КОМИ́ЧЕСКОЕ

КОМИ́ЧЕСКОЕ [от греч. ϰωμιϰός – имею­щий от­но­ше­ние к ко­ме­дии; из­на­чаль­но свя­за­но с ϰῷμος – шум­ное празд­не­ст­во, празд­нич­ное ше­ст­вие (в т. ч. во вре­мя празд­ни­ка Дио­ни­сий)], смеш­ное. Пер­во­на­чаль­но К. рас­смат­ри­ва­лось как эс­те­тич. ка­те­го­рия, час­то в свя­зи с жан­ром ко­ме­дии, счи­тав­шей­ся наи­бо­лее пол­ным и яр­ким воп­ло­ще­ни­ем ко­ми­че­ско­го. На­ча­ло этой тра­ди­ции по­ло­жил Ари­сто­тель, оп­ре­де­ляв­ший «смеш­ное» (γελοῖον) как «ошиб­ку и урод­ст­во, но без­бо­лез­нен­ное и без­вред­ное», напр. «смеш­ная мас­ка есть не­что без­образ­ное и ис­ка­жён­ное, но без бо­ли» («По­эти­ка», 1449a, пер. М. Л. Гас­па­ро­ва). На про­тя­же­нии сто­ле­тий К. об­су­ж­да­лось в рам­ках по­этик, ино­гда в со­чи­не­ни­ях ко­ме­дио­гра­фов (напр., «Но­вое ис­кус­ст­во со­чи­нять ко­ме­дии» Ло­пе Ф. де Ве­ги Кар­пьо), а так­же в ри­то­рич. трак­та­тах; в цен­тре вни­ма­ния при этом на­хо­ди­лись отд. приё­мы соз­да­ния К., а са­мо К. пред­став­ля­лось внеш­ним яв­ле­ни­ем, ко­то­рое ко­ме­дио­граф дол­жен ото­бра­зить (ср. за­дан­ную Ари­сто­те­лем нор­му, со­глас­но ко­то­рой в от­ли­чие от тра­ге­дии, изо­бра­жаю­щей «луч­ших» лю­дей, ко­ме­дия изо­бра­жа­ет «худ­ших»).

Су­ще­ст­вен­ный сдвиг в трак­тов­ке К. был свя­зан со ста­нов­ле­ни­ем но­во­ев­ро­пей­ской куль­ту­ры, ко­гда сфор­ми­ро­вал­ся ан­тро­по­ло­гич. под­ход к по­ни­ма­нию К.: центр вни­ма­ния сме­стил­ся от изо­бра­жае­мых яв­ле­ний к субъ­ек­ту, пе­ре­жи­ваю­щему и/или соз­даю­ще­му эф­фект ко­ми­че­ско­го. Т. Гоббс вы­во­дил ко­мизм из стрем­ле­ния ощу­тить своё пре­вос­ход­ст­во над дру­гим. И. Кант в «Кри­ти­ке спо­соб­но­сти су­ж­де­ния» свя­зал смех и К. с удо­воль­ст­ви­ем и иг­ро­вым из­бав­ле­ни­ем от со­стоя­ния стрес­са: «Смех есть аф­фект от вне­зап­но­го пре­вра­ще­ния на­пря­жён­но­го ожи­да­ния в ни­что» (Соч. М., 1966. Т. 5. С. 352). Йен­ские ро­ман­ти­ки (Ф. Шле­гель, Но­ва­лис) раз­ра­бо­та­ли уни­вер­саль­ную кон­цеп­цию иро­нии, по­ка­зав, что аб­со­лют­ной гра­ни­цы ме­ж­ду К. и серь­ёз­ным не су­ще­ст­ву­ет. По­зи­ти­ви­сты 19 в. бы­ли склон­ны сво­дить К. и смех к фи­зио­ло­гич. ре­ак­ци­ям. В ин­туи­ти­ви­ст­ской фи­ло­со­фии А. Берг­со­на смех пред­став­лен как сим­пто­ма­тич. ре­ак­ция на ав­тома­тизм, ме­ха­ни­за­цию, по­дав­ляю­щие в по­все­днев­но­сти твор­че­ское жиз­нен­ное на­ча­ло; К. рас­смат­ри­ва­ет­ся тем са­мым как со­ци­аль­ное ком­пен­са­тор­ное сред­ст­во. М. М. Бах­тин в сво­ей кон­цеп­ции сме­хо­вой куль­ту­ры стре­мил­ся рас­крыть ши­ро­кий со­цио­куль­тур­ный и куль­тур­но-ис­то­рич. кон­текст К. (кар­на­ва­ли­за­ция как не­об­хо­ди­мый мо­мент ощу­ще­ния един­ст­ва об­ще­ст­ва и др.). В фи­лос. ан­тро­по­ло­гии Х. Плес­не­ра смех и плач рас­смат­ри­ва­ют­ся как экс­тре­маль­ные ре­ак­ции в кри­зис­ных си­туа­ци­ях че­ло­ве­че­ско­го су­ще­ст­во­ва­ния.

Все эти раз­но­об­раз­ные под­хо­ды к ис­тол­ко­ва­нию К. сви­де­тель­ст­ву­ют о бес­плод­но­сти по­пы­ток све­сти его к к.-л. од­ной фор­му­ле. Ещё Жан Поль ука­зы­вал на про­теи­че­ский ха­рак­тер К.: «Смеш­ное ис­по­кон ве­ка не же­ла­ло ук­ла­ды­вать­ся в оп­ре­де­ле­ния фи­ло­со­фов, – ес­ли толь­ко не про­тив сво­ей во­ли, – про­сто по­то­му, что чув­ст­во смеш­но­го при­ни­ма­ет столь­ко раз­ных об­ли­ков, сколь­ко есть на све­те вся­кой не­ви­да­ли» (При­го­то­ви­тель­ная шко­ла эс­те­ти­ки. М., 1981. С. 127–128). Тем не ме­нее мож­но вы­явить ряд су­щест­вен­ных па­ра­мет­ров, ха­рак­те­ри­зую­щих фе­но­мен ко­ми­че­ско­го.

Пре­ж­де все­го К. яв­ля­ет­ся по­ро­ж­де­ни­ем субъ­ек­та, а не объ­ек­та: ре­шаю­щей ока­зы­ва­ет­ся оп­ре­де­лён­ная ус­та­нов­ка, спо­соб­ность че­ло­ве­ка («чув­ст­во юмо­ра»), а не свой­ст­ва яв­ле­ний (ре­аль­ных или во­об­ра­жае­мых), пред­став­ляе­мых но­си­те­ля­ми К. Дан­ные эт­но­гра­фии и ис­то­рии куль­ту­ры по­ка­зы­ва­ют, что пред­ме­том ко­миз­ма мо­жет ока­зать­ся прак­ти­че­ски лю­бое яв­ле­ние, со­бы­тие, лю­бая лич­ность. Од­на­ко по­ро­ж­дён­ность К. субъ­ек­том не ис­клю­ча­ет объ­ек­тив­ных мо­мен­тов, обу­слов­лен­ных как при­ро­дой че­ло­ве­ка, так и оп­ре­де­лён­ны­ми со­цио­куль­тур­ны­ми ус­ло­вия­ми.

На ког­ни­тив­ном уров­не К. свя­за­но с осо­бой ин­тер­пре­та­ци­ей дей­ст­ви­тель­но­сти, вос­при­ни­мае­мой как ало­гизм, не­ле­пость, не­со­об­раз­ность с об­ще­при­ня­ты­ми пра­ви­ла­ми и пред­став­ле­ния­ми. Не­ожи­дан­ное и не­обыч­ное со­вме­ще­ние раз­но­род­ных кон­тек­стов и уров­ней вос­при­ятия и про­ис­те­каю­щие из не­го па­ра­док­саль­ные вы­во­ды, при­вле­ка­тель­ные сво­ей ква­зи­ло­гич­но­стью, ле­жат в ос­но­ве ост­ро­умия. Ин­тер­пре­та­тор мо­жет быть вклю­чён в про­цесс К. в ви­де спе­ци­аль­но­го пер­со­на­жа, напр. шу­та, свои­ми сло­ва­ми и дей­ст­вия­ми де­мон­ст­ри­рую­ще­го «ко­ми­че­скую ло­ги­ку». Ин­тер­пре­та­то­ры К. ши­ро­ко пред­став­ле­ны в фольк­ло­ре (ду­рак) и ли­те­ра­ту­ре (ср. ге­ро­ев Ф. Раб­ле, об­ра­зы Сан­чо Пан­сы у М. де Сер­ван­те­са, Жа­ка-Фа­та­ли­ста у Д. Дид­ро и др.), не­ред­ко они от­кры­то за­яв­ля­ют о сво­ей ано­маль­но­сти, ино­гда в рез­кой фор­ме (так, бра­вый сол­дат Швейк у Я. Га­ше­ка по­сто­ян­но на­по­ми­на­ет, что он иди­от). Разл. сте­пе­ни де­фор­ма­ции об­ще­при­ня­тых пред­став­ле­ний, а так­же цен­но­ст­ных ори­ен­ти­ров и праг­ма­тич. за­ко­но­мер­но­стей об­ще­ния по­ро­ж­да­ют та­кие спе­ци­фич. про­яв­ле­ния К., как гро­теск, иро­ния, сар­казм, па­ро­дия, ка­ри­ка­ту­ра (шарж).

На пси­хо­ло­гич. уров­не К. свя­за­но с от­ре­шён­ным вос­при­яти­ем пред­ме­та К., от­чу­ж­де­ни­ем от не­го (А. Берг­сон на­звал это со­стоя­ние «ане­сте­зи­ей серд­ца»): смех пред­по­ла­га­ет от­сут­ст­вие сим­па­тии, со­пе­ре­жи­ва­ния с ко­мич­ны­ми пер­со­на­жа­ми, ко­то­рые упо­доб­ля­ют­ся ма­рио­нет­ке или ме­ха­нич. иг­руш­ке. Ис­клю­че­ни­ем яв­ля­ет­ся та­кая слож­ная фор­ма К., как юмор, пред­по­ла­гаю­щий внутр. уча­стие в том, что ка­жет­ся смеш­ным. Воз­мож­но так­же по­пе­ре­мен­ное вос­при­ятие яв­ле­ния как ко­ми­че­ско­го и как тра­ги­че­ско­го или дра­ма­ти­че­ско­го; на этом ос­но­ван жанр тра­ги­ко­ме­дии («смех сквозь слё­зы»), пред­по­ла­гаю­щий спо­соб­ность по­сто­ян­но­го пе­ре­клю­че­ния с од­но­го ти­па вос­при­ятия на дру­гой. От­чу­ж­дён­ность пред­ме­та К. по­зво­ля­ет ис­поль­зо­вать его в ка­че­ст­ве ме­ха­низ­ма со­ци­аль­но­го раз­гра­ни­че­ния на разл. груп­пы («сво­их» и «чу­жих») – эт­но­куль­тур­ные, со­ци­аль­ные, по­ли­ти­че­ские (ср. тра­диц. эт­нич. шут­ки и анек­до­ты). К. спо­соб­но сни­мать на­пря­же­ние, воз­ни­каю­щее в об­ще­ст­ве, од­на­ко в край­них слу­ча­ях К. мо­жет при­ни­мать фор­му сим­во­лич. аг­рес­сии (рез­ко ка­ри­ка­тур­ное, урод­ли­вое изо­бра­же­ние про­тив­ни­ка в про­па­ган­де).

В со­цио­куль­тур­ном пла­не ко­ме­дия, как и боль­шин­ст­во ко­мич. жан­ров, по­сто­ян­но про­ти­во­пос­тав­ля­лась тра­ге­дии как «низ­кий» жанр – «вы­со­ко­му». Сме­хо­вая куль­ту­ра так­же обыч­но ло­ка­ли­зу­ет­ся в низ­ших сло­ях об­ще­ст­ва и свя­зы­ва­ет­ся с «низ­ки­ми» пред­ме­та­ми и те­ма­ми, не­ред­ко та­буи­ро­ван­ны­ми в бо­лее вы­со­ких жан­рах и офиц. об­ста­нов­ке. Зо­на гос­под­ства сме­ха (ко­мич. те­атр, цирк и т. п.), как и спе­ци­фич. со­стоя­ние гос­под­ства К. (кар­на­валь­ные празд­не­ст­ва и сход­ные яв­ле­ния) пред­по­ла­га­ют воз­мож­ность про­ры­ва ни­зо­вых форм куль­ту­ры в бо­лее ши­ро­кое про­стран­ст­во, сня­тие ран­го­вых, ие­рар­хич. ог­ра­ни­че­ний, та­бу, за­пре­тов (по­ли­тич. ка­ри­ка­ту­ра как воз­мож­ность от­кры­то­го на­ру­ше­ния по­ли­тич. ран­гов и норм и т. п.). Воз­мож­на и «вы­со­кая» сме­хо­вая куль­ту­ра (как пра­ви­ло, эли­тар­ная), а так­же ин­тел­лек­ту­аль­ный юмор, од­на­ко и в этом слу­чае при­сут­ст­ву­ет эле­мент «раз­ре­гу­ли­ро­ван­но­сти» со­ци­аль­ных нор­ма­ти­вов, хо­тя и в бо­лее утон­чён­ной фор­ме.

В куль­тур­но-ис­то­рич. пла­не мож­но рас­смат­ри­вать по­сле­до­ва­тель­ное фор­ми­ро­ва­ние и раз­ви­тие разл. форм вы­ра­же­ния ко­миз­ма. К. оче­вид­но при­сут­ст­ву­ет уже в по­все­днев­ной жиз­ни в про­стей­шей фор­ме шут­ки; раз­но­об­раз­ный фольк­лор­ный мир К. ох­ва­ты­ва­ет ши­ро­кий спектр от ма­лых жан­ров (анек­дот, при­ба­ут­ка, драз­нил­ка) до мас­штаб­ных празд­нич­ных об­ря­дов, вклю­чаю­щих в се­бя мно­же­ст­во отд. ко­мич. дей­ст­вий. Фор­ми­ро­ва­ние ли­те­ра­ту­ры и ис­кус­ст­ва при­во­дит к по­яв­ле­нию со­от­вет­ст­вую­ще­го на­бо­ра жан­ров, тем и приё­мов, пред­став­ляю­щих К. в дан­ной куль­ту­ре. С по­яв­ле­ни­ем средств мас­со­вой ин­фор­ма­ции воз­мож­но­сти про­яв­ле­ния К. по­сто­ян­но рас­ши­ря­ют­ся.

Раз­ли­чия в ка­на­лах вос­при­ятия и ком­му­ни­ка­ции оп­ре­де­ля­ют сред­ст­ва вы­ра­же­ния К. Наи­бо­лее бо­га­ты язы­ко­вые воз­мож­но­сти К.: их спектр про­сти­ра­ет­ся от про­стой иг­ры слов до слож­ных по­ве­ст­во­ва­тель­ных и ас­со­циа­тив­ных ме­ха­низ­мов ре­чи, бла­го­да­ря ко­то­рым воз­мож­ны и про­стая бы­то­вая шут­ка, и са­ти­рич. ро­ман. Ран­ний син­тез разл. ме­ха­низ­мов К. пред­став­лен в раз­но­го ро­да фольк­лор­ных дей­ст­вах, а за­тем в те­ат­ре, где сло­во со­че­та­лось с изо­бра­зит. дей­ст­ви­ем и му­зы­кой. Ны­не син­те­тич. фор­мы К. ак­тив­но раз­ви­ва­ют­ся в ки­но, на те­ле­ви­де­нии и в ком­пь­ю­тер­ном ис­кус­ст­ве.