Руси́нский язы́к, условное название совокупности разнородных славянских диалектов и литературно-языковых образований, используемых русинами. Распространены на исконных землях русинского этноса в Карпатах (ныне на территории Закарпатской области Украины и Восточной Словакии) и в районах компактного поселения русин в Венгрии, Румынии, Польше (живущие ныне в западных польских областях лемки причисляются к русинам), в исторических областях Бачка и Срем на территории Воеводины в Сербии и Славонии в Хорватии, а также в США и Канаде. Численность говорящих на русинском языке, по разным оценкам, превышает 100 тыс. человек, в том числе в Сербии 11,3 тыс. человек (2011, перепись), в Хорватии 1,5 тыс. человек (2011, перепись), в Словакии около 50 тыс. человек (2011, перепись), в Польше 4,5 тыс. человек (2011, перепись).

Карпаторусинские диалекты относятся к восточной группе славянских языков, представляя собой продолжение западной части украинского диалектного континуума. На фоне общевосточнославянских, общеукраинских и западноукраинских особенностей они имеют специфические черты: 1) сохранение различия между праславянскими гласными *y (ы) и *i (и), причём рефлекс *i обычно отличается от i из *ě (ять) и другого происхождения (например, кыпiти ‘кипеть’); 2) переход праславянских *о, *е в закрытых слогах, возникших после падения редуцированных, в u, ü наряду с i (как в украинском) при различном распределении этих рефлексов по говорам и неполном совпадении позиций такого изменения с общеукраинским состоянием (ср. вуз/вюз [vüz] / вiз ‘воз’; причастие на -l муж. рода вюз [v’üz] / вiз ‘вёз’ и т. п.); 3) частое сохранение аффрикаты dž [ǯ] < *dj (пряджа ‘пряжа’ и др.); 4) стяжение гласных в основах настоящего времени глаголов с давней основой на -aje-, в том числе в форме 3-го лица ед. ч., сохраняющей окончание t’/t (ср. русин. спiвать – укр. спиває ‘поёт’); 5) окончание -me в 1-м лице мн. ч. настоящего времени глаголов (например, кажеме ‘мы говорим’) и др. Многие из этих черт обязаны польско-восточнословацко-русинским (и, шире, западноукраинским) контактам. В наибольшей степени эти контакты сказались на лемковских диалектах, которые отличает ударение на предпоследнем слоге слова, а также, например, переход твёрдого ł в u̯ (в противоположность его замене т. н. среднеевропейским l в карпаторусинских говорах Восточной Словакии), окончание твор. падежа ед. ч. существительных, прилагательных и местоимений женского рода -om < польск. ą (в отличие от обычного карпаторусинского и западноукраинского -оu̯ < oju) и др. Широко представленная в карпаторусинских диалектах ареальная лексика часто имеет западнославянское происхождение; ср. русин. вшытко – польск. wszystko – словац. všetko – восточнословац. šicko/šytko ‘всё’; русин. єден – польск. и словац. jeden ‘один’; русин. тото, тота – восточнословац. toto ‘этот’, tota ‘эта’; русин. лем – восточнословац. lem ‘только’. Среди неславянских лексических элементов велика доля заимствований из венгерского языка, нередко распространённых во всём карпатском или ещё более широком ареале; ср. русин. и укр. региональное ґазда – словац. и польск. региональное gazda ‘хозяин’; русин. капура – восточнословац. kapura ‘ворота’; русин. теметiв/теметüв – восточнословац. temetiv ‘кладбище’; русин. хосен – восточнословац. chosen ‘польза’.

Южнорусинские говоры переселенцев в сербскую Воеводину (с 18 в.) и хорватскую Славонию (с 19 в.) при сохранении отдельных карпаторусинских (восточнославянских) элементов демонстрируют переход этой части русин на восточнословацкий диалект с регулярными западнославянскими чертами, такими как наличие групп *tl, *dl и *kv, *gv перед *ě, отсутствие ľ после губных согласных на месте их давних сочетаний с *j, свистящие рефлексы сочетаний *tj, *dj; ср. южнорусин. плєтол, плєтла – карпаторусин. плiв ‘плёл’, плела ‘плела’; южнорусин. шидло – карпаторусин. шыло ‘шило’; южнорусин. квет – карпаторусин. цвiт (и квiтка) ‘цветок’; южнорусин. конопа (но коноплянка ‘конопляное поле’) – карпаторусин. конопля; южнорусин. цудзи – карпаторусин. чуджiй ‘чужой’ (при южнорусин. меджа ‘межа’). Им также свойственны южно-западнославянские результаты изменения сочетаний *tort, *tolt, *tert, *telt; ср. южнорусин. крава – карпаторусин. корова. Кроме того, южнорусинские говоры имеют специфические восточнословацкие особенности, общие и локальные, характерные прежде всего для земплинской и шаришской диалектных областей. В фонетике это: 1) закрепление ударения на предпоследнем слоге слова; 2) сочетания er, ar, lu, ol на месте давних слоговых плавных сонантов (например, тварди ‘твёрдый’, длуги ‘долгий’); 3) переход старых долгих *ĕ, *e > i и *ę > ’a, а старых кратких *ĕ, *ę > е (например, вира ‘вера’, вериц ‘верить’, вязац ‘вязать’, глєдац ‘искать’); 4) изменение t’ > c, d’ > dz [ʒ], s’ > š, z’ > ž (например, дзешец ‘десять’, вжац ‘взять’). В морфологии: 1) унифицированные окончания косвенных падежей мн. ч. у существительных всех родов; 2) окончание -och в местном и род. падежах мн. ч.; 3) устранение чередований в парадигме большинства существительных с основой на -k, -h, -ch (или их деморфонологизация; ср. Руснак ‘русин’ – им. падеж мн. ч. Руснаци – род. падеж мн. ч. Руснацох и т. д.); 4) стирание различий между твёрдым и мягким вариантами склонения существительных, в том числе у существительных жен. рода – за счёт обобщения в дат. и местном падежах ед. ч. окончания мягкого типа -i [на драги ‘на дороге’, но устойчивое на драже (< -z’ě) ‘на улице’]; 5) окончание -u в твор. падеже ед. ч. существительных жен. рода (воду ‘водой’, но наречие долу-водом ‘вниз по реке’); 6) формы прошедшего времени глаголов типа читал сом (при я читал), свойственные западной части восточнословацких диалектов, в отличие от карпаторусинских читав єм, читала’м и др. В лексической системе южнорусинских говоров наряду с восточнословацкой и остаточной карпаторусинской лексикой (включая ареальные венгерские заимствования) много сербизмов; например, брег в значении ‘гора’, модлiц ‘просить’ (ср. сербское молити).

Первым письменным языком русин Карпатского региона был (с 18 в.) церковнославянский язык русского извода с карпаторусинскими чертами. На этой базе в 19 в. сложился многовариантный, с различным соотношением церковнославянских, русских и местных элементов, литературный язык (т. н. язычие), употреблявшийся вплоть до 2-й мировой войны (в это время уже преимущественно среди русин-эмигрантов в США). С середины 19 в. часть русинской интеллигенции во главе с А. Духновичем распространяла взамен язычия литературный русский язык, другая часть позднее стала ориентироваться на формирующийся литературный украинский язык, третья группа пыталась создать литературный русинский язык на народной основе. Все эти тенденции сохранялись в среде русин в Чехословакии и Польше после 1919 г. По окончании 2-й мировой войны у них, как и в советском Закарпатье, был официально узаконен только украинский язык. В Воеводине благодаря кодификации Г. Костельника («Граматика бачваньско-рускей бешеди», 1923) ещё до войны утвердился самостоятельный литературный русинский язык, получивший благоприятные условия для развития в послевоенной Югославии (особенно с 1970-х гг.). После 1989 г. активизировалось литературно-языковое строительство у русин в Словакии (газета «Народны новинкы», журнал «Русин» и др.; Ябур В., Панько Ю., «Правила русиньского правопису», 1994; «Декларация о кодификации русинского литературного языка», 1995). Сходные процессы протекают у лемков в Польше (журнал «Бесiда»; Хомяк М., «Ґраматыка лемкiвского языка», 1992) и у русин в Венгрии (журнал «Русинскый жывот») и Закарпатской области Украины (различные периодические издания; Сидор Д., «Граматика русинського языка», 2005).

Графика у всех русинских идиомов на основе кириллицы. В некоторых изданиях на язычии в США и на карпаторусинском языке в Словакии применялась адаптированная латиница.