ГАГАУ́ЗСКИЙ ЯЗЫ́К

ГАГАУ́ЗСКИЙ ЯЗЫ́К, язык га­гау­зов. Один из офиц. язы­ков Га­гау­зии (ав­то­ном­но­го об­ра­зо­ва­ния на юге Мол­да­вии, вклю­чаю­ще­го быв. Ком­рат­ский, Ча­дыр-Лунг­ский и Вул­ка­нешт­ский райо­ны). Рас­про­стра­нён так­же в не­сколь­ких сё­лах Одес­ской обл. Ук­раи­ны, Бол­га­рии и Гре­ции. Об­щее чис­ло го­во­ря­щих на Г. я. ок. 180 тыс. чел. (нач. 21 в., оцен­ка), в т. ч. в Мол­да­вии 137,8 тыс. чел. (2004, пе­ре­пись), в Ук­раи­не 22,8 тыс. чел. (2001, пе­ре­пись).

Гагаузский алфавит 1996.

Г. я. от­но­сит­ся к юго-зап. (огуз­ской) груп­пе тюрк­ских язы­ков. На тер­ри­то­рии Мол­да­вии и Ук­раи­ны в 1950-х – 1960-х гг. Л. А. Пок­ров­ской (Рос­сия) вы­яв­ле­ны 2 диа­лек­та – ча­дыр­ско-ком­рат­ский (наи­бо­лее рас­про­ст­ра­нён­ный) и вул­ка­нешт­ский; в ряде сёл Мол­да­вии и Ук­раи­ны су­ще­ст­ву­ют сме­шан­ные го­во­ры. До пе­ре­се­ле­ния в нач. 19 в. боль­шин­ст­ва га­гау­зов из сев.-вост. Бол­га­рии в юж. Бес­сара­бию (Буд­жак) Г. я. ис­пы­ты­вал влия­ние ок­ружав­ших его бал­кан­ских язы­ков (см. Бал­кан­ский язы­ко­вой со­юз), а так­же со­сед­них го­во­ров тур. язы­ка; по­сле мас­со­во­го пе­ре­се­ле­ния наи­бо­лее силь­ное влия­ние на Г. я. ока­зы­ва­ют молд. и рус. язы­ки. В ре­зуль­та­те Г. я. при­обрёл чер­ты, не свой­ст­вен­ные фо­не­тич. и грам­ма­тич. строю тюрк. язы­ков. На уров­не фо­не­ти­ки прои­зо­шло ар­ти­ку­ляц. сбли­же­ние зву­ков и зву­ко­со­че­та­ний га­га­уз­ской ре­чи с та­ко­вы­ми со­сед­них не­родств. язы­ков, что про­яв­ля­ет­ся, в ча­ст­но­сти, в силь­ной па­ла­та­ли­за­ции со­глас­ных пе­ред глас­ны­ми пе­ред­не­го ря­да и в кон­це слов; в ре­зуль­та­те влия­ния за­им­ст­во­ван­ной лек­си­ки в на­ча­ле сло­ва про­из­но­сят­ся со­че­та­ния со­глас­ных bl, sl, br, gr, kr, tr, sk, sp, st. Ха­рак­тер­на йота­ция на­чаль­ных глас­ных е (э), ö, ü в сло­вах тюрк. про­ис­хож­де­ния, не от­ра­жа­е­мая на пись­ме; напр., га­га­уз. el ‘ру­ка’ (про­из­но­сит­ся [jel]), ön ‘пе­рёд; пе­ред­ний’ – [jön], üst ‘верх’ – [jüst]. Вне влия­ний про­ис­хо­дит об­ще­линг­ви­стич. про­цесс стя­же­ния и уп­ро­ще­ния мн. грам­ма­тич. форм, в ча­ст­нос­ти форм наст. вр. гла­го­ла. В ре­зуль­та­те в ча­дыр­ско-ком­рат­ском диа­лек­те об­ра­зо­вал­ся зад­не­ряд­ный ал­ло­фон глас­но­го е (э), об­оз­на­чае­мый на пись­ме бук­вой 0e (напр., alêr ‘бе­рёт’ из alıyer, álmêêr ‘не бе­рёт’ из almıer). По за­ко­ну гар­мо­нии глас­ных (см. Син­гар­мо­низм), аллo­фон ê яв­ля­ет­ся кор­ре­ля­том глас­но­го e в гла­голь­ном аф­фик­се наст. вр. -êr/-er: yazêr ‘пи­шет’, verer ‘да­ёт’. В ре­зуль­та­те ис­чез­но­ве­ния в 19 в. ще­ле­во­го со­глас­но­го ğ и по­зи­ци­он­но­го вы­па­де­ния со­глас­ных h и y на фо­но­ло­гич. уров­не об­ра­зо­ва­лась си­сте­ма вто­рич­ных дол­гих со­глас­ных (aa, ıı , oo, uu, ää , ee, ii, ӧӧ , üü ), про­ти­во­пос­тав­лен­ная сис­те­ме обыч­ных глас­ных (а, ı, о, u, ä, e, i, ӧ, ü).

На уров­не мор­фо­ло­гии за­им­ст­во­ван из болг. яз. аф­фикс -(y)ka су­ще­ст­ви­тель­ных, об­оз­на­чаю­щих лиц жен­ско­го по­ла (напр., komşuyka ‘со­сед­ка’, bal­dis­ka ‘сво­яче­ни­ца’). Раз­вил­ся ин­фи­ни­тив с аф­фик­сом -mаа/-sää (из фор­мы да­тель­но-на­пра­вит. падежа на -mağa/-mеğä), напр. bak­maa ‘смот­реть’, gelmää ‘при­хо­дить’. На ос­но­ве же­лат. на­кло­не­ния сфор­ми­ро­ва­лось со­сла­гат. на­кло­не­ние: isteerim gideyim – букв. ‘хочу, что­бы я по­шёл’ (конъ­ю­н­ктив в функ­ции ин­фи­ни­ти­ва). Име­ет­ся от­но­сит. ме­сто­им. áni ‘ко­то­рый’ (из hani); об­ра­зо­ва­лись мно­го­числ. сою­зы и со­юз­ные сло­ва (гл. обр. из во­про­сит. ме­сто­име­ний и на­ре­чий). На уров­не син­так­си­са в Г. я. про­изош­ли наи­бо­лее кар­ди­наль­ные из­ме­не­ния: по­лу­чи­ли ши­ро­кое раз­ви­тие со­юз­ные и бес­со­юз­ные слож­но­под­чи­нён­ные пред­ло­же­ния; со­от­вет­ст­вен­но вы­шли из упо­т­реб­ле­ния от­гла­голь­но-имен­ные и при­част­ные кон­ст­рук­ции, ха­рак­тер­ные для тюрк. язы­ков; об­ра­зо­ва­лись струк­тур­но но­вые ти­пы со­став­но­го ска­зуе­мо­го, гл. обр. с фор­ма­ми со­сла­гат. на­кло­не­ния, с ин­фи­ни­ти­вом, с пре­ди­ка­ти­ва­ми var ‘есть’ и yok ‘нет’ в осо­бом упот­реб­ле­нии. Нор­мы по­ряд­ка слов в про­стом и слож­ном пред­ло­же­ниях поч­ти иден­тич­ны нор­мам рус. язы­ка. Уве­ли­чи­ва­ет­ся чис­ло ка­лек рус. фра­зео­ло­гиз­мов. В лек­си­ке Г. я. ве­ли­ко чис­ло за­им­ст­во­ва­ний из араб., перс., греч., сла­вян­ских и ро­ман­ских язы­ков. С нач. 1990-х гг. по­яв­ля­ет­ся мно­же­ст­во за­им­ст­во­ва­ний из тур. язы­ка.

Г. я. функ­цио­ни­ру­ет гл. обр. как язык бытового общения и худож. лит-ры. Лит. яз. раз­ви­ва­ет­ся на ос­но­ве ча­дыр­ско-ком­рат­ско­го диа­лек­та с кон. 1950-х гг. В ка­че­ст­ве офиц. Г. я. ис­поль­зу­ет­ся ма­ло вви­ду от­сут­ст­вия мно­гих об­ще­ст­вен­но-по­ли­тич. и адм.-хо­зяйств. тер­ми­нов. Пись­мен­ность на ос­но­ве рус. гра­фи­ки су­ще­ст­во­ва­ла в Мол­да­вии в 1957–95; с 1958 ис­поль­зо­вал­ся соз­дан­ный Л. А. Пок­ров­ской ал­фа­вит. Пись­мен­ность на ос­но­ве лат. гра­фи­ки (ав­то­ры По­кров­ская и молд. линг­вист Г. А. Гай­дар­жи) вве­де­на в Га­гау­зии в 1996.