18 ВЕК

18 ВЕК

Свое­об­ра­зие русской ли­те­ра­ту­ры 18 в. оп­ре­де­ля­ет­ся про­ис­хо­дя­щим в этот пе­риод крутым социокультурным переломом, инициированным Петром I. Разрушение патриархального уклада, создание внерелигиозной политической идеологии, приобщение России к новоевропейской культуре, преимущественно светской и рационалистической, со­про­во­ж­да­лись глу­бо­ки­ми из­ме­не­ния­ми в ха­рак­те­ре ли­те­ра­ту­ры. Соз­да­ёт­ся при­нци­пи­аль­но но­вая сис­те­ма жан­ров и сти­лей, ра­ди­каль­но ре­фор­ми­ру­ют­ся ли­те­ра­тур­ный язык и сти­хо­сло­же­ние – все­го лишь за один век повто­ря­ет­ся путь, прой­ден­ный за­пад­ноев­ро­пей­ски­ми стра­на­ми в те­че­ние двух-трёх сто­ле­тий.

1700-е годы – 1-я половина 1730-х годов

По­эзия это­го пе­рио­да прак­ти­че­ски не бы­ла за­тро­ну­та куль­тур­ны­ми пре­об­ра­зо­ва­ния­ми Пет­ра: она ка­за­лась слиш­ком да­лё­кой от прак­ти­че­ских нужд го­су­дар­ст­ва и об­ще­ст­ва. В ней про­дол­жал гос­под­ство­вать стиль ба­рок­ко, сфор­ми­ро­вав­ший­ся при Си­ме­о­не По­лоц­ком, – гро­мозд­кий, на­пря­жён­ный, ди­на­ми­че­ский; од­на­ко ду­хов­ные, ди­дак­ти­че­ские те­мы от­сту­па­ют на вто­рой план, а на пер­вый вы­дви­га­ют­ся свет­ские, па­не­ги­ри­че­ские (мно­же­ст­во ано­ним­ных хва­леб­ных пе­сен). Фео­фан Про­ко­по­вич (впо­сле­д­ст­вии епи­скоп) со­чи­ня­ет «Епи­ни­ки­он» на пол­тав­скую по­бе­ду (1709). По­яв­ля­ют­ся и поль­зу­ют­ся по­пу­ляр­но­стью в те­че­ние все­го 18 в. (в ру­ко­пис­ном ви­де) пес­ни не­па­не­ги­ри­че­ско­го, час­то лю­бов­но­го со­дер­жа­ния. По­эзия пер­во­го по­сле­пет­ров­ско­го вре­ме­ни на­чи­на­ет об­нов­лять­ся, ос­то­рож­но ос­ваи­вая но­вые жан­ры. П. Бус­ла­ев из­да­ёт слож­ную за­упо­кой­ную по­эму-ви­де­ние «Умо­зри­тель­ст­во ду­шев­ное...» (1734). А. Д. Кан­те­мир на­чи­на­ет при­чуд­ли­во-изы­скан­ную по­эму «Пет­ри­да» (1730) па­мя­ти ца­ря, но за­тем со­сре­до­то­чи­ва­ется на жан­ре са­ти­ры, под­ра­жая Го­ра­цию и Н. Буа­ло и на­стой­чи­во вво­дя в ба­роч­ную вы­чур­ность раз­го­вор­ную лёг­кость (9 са­тир, соз­да­ны в 1729–39). В. К. Тре­диа­ков­ский в 1730 при­ла­га­ет к сво­ему пе­ре­во­ду «Ез­ды в ост­ров люб­ви» П. Таль­ма­на сбор­ник соб­ст­вен­ных сти­хов на слу­чай по об­раз­цам фран­цуз­ской лёг­кой по­эзии, а в 1734 пе­ча­та­ет пер­вую рус­скую тор­же­ст­вен­ную оду (на взя­тие Гдань­ска) по об­раз­цу оды Буа­ло на взя­тие На­мю­ра (1692). Куль­тур­ным ори­ен­ти­ром для по­этов ста­но­вит­ся не ближ­няя Поль­ша, как в 17 в., а Фран­ция и Ита­лия (для Кан­те­ми­ра). Но раз­ви­тие в но­вых на­прав­ле­ни­ях тор­мо­зит­ся сти­ли­сти­че­ской инер­ци­ей язы­ка и сти­ха, проч­но сло­жив­шей­ся в ба­рок­ко 17 в.

Титульный лист первого издания книги «Юности честное зерцало» (С.-Петербург, 1717).

Дра­ма­тур­гия пет­ров­ско­го вре­ме­ни пред­став­ле­на пе­ре­во­да­ми-пе­ре­дел­ка­ми свет­ских пьес фран­цуз­ских (в т. ч. Моль­е­ра), италь­ян­ских и не­мец­ких дра­ма­тур­гов (по боль­шей час­ти на ис­тори­че­ские сю­же­ты), сти­хотвор­ны­ми пе­ре­ло­же­ния­ми по­пу­ляр­ных за­пад­ных по­вес­тей и ро­ма­нов («Дей­ст­вие о кня­зе Пет­ре Зла­тые Клю­чи» и др.), а также ре­ли­ги­оз­ной сти­хо­твор­ной «школь­ной дра­мой», в ко­то­рой со­че­та­лись ан­тич­ные и хри­сти­ан­ские мо­ти­вы и ис­поль­зо­ва­лась ал­лего­ри­че­ская об­раз­ность. В пе­ре­рывах между действиями «школьной драмы», часто не имея никакого отношения к её содержанию, исполнялись интермедии (интерлюдии) – грубовато-комические бытовые сценки, нередко са­тирического характера, написанные жи­вым разговорным языком. Опы­том вклю­че­ния ин­тер­ме­дии в осн. дей­ст­вие «школь­ной дра­мы» ста­ла «тра­ге­до­ко­ме­дия» Фео­фа­на Про­ко­по­ви­ча «Вла­ди­мир» (1705) – пер­вая пье­са из рус. ис­то­рии; в ней князь-кре­сти­тель яв­но упо­доб­лял­ся ца­рю-пре­об­ра­зо­ва­те­лю. Фео­фан Про­ко­по­вич от­ка­зы­ва­ет­ся от пер­со­на­жей ан­тич­но­го пан­те­о­на, по­ла­гая не­воз­можным со­вме­ще­ние язы­че­ских и хри­сти­ан­ских об­ра­зов, а так­же впер­вые в оте­че­ст­венной дра­ма­тур­гии вво­дит «го­во­ря­щие» име­на – при­ём, ши­ро­ко ис­поль­зо­вав­ший­ся русской ли­те­ра­ту­рой в даль­ней­шем.

Про­за 1-й тре­ти 18 в. про­дол­жа­ет раз­ра­ба­ты­вать тра­ди­ци­он­ные фор­мы, унас­ле­до­ван­ные от пред­ше­ст­вую­щей эпо­хи, со­хра­няя свой ру­ко­пис­ный и по пре­иму­ще­ст­ву ано­ним­ный ха­рак­тер. Ос­нов­ной её пласт со­став­ля­ют пе­ре­вод­ные аван­тюр­но-лю­бов­ные и нра­во­учи­тель­ные за­пад­ные по­вес­ти («гис­то­рии») и ро­ма­ны, а так­же соз­даю­щие­ся по этим об­раз­цам, но на нац. ма­те­риа­ле ори­ги­наль­ные про­из­ве­де­ния, на­пи­сан­ные пё­ст­рым язы­ком, в ко­то­ром со­че­тают­ся цер­ков­но-сла­вян­ские сло­ва и обо­ро­ты, вар­ва­риз­мы Пет­ров­ской эпо­хи и эле­мен­ты фольк­лор­ной сти­ли­сти­ки. Та­ко­вы «Гис­то­рия о рос­сий­ском мат­ро­се Ва­си­лии Ко­ри­от­ском и о пре­крас­ной ко­ро­лев­не Ирак­лии Фло­рен­ской зем­ли» (на сю­жет, вос­хо­дя­щий к еван­гель­ской прит­че о блуд­ном сы­не, пе­ре­ос­мыс­лен­ной, од­на­ко, в ду­хе вре­ме­ни: ге­рой, по­ки­нув­ший от­чий дом, до­би­ва­ет­ся сла­вы и бо­гат­ст­ва бла­го­да­ря сво­ему уму и пред­при­им­чи­во­сти), «Ис­то­рия об Алек­сан­д­ре, рос­сий­ском дво­ря­ни­не» (со­еди­няю­щая мо­ти­вы ев­ро­пей­ско­го ры­цар­ско­го ро­ма­на и фа­це­ций – «сме­хо­твор­ных» бы­то­вых но­велл), «Ис­то­рия о рос­сий­ском куп­це Ио­ан­не и о пре­крас­ной де­ви­це Еле­о­но­ре» (тя­го­тею­щая к бы­то­во­му рас­ска­зу) и др.

Пе­ри­од подъ­ё­ма пе­ре­жи­ва­ет ора­тор­ская про­за, про­ни­каю­щая­ся ак­ту­аль­ны­ми го­су­дар­ст­вен­но-по­ли­ти­че­ски­ми идея­ми (ие­рар­хи рус. церк­ви Фео­фан Про­ко­по­вич, Сте­фан Явор­ский, Гав­ри­ил Бу­жин­ский). Про­по­ве­ди Фео­фа­на Про­ко­по­ви­ча – од­но­го из бли­жай­ших спо­движ­ни­ков Пет­ра, пред­став­ляя со­бой па­не­ги­ри­ки «вы­со­чай­шей вла­сти цар­ской», иг­ра­ли боль­шую роль в пропа­ган­де пет­ров­ских ре­форм («Сло­во о вла­сти и чес­ти цар­ской», 1718, «Сло­во по­хваль­ное о фло­те рос­сий­ском», 1720, «Сло­во на по­гре­бе­ние Пет­ра Ве­ли­ко­го», 1725). Раз­ви­ва­ют­ся пуб­ли­ци­сти­ка («Кни­га о ску­до­сти и бо­гатст­ве» И. Т. По­сош­ко­ва, 1724, опубл. в 1842; «Раз­го­вор двух при­яте­лей о поль­зе на­ук и учи­лищ» В. Н. Та­ти­ще­ва, 1733) и учеб­но-при­клад­ная ли­те­ра­ту­ра, по­пу­ля­ри­зи­рую­щая ев­ро­пей­ские нор­мы об­ще­ния (пись­мов­ник, из­ла­гаю­щий пра­ви­ла со­став­ле­ния пи­сем, – «При­кла­ды ка­ко пи­шут­ся ком­пли­мен­ты раз­ные...», 1708; учеб­ник хо­ро­ше­го то­на «Юно­сти че­ст­ное зер­ца­ло, или По­ка­за­ние к жи­тей­ско­му об­хо­ж­де­нию», 1717).

2-я половина 1730-х – середина 1760-х годов

По­эзия. Но­вый пе­ри­од на­чал­ся ре­фор­ма­ми сти­ха и язы­ка. Ре­фор­ма сти­ха со­стоя­ла в пе­ре­хо­де от сил­ла­би­че­ско­го сти­хо­сло­же­ния к сил­ла­бо-то­ни­че­ско­му, ко­то­рое бы­ло пре­стиж­нее, по­то­му что ме­ри­ло стих сто­па­ми, как ан­тич­ная по­эзия, счи­тав­шая­ся идеа­лом. Ре­фор­му на­чал В. К. Тре­диа­ков­ский, вве­дя в тра­ди­ци­он­ные 11- и 13-слож­ный раз­ме­ры рус. сти­ха пра­виль­ный ритм сил­ла­бо-то­ни­че­ско­го хо­рея (трак­тат «Но­вый и крат­кий спо­соб к сло­же­нию рос­сий­ских сти­хов», 1735). Ре­ши­тель­ный шаг сде­лал М. В. Ло­мо­но­сов, рас­про­стра­нив сил­ла­бо­то­ни­ку на все раз­ме­ры и вве­дя в упот­реб­ле­ние не толь­ко хо­рей, но и ямб, а тео­ре­ти­че­ски – и все др. мет­ры («Пись­мо о пра­ви­лах рос­сий­ско­го сти­хо­твор­ст­ва», 1739, из­да­но в 1778). А. Д. Кан­те­мир не при­нял ре­фор­мы и лишь слег­ка уре­гу­ли­ро­вал свой сил­ла­би­че­ский стих («Пись­мо Ха­ри­то­на Ма­кен­ти­на», 1743), но его по­зи­ция не на­шла от­кли­ка. Об­раз­цом для Ло­мо­но­со­ва явил­ся опыт не­мец­кой сил­ла­бо­то­ни­ки, его но­ва­ция бы­ла бла­го­склон­но при­ня­та Ака­де­ми­ей на­ук, ему стал сле­до­вать мо­лодой А. П. Су­ма­ро­ков. Окон­ча­тель­но пра­ви­ла но­во­го сти­хо­сло­же­ния бы­ли пред­став­ле­ны в но­вом из­да­нии трак­та­та Тре­диа­ков­ско­го (1752) и лег­ли в ос­но­ву всей рус. по­эзии 18–19 вв. Сил­ла­би­че­ское сти­хо­сло­же­ние про­дол­жа­ло су­ще­ст­во­вать (до кон. 18 в.) лишь в ду­хов­ных шко­лах, до­сил­ла­би­че­ское – в ни­зо­вой ру­ко­пис­ной по­эзии.

Ре­фор­ма язы­ка со­стоя­ла в уре­гу­ли­ро­ва­нии от­но­ше­ний ме­ж­ду книж­ным, цер­ков­но-сла­вян­ским, и раз­го­вор­ным (в пись­мен­ной фор­ме – де­ло­вым, «при­каз­ным») язы­ка­ми рус. об­ще­ст­ва. За­да­чу соз­да­ния но­во­го лит. язы­ка по­ста­вил Тре­диа­ков­ский в док­ла­де при Ака­де­мии на­ук (1735); ре­шаю­щий шаг сде­лал Ло­мо­но­сов, ко­то­рый в «Пре­ди­сло­вии о поль­зе книг цер­ков­ных в рос­сий­ском язы­ке» (1757), опи­ра­ясь на ри­то­ри­че­скую тра­ди­цию Ци­це­ро­на и Квин­ти­лиа­на, ввёл по­ня­тия вы­со­ко­го, сред­не­го и низ­ко­го сти­ля, в убы­ваю­щей сте­пе­ни на­сы­щен­ных сла­вя­низ­ма­ми: для вы­со­ко­го сти­ля ре­ко­мен­до­ва­лись оды, ге­рои­че­ские по­эмы и тор­же­ст­вен­ные ре­чи; для сред­не­го – тра­ге­дии, эле­гии, эк­ло­ги, по­сла­ния, са­ти­ры; для низ­ко­го – ко­ме­дии, пес­ни, пись­ма. Од­но­вре­мен­но с лек­си­кой пе­ре­страи­вал­ся син­так­сис (осо­бен­но в вы­со­кой про­зе): цер­ков­но-сла­вян­ские его об­раз­цы сме­ни­лись ла­тин­ски­ми. Пра­ви­ло трёх сти­лей ста­ло ос­но­вой рус­ско­го лит. язы­ка для 18 – нач. 19 вв., при­чём вни­ма­ние пи­са­те­лей по­сте­пен­но всё боль­ше со­сре­до­то­чи­ва­лось на сред­нем сти­ле: бу­ду­чи под­роб­но раз­ра­бо­тан­ным, он ста­но­вит­ся в пуш­кин­скую эпо­ху ос­но­вой рус­ско­го лит. язы­ка и раз­ви­ва­ет сис­те­му вспо­мо­га­тель­ных функ­цио­наль­ных сти­лей, дик­туе­мых со­дер­жа­ни­ем.

Но­вые фор­мы сти­ха тре­бо­ва­ли но­вых ин­то­на­ций и но­вой об­раз­но­сти, но­вые фор­мы сти­ля да­ва­ли для это­го пер­вые сред­ст­ва, раз­ра­бот­ка их ве­лась как в рам­ках ба­рок­ко, так и на­сту­пав­ше­го клас­си­циз­ма. Из-за ус­ко­рен­но­го тем­па раз­ви­тия рус. ли­те­ра­ту­ры 1730–60-х гг. эти два сти­ля ут­ра­чи­ва­ли часть сво­их про­ти­во­ре­чий. В За­пад­ной Ев­ро­пе ба­рок­ко опи­ра­лось на ре­ли­ги­оз­ную идео­ло­гию, а клас­си­цизм – на ра­цио­на­ли­сти­че­скую, про­све­ти­тель­скую; в Рос­сии в твор­че­ст­ве Кан­те­ми­ра, Тре­диа­ков­ско­го, Ло­мо­но­со­ва сло­жил­ся стиль, ко­то­рый мож­но на­звать про­све­ти­тель­ским ба­рок­ко. Ло­мо­но­сов со­хра­нял на­пря­жён­ность, ди­на­мизм и ги­пер­бо­лизм ба­рок­ко в об­раз­ном строе сво­их про­из­ве­де­ний, но в язы­ко­вом и сти­хо­вом строе пред­по­чи­тал клас­си­ци­сти­че­ские прин­ци­пы рас­пи­сан­ной гар­мо­нии; Тре­диа­ков­ский со­хра­нял боль­ше бо­гат­ст­ва и раз­но­об­ра­зия так­же и на этих уров­нях (по­том­кам это ка­за­лось при­чуд­ли­во­стью). Ве­ду­щим жан­ром про­све­ти­тель­ской по­эзии Ло­мо­но­со­ва бы­ла тор­же­ст­вен­ная ода, др. жан­ры ос­та­ва­лись для не­го вспо­мо­га­тель­ны­ми (на­ча­тая ге­рои­че­ская по­эма «Пётр Ве­ли­кий», ди­дак­ти­че­ское по­сла­ние о поль­зе стек­ла, траге­дии). Ос­нов­ным про­све­ти­тель­ским жан­ром Тре­диа­ков­ско­го был эпос: фи­ло­соф­ская по­эма «Фео­птия» (соз­да­на в 1750–53, не до­пу­ще­на в пе­чать), мо­раль­но-ди­дак­ти­че­ская по­эма «Ти­ле­ма­хи­да» (по Ф. Фе­не­ло­ну, 1766), по­ли­ти­ко-ал­ле­го­ри­че­ский ро­ман со встав­ны­ми сти­ха­ми «Ар­ге­ни­да» (по Дж. Барк­лаю, 1751), в др. жан­рах он ог­ра­ни­чи­вал­ся экс­пе­ри­мен­та­ми.

Дра­ма­тур­гия. Сра­зу в клас­си­ци­сти­ческом об­ли­ке ут­вер­жда­ет­ся жанр тра­ге­дии – на­чи­ная с «Хо­ре­ва» Су­ма­ро­кова (1747). Взяв за об­ра­зец тра­ге­дию фран­цуз­ско­го клас­си­циз­ма (Ж. Ра­син), Су­ма­ро­ков вме­сте с тем при­да­ёт сво­им тра­ге­ди­ям («Си­нав и Тру­вор», 1750, «Се­ми­ра», 1751, и др.) от­чёт­ли­во гра­ж­дан­скую, пуб­ли­ци­сти­че­скую на­прав­лен­ность в ду­хе про­све­ти­тель­ской дра­ма­тур­гии (пре­ж­де все­го Воль­те­ра): ти­ра­ну про­ти­во­пос­тав­лен доб­ро­де­тель­ный мо­нарх, ге­рои дек­ла­ри­ру­ют идеа­лы дворян­ской чес­ти, дол­га, ра­зу­ма, тор­же­ст­вую­ще­го над стра­стя­ми. Ос­нов­ные осо­бен­но­сти тра­ге­дий Су­ма­ро­ко­ва – ком­по­зи­ци­он­ная про­сто­та и чёт­кость пя­ти­акт­ной струк­ту­ры, со­блю­де­ние единств вре­ме­ни, мес­та и дей­ст­вия, силь­но вы­ра­жен­ный ди­дак­тизм, сим­мет­рия в сис­те­ме пер­со­на­жей (по­ло­жи­тель­ные ге­рои урав­но­ве­ше­ны от­ри­ца­тель­ны­ми, при­чём в тра­ге­дию до­пу­ще­ны пред­ста­ви­тели лишь выс­ших со­сло­вий), вы­бор сю­же­тов пре­иму­ще­ст­вен­но из рус. ис­тории – оп­ре­де­ли­ли ка­нон оте­че­ст­венной клас­си­ци­сти­че­ской тра­ге­дии, во мно­гом со­хра­няв­ший зна­че­ние вплоть до нач. 19 в. (В. А. Озе­ров). Од­на­ко уже с сер. 18 в. под влия­ни­ем про­ни­каю­щей в Рос­сию за­пад­ной бур­жу­аз­ной дра­мы по­яв­ля­ют­ся от­сту­п­ле­ния от это­го ка­но­на: так, в тра­ге­дии М. М. Хе­ра­ско­ва «Ве­не­ци­ан­ская мо­на­хи­ня» (1758) не пять, а три ак­та, дей­ст­вие пе­ре­не­се­но в со­вре­мен­ность, пер­со­на­жи – не ми­фо­ло­ги­че­ские или ис­то­ри­че­ские ге­рои, но обык­но­вен­ные лю­ди.

В 1750-х гг. Су­ма­ро­ков раз­ра­ба­ты­ва­ет жанр ко­ме­дии (ис­клю­чи­тель­но в про­зе; пер­вая – «Тре­со­ти­ни­ус», 1750), ори­ен­ти­ру­ясь на италь­ян­скую ко­ме­дию ма­сок, оте­че­ст­вен­ную ин­тер­ме­дию и про­заи­че­ские ко­ме­дии Моль­е­ра. От­сту­пая от эс­те­ти­ки Буа­ло, рез­ко воз­ра­жав­ше­го про­тив са­ти­ры «на ли­цо», Су­ма­ро­ков обиль­но на­сы­ща­ет свои ко­ме­дии ка­ри­ка­тур­ны­ми «лич­но­стя­ми». Ран­ние ко­ме­дии Су­ма­ро­ко­ва – ко­ме­дии по­ло­же­ний, пе­ре­хо­дя­щие в гру­бо­ва­тый фарс, не ли­шён­ные рос­сий­ской зло­бо­днев­ности (фи­гу­ры по­дья­че­го, свет­ско­го щё­го­ля, су­дьи и т. п.) и яр­кой ре­че­вой ха­рак­тер­но­сти.

Середина 1760-х – начало 1780-х годов

По­эзия. Пол­ная сис­те­ма клас­си­цис­ти­че­ских жан­ров ут­вер­жда­ет­ся в твор­че­ст­ве Су­ма­ро­ко­ва (из­да­вав­ше­го ж. «Тру­до­лю­би­вая пче­ла») и его уче­ни­ков: В. И. Май­ко­ва, М. М. Хе­ра­ско­ва, А. А. Ржев­ско­го, И. Ф. Бо­гда­но­ви­ча, Я. Б. Княж­ни­на и др. По­сле смер­ти Ло­мо­но­со­ва и Тре­диа­ков­ско­го на­след­ни­ком тра­ди­ции вы­со­ко­го ба­рок­ко ос­та­ёт­ся офи­ци­оз­ный, но ос­меи­вае­мый В. П. Пет­ров.

Из жан­ров вы­со­ко­го сти­ля са­мым цени­мым бы­ла ге­рои­че­ская по­эма на нац. те­му. Под­сту­пы к ней де­ла­ли Кан­те­мир, Ло­мо­но­сов, Су­ма­ро­ков, но при­знан­ным ус­пе­хом ста­ла толь­ко «Рос­сия­да» Хе­ра­ско­ва (1779). Для вы­бо­ра те­мы (взя­тие Ка­за­ни – ак­ту­аль­ное вос­по­ми­на­ние на фо­не войн с Тур­ци­ей) гл. об­раз­цом был Т. Тас­со, для раз­работ­ки её мо­ти­вов – вся ев­ро­пей­ская клас­си­ка, от Вер­ги­лия (долг про­тив стра­сти) до Воль­те­ра (про­све­ще­ние про­тив лож­ной ве­ры). По­эма ос­та­ва­лась ос­но­вой школь­но­го пре­по­да­ва­ния до 1830-х гг., Хе­ра­сков счи­тал­ся гл. пре­ем­ни­ком Су­ма­ро­ко­ва и, как он, ра­бо­тал од­но­вре­мен­но поч­ти во всех клас­си­ци­сти­че­ских жан­рах.

Иллюстрация Ф.П. Толстого к поэме И.Ф. Богдановича «Душенька». 1829.

Из ли­ри­че­ских жан­ров вы­со­ко­го сти­ля наи­бо­лее ак­ту­аль­ным бы­ла ода: прак­ти­че­ски ка­ж­дый по­эт пи­сал оды. Раз­ли­ча­лись оды ду­хов­ные и тор­же­ствен­ные. Ду­хов­ные оды бы­ли пе­ре­ложе­ния­ми или ва­риа­ция­ми на те­мы псал­мов и др. биб­лей­ских тек­стов; Тре­диа­ков­ский и Су­ма­ро­ков сде­ла­ли по пол­но­му пе­ре­ло­же­нию Псал­ты­ри. Тор­же­ст­вен­ные оды вна­ча­ле со­чи­ня­лись на празд­ни­ки (на го­дов­щи­ну вос­ше­ст­вия на пре­стол и т. п.), по­том на со­бы­тия (на ту или иную по­бе­ду или указ); ­чисто па­не­ги­ри­че­ское со­дер­жа­ние всё боль­ше от­те­ня­лось в них ди­дак­ти­че­ским, про­грамм­ным. Ода бо­лее все­го со­хра­ня­ла и в клас­си­циз­ме чер­ты по­эти­ки ба­рок­ко: аф­фек­ти­ро­ван­ную бес­по­ря­доч­ность пла­на и па­те­ти­че­ский ги­пер­бо­лизм («вдох­но­ве­ние»); да­же Су­ма­ро­ков не мог здесь от­ре­шить­ся от тра­ди­ции Ло­мо­но­со­ва. Осо­бен­но силь­но это про­яв­ля­лось в «пин­да­ри­че­ских одах», пи­сав­ших­ся не­обыч­ны­ми со­че­тания­ми строф, – имен­но в них от­ли­чал­ся Пет­ров. Уве­ли­чи­ва­ясь в объ­ё­ме, тор­же­ст­вен­ная ода пре­вра­ща­лась в па­не­ги­ри­че­скую по­эму («Чес­мес­ский бой» Хе­ра­ско­ва, 1771).

В сред­нем сти­ле ге­рои­че­ской по­эме со­от­вет­ст­во­ва­ла «ро­ма­ни­че­ская по­эма» по об­раз­цу Л. Арио­сто; в за­пад­ном клас­си­циз­ме этот жанр был ма­ло рас­про­стра­нён. Рус­ским опы­том в этом на­прав­ле­нии ста­ла «Ду­шень­ка» Бо­гда­но­ви­ча (по Ж. Ла­фон­те­ну, 1783); из на­сле­дия клас­си­циз­ма этот при­мер «за­бав­но­го сло­га» вы­ше все­го оце­нён был сле­дую­щим, ка­рам­зин­ским пе­рио­дом. Ду­хов­ным одам в сред­нем сти­ле со­от­вет­ст­во­ва­ли «нрав­ст­вен­ные оды» – бо­лее спо­кой­ные раз­мыш­ле­ния на мо­раль­ные те­мы, час­то с ма­сон­ским ук­ло­ном; их ввёл Хе­ра­сков, они луч­ше от­ве­ча­ли гар­мо­ни­че­ской уме­рен­но­сти клас­си­циз­ма. По­сте­пен­но они пе­ре­ро­ж­да­лись в жанр мо­ра­ли­сти­че­ской (час­то ал­ле­гори­че­ской) по­эмы – напр., у позд­не­го Хе­ра­ско­ва. С ни­ми смеж­ны­ми бы­ли «анак­ре­он­ти­че­ские оды» на лю­бов­ные мо­ти­вы, то­же силь­но мо­ра­ли­зо­ван­ные.

Два жан­ра, спе­ци­фи­че­ских для сред­не­го сти­ля, эле­гия и эк­ло­га, ак­тив­но раз­ра­ба­ты­ва­лись Су­ма­ро­ко­вым, но по­сле не­го бы­ли за­бро­ше­ны; оба они, апел­ли­руя боль­ше к чув­ст­вам, чем к ра­зу­му, пло­хо при­жи­ва­лись в ра­цио­на­листи­че­ском клас­си­циз­ме. Эле­гия это­го вре­ме­ни изо­бра­жа­ла лишь ти­пи­че­ские пе­ре­жи­ва­ния лю­бов­но­го стра­да­ния (без­от­вет­ность, не­вер­ность, раз­лу­ка) и на­по­ми­на­ла обез­ли­чен­ный дра­ма­ти­че­ский мо­но­лог (а эк­ло­га час­то – диа­лог); в та­ком ви­де она бо­лее не воз­ро­ж­да­лась. Тре­тий жанр – са­ти­ра (по об­раз­цу Го­ра­ция) – про­дол­жал су­ще­ст­во­вать, но его ни­кто из уче­ни­ков Су­ма­ро­ко­ва не раз­ви­вал: са­ти­ри­че­ские те­мы боль­ше раз­ра­ба­ты­ва­лись в про­зе. Чет­вёр­тый жанр – по­сла­ние (то­же по об­раз­цу Го­ра­ция) – имел в осн. нрав­ст­вен­но-ди­дак­ти­че­ское со­дер­жа­ние и смы­кал­ся с са­ти­рой (са­ти­ры Княж­ни­на и Д. И. Фон­ви­зи­на име­ют фор­му по­сла­ний), но по­сте­пен­но в нём уси­ли­ва­лись лич­ные мо­ти­вы, со­пос­тав­ле­ние об­ра­зов «я» и «ты»; это сде­ла­ло его важ­ным для ли­те­ра­ту­ры сле­дую­ще­го пе­рио­да.

В низ­ком сти­ле эпос был пред­став­лен па­ро­ди­че­ской по­эмой – бур­ле­ск­ной (вы­со­кие те­мы гру­бым сло­гом), как в бо­лее позд­ней «Вер­ги­лие­вой Эней­де, вы­во­ро­чен­ной на­из­нан­ку» Н. П. Оси­по­ва (1791–96), и ирои­ко­ми­че­ской (гру­бые те­мы вы­со­ким сло­гом), как в «Елисее, или Раз­дра­жён­ном Вак­хе» Май­кова (1771, с от­тен­ком па­ро­дии на ба­роч­ный пе­ре­вод «Энеи­ды» Пет­ро­вым). В дан­ном слу­чае эс­те­ти­че­ские идеа­лы клас­си­циз­ма ут­вер­жда­лись от про­тив­но­го, реа­ли­сти­че­ских эле­мен­тов в та­ких по­эмах бы­ло очень мно­го, но в са­мо­стоя­тель­ную сис­те­му они не скла­ды­ва­лись. Край­ней фор­мой па­ро­ди­че­ских жан­ров бы­ли про­из­ве­де­ния И. С. Бар­ко­ва, ле­жав­шие уже за пре­де­ла­ми пе­чат­ной ли­те­ра­ту­ры.

Жан­ра­ми, спе­ци­фи­че­ски­ми для низ­ко­го сти­ля, бы­ли пес­ня и бас­ня. Са­лон­ная пес­ня по фран­цуз­ским об­раз­цам бы­ла соз­да­на мо­ло­дым Су­ма­ро­ко­вым, жанр поль­зо­вал­ся мас­со­вой по­пу­ляр­но­стью и рас­про­стра­нял­ся ано­ним­но (пер­вый пе­чат­ный пе­сен­ник – М. Д. Чул­кова, 1770–74), вы­тес­няя ар­хаи­че­ские пес­ни вре­ме­ни ба­рок­ко. В пес­нях варь­и­ро­вал­ся очень уз­кий круг ти­пи­че­ских лю­бов­ных пе­ре­жи­ва­ний и об­ра­зов (как в эле­гии и эк­ло­ге), но в за­ме­ча­тель­ном раз­но­об­ра­зии мет­ри­че­ских форм (на го­то­вые мо­ти­вы). Бас­ня то­же бы­ла лю­би­мым жан­ром су­ма­ро­ков­ской шко­лы; даль­ним об­раз­цом слу­жил Ла­фон­тен, но раз­ра­ба­ты­ва­лись в ней не столь­ко рас­сказ и мо­раль, сколь­ко ко­ми­че­ский ба­ла­гур­ный стиль, под не­ожи­дан­ным влия­ни­ем на­род­но­го го­вор­но­го сти­ха.

Глав­ным в клас­си­циз­ме бы­ла ус­та­нов­ка на ра­цио­наль­ную урав­но­ве­шен­ную гар­мо­нию, сдер­жан­ность, пред­ска­зуе­мость. Бо­гат­ст­во тем и форм рез­ко ог­ра­ни­чи­ва­лось, од­ни и те же об­ра­зы и мо­ти­вы по­вто­ря­лись вновь и вновь в расчёте на чи­та­тель­ское уз­на­ва­ние; это по­зво­ля­ло варь­и­ро­вать их с тон­ко­стью, не­дос­туп­ной для ба­рок­ко. Ли­те­ра­ту­ра бы­ла как бы об­щим сочи­не­ни­ем всех пи­са­те­лей, объ­е­ди­нён­ных об­щим идеа­лом ра­зум­ной кра­со­ты, при­зна­ки ав­тор­ской ин­ди­ви­ду­аль­но­сти ни­ве­ли­ро­ва­лись. Этот иде­ал на­чи­на­ет раз­ру­шать­ся с 1780-х гг.

 Два автопортрета (?) на листе с вариантом начала повести «Барышня-крестьянка». Рисунок А.С. Пушкина. 1830. Институт русской литературы (С.-Петербург).

Дра­ма­тур­гия. В то вре­мя как Су­ма­ро­ков и Хе­ра­сков про­дол­жа­ют куль­ти­ви­ро­вать клас­си­ци­сти­че­скую тра­ге­дию, в оте­че­ст­вен­ной дра­ма­тур­гии по­яв­ля­ют­ся пьесы, отразившие влия­ние ев­ро­пей­ской ан­ти­клас­си­ци­сти­че­ской – чув­ст­ви­тель­ной, мо­ра­ли­зи­рую­щей – серь­ёз­ной («слёз­ной») ко­ме­дии, или «ме­щан­ской дра­мы». Пер­вым ори­ги­наль­ным про­из­ве­де­ни­ем в этом ро­де ста­но­вит­ся пье­са В. И. Лу­ки­на в про­зе «Мот, лю­бо­вью ис­прав­лен­ный» (1765); ему сле­ду­ет М. И. Ве­рёв­кин («Так и долж­но», 1773). Дань но­во­му жан­ру от­да­ёт Хе­ра­сков («Друг не­сча­ст­ных», 1774; «Го­ни­мые», 1775, и др.). Су­ма­ро­ков-ко­ме­дио­граф в 1760-е гг. пе­ре­хо­дит от ко­ме­дии по­ло­же­ний к ко­медии ха­рак­те­ров, а в 1770-е гг. пи­шет ко­ме­дии, при­бли­жаю­щие­ся к бы­то­вой дра­ме. На нац. ма­те­риа­ле по италь­ян­ским и фран­цуз­ским об­раз­цам соз­да­ёт­ся сме­шан­ный ли­те­ра­тур­но-му­зы­каль­ный жанр ко­ми­че­ской опе­ры («Аню­та» М. И. По­по­ва, 1772; «Ро­за­на и Лю­бим» Н. П. Ни­ко­ле­ва, 1776; «Мель­ник» А. О. Аб­ле­си­мо­ва, 1779).

Влия­ние «ме­щан­ской дра­мы» (в ча­ст­но­сти, пьес Де­ту­ша, П. К. Н.де Ла­шос­се, Д. Дид­ро) про­яви­лось и в про­заи­че­ских ко­ме­ди­ях Д. И. Фон­ви­зи­на «Бри­га­дир» (1768–69, опубл. в 1792–95) и «Не­до­росль» (1783; за­мы­сел от­но­сит­ся к 1760-м гг.). Со­блю­даю­щая не­ко­то­рые ка­но­ны клас­си­циз­ма (един­ст­во вре­ме­ни и мес­та, пя­ти­акт­ная струк­ту­ра), но про­ник­ну­тая, в ду­хе серь­ёз­ной ко­ме­дии, мо­ра­лиз­мом (ис­клю­чи­тель­ное зна­че­ние ре­зо­нё­ров), ко­ме­дия «Не­до­росль» от­ли­чает­ся де­таль­ной кон­крет­но­стью об­ста­нов­ки, жиз­нен­но­стью ко­ми­че­ских персо­на­жей, мет­ко­стью их ре­че­вых ха­рак­те­ри­стик, а так­же не­од­но­знач­ной, вы­зы­ваю­щей со­чув­ст­вие трак­тов­кой от­ри­ца­тель­ных ге­ро­ев. Как са­мое зна­чи­тель­ное дра­ма­тур­ги­че­ское свер­ше­ние 18 в. «Не­до­росль» сто­ит у ис­то­ков оте­че­ст­вен­ной со­ци­аль­ной ко­ме­дии-са­ти­ры.

Про­за. Клас­си­ци­сти­че­ская по­эти­ка, от­да­вав­шая яв­ное пред­поч­те­ние по­эти­че­ским фор­мам и с пре­зре­ни­ем от­но­сив­шая­ся к ро­ма­ну, счи­тав­ше­му­ся жан­ром уз­ко­лич­ной лю­бов­ной те­ма­ти­ки (ис­клю­че­ние де­ла­лось лишь для го­су­дар­ст­вен­но-по­ли­ти­че­ско­го «Те­ле­ма­ка» Ф. Фе­не­ло­на), ма­ло спо­соб­ст­во­ва­ла раз­ви­тию по­ве­ст­во­ва­тель­ных про­заи­че­ских жан­ров. Од­на­ко рез­ко уве­ли­чив­ший­ся с сер. 18 в. по­ток пе­ре­вод­ных по­вес­тей и ро­ма­нов при­вёл к по­яв­ле­нию и пер­во­го рус­ско­го ро­ма­ни­ста – Ф. А. Эми­на, стре­ми­тель­но вос­про­из­во­дя­ще­го в те­че­ние не­сколь­ких лет все осн. эта­пы раз­ви­тия за­пад­но­го ро­ма­на 17–18 вв.: от лю­бов­но-аван­тюр­но­го – «Не­по­сто­ян­ная фор­ту­на, или По­хо­ж­де­ние Ми­ра­мон­да» и по­ли­ти­ко-нра­во­учи­тель­но­го в ду­хе «Те­ле­ма­ка» – «При­клю­че­ния Фе­ми­сток­ла» (оба 1763) до пер­во­го рус­ско­го эпи­сто­ляр­но­го ро­ма­на «Пись­ма Ер­не­ста и До­рав­ры» (1766), выполненного по сле­дам «Юлии, или ­Новой Элои­зы» Ж. Ж. Рус­со (1761). По­пыт­ку соз­дать ро­ман в ма­не­ре Фе­нело­на пред­при­ни­ма­ет и Хе­ра­сков в напи­сан­ном «ук­ра­шен­ной» про­зой, изо­би­лую­щей цер­ков­но­сла­вя­низ­мами и книж­ны­ми обо­ро­та­ми, ро­ма­не «Ну­ма Пом­пи­лий, или Про­цве­таю­щий Рим» (1768).

Ма­лые про­заи­че­ские фор­мы раз­ра­ба­ты­ва­лись в са­ти­ри­че­ской жур­на­ли­сти­ке, пе­ре­жив­шей крат­кий рас­цвет в кон. 1760-х – нач. 1770-х гг. («Вся­кая вся­чи­на» Ека­те­ри­ны II, 1769–70; «Ад­ская поч­та, или Пе­ре­пис­ка хро­мо­но­го­го бе­са с кри­вым» Эми­на, 1769; «И то и сьо» М. Д. Чул­ко­ва, 1769; «Тру­тень», 1769– 1770, «Жи­во­пи­сец», 1772–73, «Ко­ше­лёк», 1774, Н. И. Но­ви­ко­ва). Об­раз­цом бы­ли анг­лий­ские жур­на­лы Р. Сти­ла и Дж. Ад­ди­со­на: та­кой жур­нал пред­став­лял со­бой смесь фик­тив­ных пи­сем к из­да­те­лю и от из­да­те­ля, нра­во­опи­са­тель­ных очер­ков, мо­ра­ли­сти­че­ских рас­су­ж­де­ний, сло­вес­ных порт­ре­тов, из­ред­ка да­же сти­хотво­ре­ний. Са­ти­ри­че­ская жур­наль­ная про­за жи­вым, близ­ким к раз­го­ворно­му язы­ком опи­сы­ва­ла рос. по­все­днев­ность, со­че­тая ка­ри­ка­ту­ру с серь­ёз­ной со­ци­аль­ной кри­ти­кой («Пись­ма к Фа­ла­лею», 1772, по си­ле иро­нии и вы­ра­зи­тель­но­сти язы­ка пред­вос­хи­тив­шие ко­ме­дию «Не­до­росль» Фон­ви­зи­на и пред­по­ло­жи­тель­но ему при­пи­сы­вае­мые).

Под влия­ни­ем пе­ре­вод­ной ли­те­ра­ту­ры (в пер­вую оче­редь ро­ма­нов А. Р. Ле­са­жа и П. Скар­ро­на), рус. по­вес­тей 17 в. и фольк­ло­ра (из ко­то­ро­го чер­па­лись не толь­ко сю­же­ты, но и язык) воз­ни­кает оте­че­ст­вен­ная мас­со­вая бел­лет­ри­сти­ка (ро­ман «При­го­жая по­ва­ри­ха», 1770, сбор­ник рас­ска­зов и по­вес­тей волшеб­но-при­клю­чен­че­ско­го и бы­то­во­го ха­рак­те­ра «Пе­ре­смеш­ник, или Сла­вен­ские сказ­ки» М. Д. Чул­ко­ва, 1766– 1768, по­след­няя часть – 1789; «Рус­ские сказ­ки» В. А. Лёв­ши­на, 1780–83, и др.).

1780-е – 1790-е годы

По­эти­ка но­во­го пе­рио­да фор­ми­ру­ет­ся под влия­ни­ем ев­ро­пей­ско­го сен­ти­мен­та­лиз­ма и пред­ро­ман­тиз­ма. На сме­ну куль­ту уни­вер­саль­но­го ра­зу­ма при­хо­дит культ ин­ди­ви­ду­аль­но­го чув­ст­ва, ин­те­рес к об­ще­му ус­ту­па­ет вку­су к ча­ст­но­стям, за­бо­та о пра­ви­лах сме­ня­ет­ся ве­рой во вдох­но­ве­ние. Ус­то­яв­шая­ся сис­те­ма жан­ров клас­си­циз­ма ка­жет­ся од­но­об­раз­ной. По­эты пред­по­чи­та­ют жан­ры и фор­мы сред­не­го сти­ля (как са­мо­го «ес­те­ст­вен­но­го») и ста­ра­ют­ся ис­поль­зо­вать их воз­мож­но­сти, ус­коль­зав­шие от клас­си­циз­ма. По­сте­пен­но на­ру­ша­ют­ся гра­ни­цы ме­ж­ду сти­ля­ми и ме­ж­ду жан­ра­ми. Это со­про­во­ж­да­ет­ся но­вы­ми, хо­тя и скром­ны­ми, ре­фор­ма­ми сти­ха и язы­ка. В сти­хе на­чи­на­ют­ся ос­то­рож­ные экс­пе­ри­мен­ты с не­сил­ла­бото­ни­че­ски­ми раз­ме­ра­ми (ан­тич­ны­ми и рус­ски­ми на­род­ны­ми), в язы­ке Н. М. Ка­рам­зин ог­ра­ни­чи­ва­ет до­пус­ти­мую лек­си­ку раз­го­вор­ным язы­ком свет­ско­го об­ще­ст­ва и пе­ре­страи­ва­ет син­таксис про­зы с ла­тин­ско­го об­раз­ца на фран­цуз­ский. Соз­да­те­лем но­во­го ней­траль­но­го «изящ­но­го» лит. язы­ка в про­зе счи­тал­ся Ка­рам­зин, в сти­хах – И. И. Дмит­ри­ев.

«Венера и Амур». Иллюстрация к первому изданию «Анакреонтических песен» Г.Р. Державина (С.-Петербург, 1804). Гравюра Сандерса по рисунку неизвестного художника (С. Тончи?).

По­эзия. По­иск но­вых форм сред­не­го сти­ля на­чи­на­ет­ся в круж­ке Н. А. Льво­ва, к ко­то­ро­му при­мы­ка­ли И. И. Хем­ни­цер и В. В. Кап­нист, а по­том – Дмит­ри­ев; обо­соб­лен­но в том же на­прав­ле­нии ра­бо­тал М. Н. Му­равь­ёв. Львов экс­пе­ри­мен­ти­ро­вал с «до­маш­ним» по­лу­шут­ли­вым сти­лем поч­ти во всех об­лас­тях, но от­кры­то на­пе­ча­тал лишь пе­ре­во­ды Анак­ре­о­на – как пример не жан­ра, а ин­ди­ви­ду­аль­но­го об­раза ав­то­ра. Кап­нист сме­ши­ва­ет жан­ры, соз­да­вая «эле­ги­че­ские оды», раз­ра­ба­ты­вая «го­ра­ци­ан­ские оды» (фи­ло­соф­ские те­мы в со­че­та­нии с лю­бов­ны­ми) и со­единяя фор­му анак­ре­он­ти­че­ских од с со­дер­жа­ни­ем са­лон­ных пе­сен, что по­ро­ж­да­ет но­вый (уже тре­тий) тип пес­ни, на­по­ми­наю­щий бу­ду­щий ро­манс. Этот вид пе­сен­но­го жан­ра раз­ви­ва­ют так­же Ю. А. Не­ле­дин­ский-Ме­лец­кий и Дмит­ри­ев. Хем­ни­цер ре­фор­ми­ро­вал бас­ню, уси­лив в ней (по об­раз­цу К. Ф. Гел­лерта) серь­ёз­ное ди­дак­ти­че­ское на­ча­ло; его ре­фор­му про­дол­жил Дмит­ри­ев, уси­лив в бас­не (по об­раз­цу Ла­фонте­на) по­ве­ст­во­ва­тель­ный эле­мент: из низ­ко­го сти­ля бас­ня пе­ре­ме­ща­ет­ся в изящ­ный сред­ний. Вы­дви­га­ет­ся всё бо­лее лич­но ок­ра­шен­ный жанр по­сла­ния, у Ка­рам­зи­на в нём сли­ва­ют­ся чер­ты по­сла­ний мо­раль­но-фи­ло­соф­ских, дру­же­ских и лю­бов­ных. Са­ти­ра воз­ро­ж­да­ет­ся и у Хем­ни­це­ра, и у Дмит­рие­ва, на ней со­сре­до­то­чи­ва­ет­ся Д. П. Гор­ча­ков. Пер­вые опы­ты рус. бал­ла­ды по­яв­ля­ют­ся у Ка­рам­зи­на.

Од­на­ко глав­ным де­лом круж­ка Льво­ва ока­за­лось вы­дви­же­ние Г. Р. Дер­жа­ви­на и пре­об­ра­зо­ва­ние вы­со­ко­го ­стиля. Дер­жа­вин, про­вин­ци­аль­ный са­мо­уч­ка, оди­на­ко­во благоговел перед Су­ма­ро­ко­вым и Ло­мо­но­со­вым и стре­мил­ся со­единить их ка­че­ст­ва; в ре­зульта­те пер­вой ре­ак­ци­ей на оду класси­цизма яви­лось воз­ро­ж­де­ние оды ба­рокко – ги­пер­бо­ли­че­ской и па­те­ти­ческой. Од­на­ко этот стиль был ос­лож­нён, во-пер­вых, на­ро­чи­той ше­ро­хо­ва­тостью язы­ка и сти­ха (как бы знак вдох­но­ве­ния, ко­то­рое вы­ше ме­ло­чей) и, во-вто­рых, вклю­че­ни­ем эле­мен­тов низ­ших жан­ров: в про­грамм­ной «Оде к Фе­ли­це» (1783) об­раз ге­рои­ни кон­траст­но от­те­ня­ет­ся об­ра­зом ав­то­ра с сати­ри­че­ски-бы­то­вы­ми чер­та­ми, а че­редо­ва­ние этих об­ра­зов под­ска­за­но жан­ром по­слания с его «я» и «ты». Это от­те­не­ние вы­со­кой те­мы бы­то­вы­ми под­роб­но­стя­ми осо­бен­но за­мет­но у Дер­жа­ви­на из-за ред­ко­го для по­эзии бо­гат­ст­ва яр­ких зри­тель­ных об­ра­зов. Дер­жа­вин стре­мил­ся к вы­хо­ду за пре­де­лы по­эзии в син­те­ти­че­ские выс­шие жан­ры кан­та­ты и опе­ры, но ус­пе­ха не имел. Од­но­вре­мен­но с кон­тра­ст­ным сти­лем Дер­жа­вина в вы­со­кой по­эзии воз­ро­ж­дает­ся и бо­лее тра­ди­ци­он­ный ар­хаи­ческий стиль ба­рок­ко у Е. И. Ко­ст­ро­ва (в одах и пе­ре­во­де «Илиа­ды»), и бо­лее при­чуд­ли­во мо­дер­ни­зи­ро­ван­ный у А. Н. Ра­ди­ще­ва (в ли­ри­ке и осо­бен­но в по­эмах).

Ос­нов­ным дос­ти­же­ни­ем это­го пе­рио­да ста­ло воз­ник­но­ве­ние ин­ди­ви­ду­аль­но­го ав­тор­ско­го об­раза в по­эзии. Здесь бы­ли от­кры­ты три воз­мож­но­сти со­от­но­ше­ния «че­ло­ве­ка» и «по­эта»: кон­траст (как у Дер­жа­ви­на), един­ст­во (как у Ка­рам­зи­на) и иро­ния (как у И. М. Дол­го­ру­ко­ва: ва­ри­ант, на­дол­го ос­тав­ший­ся не­вос­тре­бо­ван­ным). В сле­дую­щем, ро­ман­ти­че­ском пе­рио­де жан­ро­вая клас­си­фи­ка­ция в по­эзии от­хо­дит на вто­рой план, а на пер­вый вы­дви­га­ет­ся об­раз ав­то­ра.

Дра­ма­тур­гия. Тра­ге­дия это­го пе­рио­да про­дол­жа­ет су­ма­ро­ков­скую тра­ди­цию; в то же вре­мя в ней уси­ли­ва­ет­ся гра­ж­дан­ско-по­ли­ти­че­ский па­фос: ти­ра­но­бор­че­ские мо­ти­вы зву­чат в тра­ге­дии «Со­ре­на и За­мир» Н. П. Ни­ко­ле­ва (соз­да­на в 1784), ори­ен­ти­рую­ще­го­ся на Воль­те­ра, а так­же в тра­ге­ди­ях «Росслав» (1784) и «Ва­дим Нов­го­род­ский» (1789, опубл. в 1793) Я. Б. Княж­ни­на. Княж­нин ра­бо­та­ет и в жан­ре сти­хотвор­ной клас­си­ци­сти­че­ской ко­ме­дии, при­спо­саб­ли­вая за­пад­ные об­раз­цы к рос. дей­ст­ви­тель­но­сти («Хва­стун», 1784–85); его гл. за­слу­гой здесь ста­новит­ся поч­ти раз­го­вор­ная – на­сколь­ко мог­ла по­зво­лить сти­хо­твор­ная фор­ма – лёг­кость язы­ка. Са­ти­ри­че­скую клас­си­ци­сти­че­скую ко­ме­дию в сти­хах пи­шет В. В. Кап­нист («Ябе­да», по­став­ле­на в 1798), ус­на­щая её язык (ещё бо­лее при­бли­жен­ный к раз­го­вор­но­му) по­сло­ви­ца­ми, по­го­вор­ка­ми, диа­лект­ны­ми сло­ва­ми. По­ли­ти­че­скую са­ти­ру в фор­ме па­ро­дии на ге­рои­че­скую клас­си­ци­сти­ческую тра­ге­дию по об­раз­цу ирои­ко­ми­че­ской по­эмы П. Скар­ро­на пред­став­ля­ет со­бой «шу­тот­ра­ге­дия» И. А. Кры­ло­ва «Под­щи­па» («Трумф», 1798, опубл. в Рос­сии в 1871), за­де­ваю­щая так­же но­вое лит. на­прав­ле­ние – сен­ти­мента­лизм и его гл. пред­ста­ви­те­ля Ка­рам­зи­на. Сати­ри­че­ски­ми то­на­ми ок­ра­ши­ва­ет­ся и жанр ко­ми­че­ской опе­ры («Не­сча­стье от ка­ре­ты» Княж­ни­на, 1779). «Ме­щан­ская дра­ма» на­хо­дит про­дол­же­ние в твор­че­ст­ве П. А. Пла­виль­щи­ко­ва («Бо­быль», по­став­ле­на в 1790, – пер­вая серь­ёз­ная ко­ме­дия из кре­сть­ян­ской жиз­ни; «Си­де­лец», по­став­ле­на в 1803, – из жиз­ни куп­цов).

Про­за. Жанр ро­ма­на в его лю­бов­но-пси­хо­ло­ги­че­ском ва­ри­ан­те (вслед «Пись­мам Ер­не­ста и До­рав­ры» Ф. А. Эми­на) пред­став­лен в этот пе­ри­од эпи­сто­ляр­ны­ми ро­ма­на­ми Н. Ф. Эми­на – сы­на пи­са­те­ля («Ро­за. По­лу­спра­вед­ли­вая ори­ги­наль­ная по­весть», 1788; «Иг­ра судь­бы», 1789) и П. Ю. Льво­ва («Рос­сий­ская Па­ме­ла, или Ис­то­рия Ма­рии, доб­ро­де­тель­ной по­се­лян­ки», 1789), от­ме­чен­ны­ми но­вы­ми на­строе­ния­ми и чув­ст­ва­ми (влия­ние С. Ри­чард­со­на, Рус­со, ро­ма­на И. В. Гё­те «Стра­да­ния мо­лодо­го Вер­те­ра», 1774). Слож­ную фор­му, со­че­таю­щую чер­ты лю­бов­но-аван­тюр­но­го и ал­ле­го­ри­че­ско­го ро­ма­нов, пред­став­ля­ют со­бой ма­сон­ские ро­ма­ны Хе­ра­ско­ва («Кадм и Гар­мо­ния», 1786; «По­ли­дор, сын Кад­ма и Гар­мо­нии», 1794), на­пи­сан­ные, как и его пер­вый ро­ман, вы­чур­ным, ис­кус­ст­вен­но-книж­ным язы­ком; в них, осо­бен­но в «По­лидо­ре», уси­ле­на лю­бов­ная те­ма­ти­ка (влия­ние ут­вер­ждаю­ще­го­ся сен­ти­мен­тализ­ма). Соз­да­ёт­ся пер­вый оте­че­ст­венный об­ра­зец со­ци­аль­но-фи­ло­соф­ско­го пуб­ли­ци­сти­че­ско­го ро­ма­на-уто­пии – «Пу­те­ше­ст­вие в зем­лю Офир­скую...» М. М. Щер­ба­то­ва (на­пи­сан в середине 1780-х гг.).

Тра­ди­ция са­ти­ри­че­ской жур­на­ли­стики Но­ви­ко­ва и Ф. А. Эми­на бы­ла про­дол­же­на И. А. Кры­ло­вым, раз­ра­ба­ты­вав­шим жан­ры са­ти­ри­че­ских пи­сем («Поч­та ду­хов», янв. – авг. 1789), са­ти­ри­че­ской по­вес­ти в ду­хе фи­ло­соф­ских ска­зок Воль­те­ра («вос­точ­ная по­весть» «Ка­иб», 1792), пам­фле­та в фор­ме «лож­но­го па­не­ги­ри­ка» («По­хваль­ная речь в па­мять мо­ему де­душ­ке», 1792, «По­хваль­ная речь нау­ке уби­вать вре­мя», 1793, и др.), в ко­то­рых Кры­лов, в от­ли­чие от сво­их пред­ше­ст­вен­ни­ков, ак­тив­но ис­поль­зу­ет приё­мы тра­ве­сти­ро­ва­ния и лит. па­ро­дии.

Опы­том соз­да­ния про­из­ве­де­ния, про­ник­ну­то­го от­ве­чаю­щей ду­ху вре­ме­ни чув­ст­ви­тель­но­стью (по­ня­той как уяз­влён­ность стра­да­ния­ми че­ло­ве­че­ст­ва), на ло­мо­но­сов­ской, но ещё бо­лее сла­вя­ни­зи­ро­ван­ной язы­ко­вой ос­но­ве, ста­новит­ся ро­ман «Пу­те­ше­ст­вие из Пе­тербур­га в Мо­ск­ву» А. Н. Ра­ди­ще­ва (опубл. в 1790), в ко­то­ром при­хот­ли­во со­вме­ще­ны раз­но­род­ные жан­ры (трак­тат, по­хваль­ное сло­во, про­ект, сти­хо­твор­ная ода и др.) и сти­ли (воз­вы­шен­но-ри­то­ри­че­ский, сен­ти­мен­таль­но-па­те­ти­че­ский, раз­го­вор­но-бы­то­вой и др.), а фор­ма пу­те­ше­ст­вия ис­поль­зо­ва­на как струк­тур­ный прин­цип, мо­ти­ви­рую­щий по­доб­ную пе­ст­ро­ту.

Язык про­зы, со­от­вет­ст­вую­щий но­вым ху­дож. за­да­чам, на­чи­на­ет раз­ра­ба­ты­вать Н. М. Ка­рам­зин. Об­ра­ща­ясь, как и Ра­ди­щев, к ти­пич­но­му для ли­те­ра­ту­ры сен­ти­мен­та­лиз­ма жан­ру пу­те­вых за­ме­ток («Пись­ма рус­ско­го пу­те­ше­ст­вен­ни­ка», пуб­ли­ко­ва­лись с 1791; отд. изд. – 1797), он не толь­ко зна­ко­мит оте­че­ст­вен­но­го чи­та­те­ля с ев­ро­пей­ской жиз­нью и куль­ту­рой, но и – вслед за пред­ста­ви­те­ля­ми ев­ро­пей­ско­го сен­ти­мен­та­лиз­ма и пред­ро­ман­тиз­ма – от­кры­ва­ет для рус. ли­те­ра­ту­ры пей­заж как по­эти­че­скую, свя­зан­ную с дви­же­ния­ми че­ло­ве­че­ской ду­ши те­му. Вер­шин­ное дос­ти­же­ние рус. сен­ти­мен­та­лиз­ма – по­весть Ка­рам­зи­на «Бед­ная Ли­за» (1792); в ней наи­бо­лее от­чёт­ли­во за­мет­на ге­не­ти­че­ская связь чув­ст­ви­тель­ной по­вес­ти с пас­то­ра­лью, рав­но уда­лён­ной как от пыш­но­сти, так и от гру­бо­сти. В по­вес­тях Ка­рам­зи­на «Ост­ров Борн­гольм» (1794) и «Си­ер­ра-Мо­ре­на» (1795) ощу­ти­мы пред­ро­ман­ти­че­ские чер­ты – фраг­мен­тар­ность ком­по­зи­ции, та­ин­ст­вен­ность, не­дос­ка­зан­ность, субъ­ек­тив­но-ли­ри­че­ский тон по­ве­ст­во­ва­ния, эк­зо­тизм об­ста­нов­ки (се­вер­ной, «ос­сиа­ни­че­ской»,– в пер­вой по­вес­ти; юж­ной, ис­пан­ской, – во вто­рой). Сен­ти­мен­таль­ная по­весть по ти­пу «Бед­ной Ли­зы» бу­дет ак­тив­но куль­ти­ви­ро­вать­ся ещё 10–15 лет; пред­ро­ман­ти­че­ские тен­ден­ции по­вес­тей Ка­рам­зи­на ас­си­ми­ли­ру­ют­ся ро­ман­ти­че­ской по­ве­стью 19 в.