ДЬЯ́ВОЛ

ДЬЯ́ВОЛ, са­та­на, лю­ци­фер, ден­ни­ца, вель­зе­вул и др. [евр . שׁטך, араб. šayṭa̅n – про­тив­ник в су­де, спо­ре, вой­не, пре­пят­ст­вую­щий, про­ти­во­ре­ча­щий, об­ви­ни­тель, ко­вар­ный на­уш­ник, под­стре­ка­тель; евр. בעל זבןב – по­ве­ли­тель мух (тле­на); греч. διάβολος – кле­вет­ник; лат. lucifer, цер­ков­но­сла­вян­ское ден­ни­ца – не­су­щий свет (сын за­ри) (ср.: Ис. 14:12)], в иу­да­из­ме и хри­сти­ан­ст­ве глав­ный ан­та­го­нист Бо­га и всех вер­ных ему сил на не­бе­сах и на зем­ле, враг «из­бран­но­го на­ро­да» и ро­да че­ло­ве­че­ско­го, царь ада, по­ве­ли­тель бе­сов и про­чих сил зла и тьмы, во­ля, ис­точ­ник, дей­ст­вие и центр ми­ро­во­го зла.

Дьявол. Фрагмент мозаики «Страшный суд» в куполе баптистерия Сан-Джованни во Флоренции. 1225–1325.

Дьявол. Фрагмент рельефа «Страшный суд» в тимпане западного портала собора Сен-Лазар в Отене. Скульптор Гислебертус. 1130–40.

С точ­ки зре­ния, пред­став­лен­ной в Вет­хом и Но­вом За­ве­те (Иов. 1:12; 2:6; Зах. 3:2; Лук. 10, 17–19), Д. про­ти­во­сто­ит Бо­гу не на рав­ных ос­но­ва­ни­ях, не как бо­же­ст­во или ан­ти­бо­же­ст­во зла, но как пад­шее тво­ре­ние Бо­жие, как мя­теж­ный под­дан­ный дер­жа­вы Бо­жи­ей, ко­то­рый толь­ко и мо­жет, что об­ра­щать про­тив Бо­га си­лу, по­лу­чен­ную от не­го же, и про­тив собств. во­ли в ко­неч­ном счё­те со­дей­ст­во­вать вы­пол­не­нию Бо­жие­го за­мыс­ла. В Вет­хом За­ве­те са­та­на – ещё имя на­ри­ца­тель­ное, упот­реб­ляв­шее­ся во всех пе­ре­чис­лен­ных эти­мо­ло­ги­ях; в спец. при­ме­не­нии к са­та­не это имя вос­при­ни­ма­ет­ся как про­зви­ще бе­зы­мян­но­го вра­га, у ко­то­ро­го мо­гут быть и др. про­зви­ща сход­но­го зна­че­ния [напр., как в апок­ри­фе 2 в. до н. э. «Кни­га Юби­ле­ев» (17:18) – Мас­те­ма (вра­ж­да)]. По сво­ей при­ро­де са­та­на по­до­бен ан­ге­лам («сы­нам Эло­хи­ма»), в кру­гу ко­то­рых он пред­ста­ёт пред ли­цом Ях­ве (Иов. 1:6). Бо­ясь за­пре­тов Ях­ве и за­ви­ся от не­го, са­та­на вы­сту­па­ет как враг че­ло­ве­ка, по­ро­ча его пред Все­выш­ним (Иов. 1:9–10). С осо­бой вра­ж­дой са­та­на от­но­сит­ся к но­си­те­лям са­краль­ной вла­сти в «из­бран­ном на­ро­де», будь то царь Да­вид (1 Пар. 21:4) или пер­во­свя­щен­ник Иисус (Зах. 3:1–2). По­ве­де­ние са­та­ны как под­стре­ка­те­ля и со­блаз­ни­те­ля все­гда сбли­жа­ло его с фи­гу­рой змия из на­чаль­ных глав Кни­ги Бы­тия, что при­во­дит к их окон­ча­тель­но­му и пол­но­му ото­жде­ст­в­ле­нию уже в Кни­ге Пре­муд­ро­сти Со­ло­мо­на (2:24 и др.). Тол­куя эпи­зод Кни­ги Бы­тия, позд­ней­шие тар­гу­мы ука­зы­ва­ют на са­та­ну не толь­ко как на кле­вет­ни­ка на че­ло­ве­ка пред Ях­ве, но и как на кле­вет­ни­ка на Ях­ве пред че­ло­ве­ком, «при­но­ся­ще­го ябе­ду на твор­ца сво­его» («Тар­гум Псев­до-­Ио­на­фа­на» к Быт. 3:4). Ряд ле­генд при­пи­сы­ва­ет са­та­не плот­скую связь с Евой и за­ча­тие Каи­на, а так­же пред­став­ля­ет взгляд на Еву как на под­ру­гу и по­соб­ни­цу са­та­ны («Пир­ке раб­би Ели­эзер», 21; «Ял­кут Бе­ре­шит», 1, 23; од­на из воз­мож­ных эти­мо­ло­гий име­ни Ева при ара­мей­ском «Хевъя» и фи­ни­кий­ском «х/в/т» – змея; змее­по­доб­ная бо­ги­ня). Вну­ше­ни­ям са­та­ны при­пи­сы­ва­ют­ся все «чёр­ные де­ла» из ис­то­рии «из­бран­но­го на­ро­да»: по­кло­не­ние зо­ло­то­му тель­цу (месть са­та­ны за по­лу­че­ние «из­бран­ным на­ро­дом» за­ко­на Ях­ве на Си­нае – «Шаб­бат», 89а и др.), пре­лю­бо­дея­ние Да­ви­да с Вир­са­ви­ей («Сан­гед­рин», 95а), указ Ама­на об унич­то­же­нии иу­де­ев («Эс­тер раб­ба», 7). К са­та­не вос­хо­дит всё мо­раль­ное зло ми­ра; вне­об­раз­ный эк­ви­ва­лент об­раза са­та­ны – ха­рак­тер­ное для Тал­му­да по­ня­тие «зло­го по­мыс­ла». По­сколь­ку же по­ро­ж­де­ние гре­ха, срод­ное с ним и не­об­хо­ди­мо из не­го вы­те­каю­щее, есть смерть, са­та­на час­то сли­ва­ет­ся в позд­неи­у­дей­ских ле­ген­дах и тол­ко­ва­ни­ях с ан­ге­лом смер­ти, «вы­ни­маю­щим ду­шу че­ло­ве­ка» («Ба­ба Бат­ра», 16а).

Не­смот­ря на отд. ха­рак­те­ри­сти­ки са­та­ны, пред­став­лен­ные т. о. в вет­хо­за­ветных тек­стах и позд­ней­ших тек­стах иудаи­ст­ской тра­ди­ции, в це­лом бы­тие са­та­ны – про­бле­ма, ед­ва ли од­но­знач­но раз­ре­ши­мая в пре­де­лах иу­да­из­ма. Од­на­ко для её ре­ше­ния иу­да­из­мом всё же бы­ли на­ме­че­ны два пу­ти. Один из них пред­по­ла­гал ак­цен­ти­ро­ва­ние сла­бо­сти са­та­ны, не­рав­но­го ха­рак­те­ра его про­ти­во­стоя­ния с Ях­ве, стра­ха са­та­ны пе­ред све­том мес­сии, его бес­силь­ной за­вис­ти к че­ло­ве­че­ско­му ро­ду. Из­на­чаль­ная сла­бость са­та­ны и по­бе­да над ним ак­туа­ли­зи­ро­ва­лись в куль­то­вых ак­тах, напр. в по­ка­ян­ном празд­ни­ке Йом-ки­пур, что де­ла­ло по­доб­ный путь впол­не при­ем­ле­мым и ор­то­док­саль­ным не толь­ко для разл. на­прав­ле­ний иу­да­из­ма, но и для хри­сти­ан­ст­ва, где по­бе­да над са­та­ной Хри­ста свя­за­на с ос­мея­ни­ем са­та­ны. Прин­ци­пи­аль­но иной путь реа­ли­зо­вал­ся в мис­ти­ке иу­да­из­ма, ко­гда са­та­на ста­вит­ся в бо́ль­шую бли­зость к Бо­гу, как по­ро­ж­де­ние его гне­ва, вы­шед­ше­го из бо­же­ст­вен­ной все­пол­но­ты и обо­со­бив­ше­го­ся. Ос­но­ва­ние для реа­ли­за­ции по­доб­но­го пу­ти так­же на­хо­ди­лось в об­лас­ти вет­хо­за­вет­ных тек­стов, ко­гда од­но и то же со­бы­тие в бо­лее ран­них тек­стах мо­ти­ви­ру­ет­ся гне­вом Ях­ве, в бо­лее позд­них – дей­ст­ви­ем са­та­ны: «Гнев Гос­по­день опять воз­го­рел­ся на Из­ра­иль­тян, и воз­бу­дил он в них Да­ви­да ска­зать: пой­ди, ис­чис­ли Из­раи­ля и Иу­ду» (2 Цар. 24:1); «И вос­стал са­та­на на Из­раи­ля, и воз­бу­дил Да­ви­да сде­лать счис­ле­ние Из­ра­иль­тян» (1 Пар. 21:1). Воз­мож­ность бы­тия са­та­ны как оли­це­тво­ре­ния «гне­ва Бо­жия» наи­бо­лее яр­ко реа­ли­зу­ют каб­ба­ли­сты, до­пус­каю­щие ин­те­гра­цию си­лы зла в бо­же­ст­ве, ко­то­рая пе­ре­ста­ёт быть та­ко­вой внут­ри не­го и ста­но­вит­ся злом толь­ко вне его.

В но­во­за­вет­ной тра­ди­ции, для ко­то­рой Д. пре­ж­де все­го – «лу­ка­вый» (Мф. 6:13, 12:19, 38), про­ти­во­стоя­щий «Сло­ву Бо­жию» (Откр. 19:13), «дра­кон, змий древ­ний, ко­то­рый есть … дья­вол и са­та­на» (Откр. 20:2), бы­тие са­та­ны од­но­знач­но оп­ре­де­ля­ет­ся сквозь приз­му по­бе­ды Хри­ста – сна­ча­ла по­срам­ле­ния са­та­ны на пу­ти ис­ку­ше­ния Сы­на Че­ло­ве­че­ско­го (Мф. 4:4–11; Мк. 1:12–13; Лк. 4:1–13), за­тем – по­бе­ды над ним в Вос­кре­се­нии Хри­сто­вом и со­ше­ст­вии Хри­ста во ад (ср. «Ог­ла­си­тель­ное сло­во в свя­той и ве­ли­кий день Пас­хи Гос­под­ней» свт. Ио­ан­на Зла­то­ус­та: «Ни­кто не бой­ся смер­ти, ибо ос­во­бо­ди­ла нас Спа­со­ва смерть! Объ­я­тый смер­тью, Он уга­сил смерть. Со­шед во ад, Он пле­нил ад и огор­чил то­го, кто кос­нул­ся Его пло­ти. Пред­вос­хи­щая сие, Иса­ия вос­клик­нул: Ад огор­чил­ся, встре­тив Те­бя в пре­ис­под­них сво­их. Огор­чил­ся ад, ибо уп­разд­нён! Огор­чил­ся, ибо ос­ме­ян! Огор­чил­ся, ибо умер­щв­лён! Огор­чил­ся, ибо низ­ло­жен! Огор­чил­ся, ибо свя­зан! Взял те­ло, а при­кос­нул­ся Бо­га; при­нял зем­лю, а на­шёл в нём не­бо; взял то, что ви­дел, а под­верг­ся то­му, че­го не ожи­дал!»). С это­го мо­мен­та са­та­на оче­вид­но осу­ж­дён и мо­жет толь­ко, ос­та­ва­ясь до по­ры «кня­зем ми­ра се­го», вес­ти без­на­дёж­ную борь­бу доль­не­го про­тив гор­не­го и вре­мен­но­го про­тив веч­но­го. Ука­зан­ный эс­ха­то­ло­гич. век­тор на­хо­дит своё окон­чат. под­твер­жде­ние в низ­вер­же­нии са­та­ны, опи­сан­ном в От­кро­ве­нии Ио­ан­на Бо­го­сло­ва (Откр. 20:3, 9–10, 14).

Ана­ло­гич­ны­ми Д. об­раз­ами в ис­ла­ме вы­сту­па­ют шай­тан, Иб­лис, в буд­диз­ме – ма­ра; как во­ля и центр ми­ро­во­го зла Д. пред­став­ля­ет со­бой из­вест­ную ана­ло­гию пер­со­на­жу иран. ми­фо­ло­гии Ари­ма­ну.

Ико­но­гра­фия. Изо­бра­же­ния Д. в об­ра­зе змия (с Ада­мом и Евой), льва, дра­ко­на из­вест­ны с 3–4 вв. В 6 в. по­яв­ля­ют­ся изо­бра­же­ния Д. в че­ло­ве­че­ском об­ли­ке – как пад­ше­го ан­ге­ла-Лю­ци­фе­ра (мо­заи­ка «Хри­стос от­де­ля­ет овец от коз­лищ», ц. Сант-Апол­ли­на­ре-Нуо­во в Ра­вен­не) или как де­мо­на, обыч­но кры­ла­то­го, в ви­де че­ло­ве­че­ской фи­гур­ки (ми­ниа­тю­ра Еван­ге­лия Равву­лы «Ис­це­ле­ние бес­но­ва­то­го»). Те­ло Д. ок­ра­ше­но в чёр­ный или си­ний цвет. В не­ко­то­рых сю­же­тах («Со­ше­ст­вие во ад») он пред­ста­ёт в об­ли­ке по­лу­об­на­жён­но­го муж­чи­ны (ино­гда стар­ца) ат­ле­тич. те­ло­сло­же­ния (став­ро­те­ка Фие­ски-Мор­га­на, нач. 9 в., Мет­ро­по­ли­тен-му­зей, Нью-Йорк; рель­еф из сло­но­вой кос­ти, 10 в., Эр­ми­таж, С.-Пе­тер­бург). Д. в об­ра­зе пут­ни­ка пред­став­лен на ми­ниа­тю­ре 8 в. «Ис­ку­ше­ние Хри­ста» (Еван­ге­лие из мон. Св. Ио­ан­на Бо­го­сло­ва на Пат­мо­се). В 9 в. на ми­ниа­тю­ре Штут­гарт­ской Псал­ти­ри по­яв­ля­ет­ся Д., за­пи­сы­ваю­щий че­ло­ве­че­ские гре­хи (в даль­ней­шем – ус­той­чи­вая де­таль ми­ниа­тюр «Ле­ст­ви­цы» прп. Ио­ан­на Ле­ст­вич­ни­ка). Ан­тро­по­морф­ный без­образ­ный Д. при­сут­ст­ву­ет на рель­е­фах ром. и го­тич. хра­мов (ц. Сен-Сер­нен в Ту­лу­зе, 1096–1250; со­бор Сен-Ла­зар в Оте­не, 1130–40; со­бор Нотр-Дам в Рейм­се, 1211–1311, и др.). В сце­нах «Страш­но­го су­да» Д. трак­ту­ют как ца­ря ада, на пре­сто­ле, ино­гда в ко­ро­не и со ски­пет­ром, с Иу­дой на ко­ле­нях (ц. Сан­та-­Ма­рия-Ас­сун­та на о. Тор­чел­ло, Ве­не­ция, 12 в.).

В 12–13 вв. рас­про­стра­ня­ют­ся изо­бра­же­ния зве­ро­по­доб­но­го Д., час­то по­кры­то­го шер­стью, с крыль­я­ми ле­ту­чей мы­ши, ро­га­ми, хво­стом, ког­тя­ми или ко­пы­та­ми (мо­заи­ка «Страш­ный суд», бап­ти­сте­рий Сан-Джованни во Фло­рен­ции, 1225–1325). На этот ва­ри­ант, за­кре­пив­ший­ся в зап.-­ев­роп. иск-ве (ри­су­нок У. Гра­фа Стар­ше­го «Стран­ст­вую­щий мо­нах и дья­вол», 1512, Ху­дож. со­б­ра­ние, Ба­зель; гра­вю­ра А. Дю­ре­ра «Ры­царь, смерть и дья­вол», 1513), по­влия­ла ико­но­гра­фия бо­га Па­на и ан­тич­ных са­ти­ров. Д. мог­ли пред­став­лять так­же в об­ра­зе мед­ве­дя, коз­ла, вол­ка, обезь­я­ны, кен­тав­ра и т. п. В про­из­ве­де­ни­ях ху­дож­ни­ков Се­вер­но­го Воз­ро­ж­де­ния (М. Шон­гау­эра, М. Грю­не­валь­да, П. Брей­ге­ля Стар­ше­го и в осо­бен­но­сти И. Бос­ха) встре­ча­ет­ся мно­же­ст­во дья­во­лов-мон­ст­ров, со­став­лен­ных из отд. час­тей че­ло­ве­че­ских тел и раз­но­об­раз­ных жи­вот­ных, птиц, пре­смы­каю­щих­ся. В по­стви­зан­тий­ском ис­кус­ст­ве ус­той­чи­во со­хранял­ся ан­тро­по­морф­ный тип кры­ла­то­го Д. с длин­ны­ми, стоя­щи­ми торч­ком во­ло­са­ми («хох­лом»). На рус. ико­нах с апо­ка­лип­тич. сю­же­том «Ар­хан­гел Ми­ха­ил – вое­во­да», из­вест­ных со 2-й пол. 16 в., вверг­ну­тый в безд­ну Д. ино­гда име­ет на брю­хе ли­чи­ну в ви­де вто­рой го­ло­вы. Воз­мож­но, эта осо­бен­ность, встре­чаю­щая­ся и в ев­роп. ико­но­гра­фии, свя­за­на с тек­стом По­сла­ния к Фи­лип­пий­цам ап. Пав­ла: «Им же кон­чи­на по­ги­бель, им же Бог чре­во» (Флп. 3:19). В Но­вое вре­мя Д. пре­им. имел об­лик по­лу­че­ло­ве­ка-по­лу­коз­ла, ре­же дра­ко­на (Ра­фа­эль, «Ар­хан­гел Ми­ха­ил, по­ра­жаю­щий дья­во­ла», ок. 1503–05, Лувр, Па­риж; Я. Тин­то­рет­то, «Бит­ва ар­хан­ге­ла Ми­хаи­ла с са­та­ной в об­ра­зе се­ми­гла­во­го дра­ко­на», ок. 1590, КГ, Дрез­ден). Г. Ре­ни («Ар­хан­гел Ми­ха­ил, по­пи­раю­щий по­вер­жен­но­го са­та­ну», ок. 1635, ц. Сан­та-Ма­рия-деи-Ка­пу­чи­ни в Ри­ме) при­дал Д. че­ло­ве­че­ский об­лик и фи­зи­ог­но­ми­че­ское сход­ст­во с кар­ди­на­лом Дж. Б. Пам­фи­ли (с 1644 па­па Ин­но­кен­тий X). Эпо­ха сим­во­лиз­ма и мо­дер­на вос­кре­си­ла те­му Лю­ци­фе­ра – пре­крас­но­го ан­ге­ла-де­мо­на (М. Вру­бель, «Де­мон си­дя­щий», 1890, ГТГ, Мо­ск­ва; «Де­мон по­вер­жен­ный», 1902, там же).