«Уложе́ние» 1607, по всей видимости, компилятивное сочинение, составленное, вероятно, В. Н. Татищевым.

Скорее всего, возникло в результате переосмысления Татищевым русского законодательства по крепостному праву в ходе подготовки историком «Собрания законов древних руских…» (известно несколько списков начала 1750-х гг. несохранившейся рукописи Татищева, отправленной им в феврале 1750 в Петербургскую академию наук). Снабжено 9 примечаниями. Впервые опубликовано Г. Ф. Миллером в 1768 г. в качестве одного из приложений к Судебнику 1550 г. («Судебник государя царя и великаго князя Иоанна Васильевича и некоторые сего государя и ближних его преемников указы…», № 172–173).

По-видимому, В. Н. Татищев придал тексту «Уложения» вид реально существовавшего законодательного акта, регулировавшего в начале 17 в. положение крестьян и холопов в Русском государстве. За основу историк взял дефектный подлинник или список указной грамоты царя Василия Ивановича Шуйского, отправленной из Москвы воеводе в Чердыни или другого города на Северо-Востоке страны, который существенно дополнил. По свидетельству самого Татищева, в 1730-х гг. он получил «Уложение» от губернатора Казанской губернии князя С. Д. Голицына из архива Чердынской приказной избы.

«Уложение» датировано 9(19) марта 1607 г. – временем активной борьбы правительства с восстанием Болотникова 1606–1607 гг.; запрет на переход крестьян от одного владельца к другому, якобы введённый царём Фёдором Ивановичем «по наговору» Б. Ф. Годунова, а затем отменённый им в своё царствование из-за большого «волнения» «в народе», в «Уложении» отнесён к 1592/1593 г. («Которые крестьяне от сего числа пред сим за 15 лет в книгах 101 году положены, и тем быть за теми, за кем писаны») (Татищев. 1968. № 172. С. 373).

О компилятивном характере «Уложения» свидетельствуют нестыковки и противоречия в тексте (среди них предписание подавать челобитные о беглых до 1 сентября «сего года», хотя 1 сентября 1607 относилось не к текущему, 7115 году, а уже к следующему, 7116); преднамеренная архаизация терминологии (например, слово «сигклит», использованное как синоним Боярской думы, а не редкое обозначение всех членов Земского собора); отсутствие соответствий ряда упомянутых в тексте норм известным в науке источникам (в частности, требование от холоповладельца выдавать замуж и женить своих крепостных людей по достижении ими 18- и 20-летнего возраста соответственно); совпадение большинства положений с нормами, фигурировавшими в официальных документах 1640–1710-х гг. Среди этих позднейших норм, упомянутых в «Уложении»: 15-летний срок подачи исков о поиске беглых крестьян и холопов, штрафы за их приём в пользу царя (3 руб. – за женщину, 10 руб. – за мужчину) и прежнего хозяина беглых («пожилое» в размере 3 руб. за каждый год, прожитый у нового владельца), возложение ответственности за выявление беглых крестьян и холопов на представителей местной администрации (наместников, воевод, судей, дьяков, старост посадов и волостей).

Сомнения в подлинности «Уложения» были высказаны Н. М. Карамзиным в примечаниях к 10-му тому «Истории государства Российского» (Санкт-Петербург, 1824. Примеч. № 349). Во 2-й половине 19 в. свои аргументы в пользу неаутентичности этого текста представили историки М. П. Погодин и И. Д. Беляев. В советской исторической науке «Уложение» рассматривалось преимущественно в качестве своеобразного итога закрепостительных мероприятий конца 16 – начала 17 вв. и результата обобщения предыдущей законодательной практики.