрочем, не лишает их исторически-этапного значения: ведь именно в портрете наглядней всего воплощаются базисные для эстетики Нового времени принципы натуроподобия, проникновенного подражания природе. Развивается также и искусство портретной эмалевой миниатюры. Усиливается социальная роль гравюры, с мажорной энергией фиксирующей образы обновляющегося времени (произведения братьев И. Ф. Зубова и А. Ф. Зубова). Работы одного из самых ярких мастеров «россики» К. Б. Растрелли (прежде всего его парадные изображения монархов) вводят и рос. скульптуру, прежде остававшуюся в тени прочих искусств, в круг творений «большого стиля», претендующего на универсальную нормативность.
Прикладное творчество, в свою очередь, обретает гос. статус: обслуживающие императорский двор и высшую знать ремёсла и промыслы, в т. ч. производство шпалер (гобеленов) и набивных ситцев, керамика, стеклоделие, камнерезное дело, претворяются (благодаря организации специальных мануфактур) в целые отрасли промышленности. Стараниями М. В. Ломоносова возрождается древнее искусство мозаики. Возникает ряд новых промыслов, в т. ч. ростовская финифть. Новации охватывают и церковное искусство, архитектонику его зданий, пластику и ритм его интерьеров и литургических предметов: так, серебряные раки св. Сергия Радонежского и Александра Невского, созданные во 2-й четв. – сер. 18 в. соответственно для Троице-Сергиевой лавры и Александро-Невской лавры, представляют собой уже вполне целостные и самые крупные для рус. прикладного искусства того времени образцы «большого стиля» барокко.
Эпоха Просвещения
Рус. культура Просвещения достигает своего высшего расцвета в сер. – 2-й пол. 18 века, в годы правления Елизаветы Петровны и Екатерины II. Сама культура, продолжая петровские реформы, стремится просвещать своим величием и блеском, претворяясь в образы гармонического согласия между государством и его подданными, создающиеся (по словам архитектора Б. Ф. Растрелли) для «единой славы всероссийской». Эта программа сама по себе принимает неизбежно утопический характер, как бы низводя небо (в церковной традиции трансцендентное, потустороннее) на землю. Однако как раз в худож. творчестве этот утопический проект века Просвещения предстаёт наиболее продуктивным, украшая несовершенную жизнь примерами идеального совершенства. Причём (по логике просвещённо-монархической культуры) сами императрицы выступают, если и не главными создательницами, то, по крайней мере, главными вдохновительницами всего идеально прекрасного. Даже временная, окказиональная архитектура (т. е. сооружения типа театральных декораций, создававшиеся для оформления празднеств, торжественных монарших въездов, а также погребальных церемоний) порой воплощает в себе самые яркие и смелые стилистические новшества.
Дворцовое строительство обретает особый пространственный размах и живописное великолепие; этапным в этом плане явилось творчество Б. Ф. Растрелли. Его произведения, среди которых наиболее известны Большой (Екатерининский) дворец в Царском Селе (см. в статье о городе Пушкин) и Зимний дворец в С.-Петербурге, представляют собой, как правило, целые ансамбли, ритмически объединённые с помощью пластически разнообразных фасадов и внутренних, ещё более декоративно-пышных, парадных анфилад. Те же принципы феерически-пышного монументализма присущи и церковным зданиям Б. Ф. Растрелли, прежде всего комплексу петерб. Смольного монастыря. В русле дворцовой архитектуры продолжает развиваться и стиль рококо, придающий в своих орнаментальных фантазиях всем материалам почти чувственно ощутимый трепет эстетического бытия, услужливо-комфортно сопряжённого с человеком.
Роскошные городские и усадебные дворцы возводят и придворные вельможи – именно в этом русле кристаллизуется феномен усадьбы как изысканного «храма муз» среди окружающей «сельской простоты» (Кусково, ныне в черте Москвы, архитекторы Ф. С. Аргунов, К. И. Бланк и др.). Наряду с приезжими иностранцами всё более значительную роль играют отныне и рус. зодчие (А. В. Квасов, С. И. Чевакинский, Д. В. Ухтомский и др.). Творческой лабораторией барокко (причём отнюдь не провинциальной по отношению к Великороссии, а постоянно опережающей её своими новациями) по-прежнему остаётся искусство Украины, в т. ч. её монастырская архитектура (где первое место занимает ансамбль обновлённой Киево-Печерской лавры, созданный после пожара 1718).
Период классицизма
В 3-й четв. 18 в. стилистические вехи сменяются: в культуре утверждаются принципы классицизма, стиля несравнимо более рационального, гармонически уравновешенного, отвергающего чрезмерную узорность и велеречивую динамику форм ради логически чётких плановых и пластических решений. Ордерную систему отныне стремятся воссоздать в её античной чистоте, однако важную роль в этом процессе играет и обращение к классицизирующим тенденциям Ренессанса, в первую очередь к наследию А. Палладио (ключевыми для архитектуры рос. палладианства фигурами стали Ч. Камерон и Н. А. Львов). Как раз в этот период эстетика рус. Просвещения обретает максимальную нормативную определённость (благодаря образованию в 1757 в С.-Петербурге Академии художеств, см. в статье Российская академия художеств, а градостроительство окончательно утверждается в своих новых масштабах и принципах, последовательно охватывая всю территорию империи и осмысляя города как системы парадных, лучами расходящихся от центра ансамблей.
Вновь возрастает историко-худож. значение Москвы, где тоже возводятся монументальные здания и ансамбли, значительно обновившие ещё во многом средневековый облик старой столицы. Их архитектурный стиль эволюционирует от патетически-живописных образов В. И. Баженова к гармонически-величавым, воистину градообразующим постройкам М. Ф. Казакова, наглядно (как это свойственно крупным классицистическим комплексам в целом) размечающим структуру целых кварталов и улиц. Выдающуюся роль в развитии зодчества раннего и зрелого классицизма сыграли также К. И. Бланк, Ж. Б. Валлен-Деламот, А. Ф. Кокоринов, А. Ринальди, Ю. М. Фельтен, Дж. Кваренги, И. Е. Старов.
Именно в эту эпоху сложился классический тип усадьбы (классический как в стилистическом, так и в общеисторическом смыслах); архитектура, садово-парковое и прикладное искусство, а также (в случае активного меценатства хозяев) литературные и театрально-зрелищные виды творчества тут синтетически объединялись, превращая усадьбу в рукотворно-природное средоточие худож. гармонии, а в историко-ретроспективном восприятии – в эстетическое олицетворение России. В числе лучших примеров такого рода архитектурно-пейзажного строительства – возведённые в последние десятилетия 18 – нач. 19 вв. усадьбы Архангельское близ Москвы, Останкино (ныне в черте Москвы), а также созданные в Тверской губ. по проектам Н. А. Львова Никольское-Черенчицы и Знаменское-Раёк.
В связи с образованием Академии художеств устанавливается иерархия жанров, возникают жанры, прежде вообще отсутствовавшие либо представленные лишь маргинально: историческая живопись (родоначальником которой был А. П. Лосенко), бытовая картина, пейзаж (Ф. Я. Алексеев, Семён Ф. Щедрин). Но всё же средоточием самых значительных живописных новаций по-прежнему остаётся портрет, достигающий в творчестве Ф. С. Рокотова, Д. Г. Левицкого, С. С. Щукина и В. Л. Боровиковского, а также в скульптурах Ф. И. Шубина особой репрезентативной грации и тонкой проницательности, порой яркой бравурности образов. Одной из вершин мировой монументальной скульптуры и величайшим шедевром «россики» стал памятник Петру I в С.-Петербурге (1768– 1782, скульптор Э. М. Фальконе). Свидетельствами же значительных успехов собственно рос. скульптурной школы явились произведения Ф. Г. Гордеева, М. И. Козловского, И. П. Прокофьева и И. П. Мартоса. Именно в этот период распространился новый для России жанр скульптурного надгробия.
К кон. 18 в. всё чётче определяются раннеромантические веяния (см. Предромантизм), проступающие в причудливых формах псевдоготического зодчества (В. И. Баженов, М. Ф. Казаков и др.; см. в статье Неоготика), сочетающего стилизацию готики с древнерусскими мотивами. Сходные веяния проявились и в моде на английского типа парки со свободно-пейзажной планировкой или (как их называл писатель и учёный А. Т. Болотов) «нежно-меланхолические» сады. Сентиментализм предопределил образный строй многих портретов, в особенности женских. Недолгий период правления Павла I, период по-своему причудливо-романтический, значительно усиливает эти тенденции, воплотившиеся, в частности, в Инженерном замке в С.-Петербурге (архитекторы В. И. Баженов, В. Ф. Бренна), но наметившиеся ещё раньше в дворцово-парковых ансамблях в Гатчине (с 1766, архитекторы Бренна, Н. А. Львов и др.) и Павловске (с 1782, арх. Ч. Камерон и др.). Наравне с жизнью разума, в искусстве всё явственней даёт о себе знать и жизнь души; сквозь рациональную систему, причём в творчестве одних и тех же мастеров, просматривается иррационально-мечтательная стихия (так, И. П. Мартос в своих надгробиях предвосхищает романтизм, в общественных же монументах примыкает к позднему классицизму). Классицистом-романтиком был П. Гонзаго, который в кон. 18 – нач. 19 вв. впервые в России придал театральным декорациям статус особого, весьма значительного вида искусства.
Искусство 18 века в провинции
Столичная худож. культура в век Просвещения, достигнув оптимального своего выражения в С.-Петербурге и Москве, предстала в качестве универсального эталона для всех региональных и нац. культур огромной империи; с особой наглядностью эти универсальные претензии проступили в рамках классицизма с его пафосом всеобщего эстетического мироустройства.
Вскоре после образования Академии художеств, призванной возглавить процесс развития нового искусства, в 1762 была создана Комиссия о каменном строении Санкт-Петербурга и Москвы, которая занялась разработкой проектов и для провинциальных городов (в это и последующие десятилетия было создано и в значительной мере воплощено в жизнь более 400 таких градостроительных проектов). Были преобразованы исторические центры Твери, Калуги, Нижнего Новгорода, Ярославля, Вятки, Симбирска и многих других губернских (а наряду с ними и уездных) городов – с чётким разграничением парадных, административных, хозяйственных и окраинных зон, а также фиксацией границ кварталов при помощи фасадов, выведенных на красную линию улицы, и специальных угловых зданий. Унификация типов зданий (напр., домов дворянских собраний с обязательным торжественным портиком снаружи и двусветным бальным залом внутри) сочеталась с единообразной их раскраской.
Но на деле единый «большой стиль» отнюдь не возобладал в виде безусловного абсолюта, а лишь (если речь шла о старых городах) оттенил и обогатил их традиционную смешанную, сельско-городскую структуру. Старинные городские центры порой плотно заслонялись или обрамлялись новой архитектурой (как, в частности, в Твери или Симбирске), но в целом соседствовали с ней на равных правах (образцовым примером может служить Ярославль с его древними храмами, включёнными в 18 в. в новые видовые перспективы). Архаика удерживалась в провинции особенно прочно, проявляясь в живописных средневеково-барочно-классицистских симбиозах (как в планировке в целом, так и в структуре отдельных зданий) и тем самым доказывая свою непреложную актуальность. В целом же классицизм послужил универсальным языком, который сглаживал контрасты традиций, облегчая взаимную адаптацию культур (в случае со строительством в белорусских и прибалтийских землях, присоединённых в 18 – нач. 19 вв. к Российской империи).
Реальная многослойность культуры наглядно подтверждалась мощными её пластами, сугубо антиклассическими по своему духу. Высокого расцвета достигло церковное деревянное зодчество Севера – Карелии и смежных с ней вологодских и архангельских земель (в течение 18 в. сложился, в частности, знаменитый комплекс в Кижах с доминирующей в нём 22-главой Преображенской церковью; включён в список Всемирного наследия). Наряду со столь сложными по силуэту храмами строились и совсем простые клетские церкви, напоминающие избу с крестом. К древним приёмам плотницкого мастерства и исконно средневековым структурам церквей (часто увенчанных стройным шатром) добавлялись новые элементы (типа ордерных фронтончиков или карнизов), но лишь в виде отдельных вставок, не затрагивающих величаво-архаичной сути. К 18 в. относятся и самые старые (из дошедших до нас) образцы рус. крестьянских изб; именно на Севере благодаря высоким подклетам они достигали особой масштабности. Изба, простая клетская церковь и небольшой, тоже деревянный форт (острог) – такими были главные архитектурные приметы России в процессе продвижения её границ на восток вплоть до Аляски.
Особая худож. цивилизация сложилась в раннепромышленных очагах Урала и Западной Сибири. Зрелый архитектурный классицизм, развитые формы регулярной планировки (заводских поселений), новые виды худож. промышленности (камнерезное дело и чугунное литьё) сосуществовали здесь с массой примеров причудливо-контрастного совмещения традиции с новизной: таковы, в частности, «невьянские иконы» с их вполне натуральными пейзажными деталями. Но ещё более знаменательна пермская деревянная скульптура (название условно: Пермским краем этот феномен отнюдь не ограничен). Лишь отчасти иконные (как в рельефных образах Николы Угодника или Параскевы Пятницы), большей же частью западные иконографические типы (таковы и особо характерные для этого круга произведений фигуры скорбно-задумчивого «Христа в темнице» или «Спаса Полунощного») обрели тут черты фольклорного примитива, подкупающего своей эмоциональностью, силой открытого чувства.
Именно в данный период впервые полномасштабно выявились черты примитива как особой творческой сферы, не вписывающейся в строгие рамки единого «большого стиля». В эту сферу вошли провинциальный портрет (всероссийский по диапазону своего распространения), а также лубок и др. формы городской или смешанной крестьянско-городской культуры, в т. ч. фольклорные росписи, сосредоточенные на отдельных предметах типа мебели или прялок либо покрывающие порой целые стены. Воспроизводя в более дешёвых материалах и более скромных масштабах барочно-классицистические приёмы и мотивы, они придавали им наивную непосредственность и задушевность, в свою очередь демонстрируя контрасты разных культур, не сводимых к единой парадигме.
О живой культурной многоукладности постоянно свидетельствовало и религиозное искусство, причём разных вероисповеданий. Свойственные 18 в. попытки внести стилевое единообразие в архитектуру старинных православных храмов и монастырей, мечетей Приволжья или дуганов (буддийских храмов) Забайкалья постоянно приводили не только к живописным, достаточно выразительным контрастам, но и к прямой эклектике. Поставив впечатляющую задачу всеобщего эстетического синтеза, «век Разума» не сумел её с исчерпывающей полнотой разрешить.