ИИСУ́С ХРИСТО́С
-
Рубрика: Религиоведение
-
-
Скопировать библиографическую ссылку:
ИИСУ́С ХРИСТО́С (греч. ’Ιησῦσ Χριστός), в христианстве Сын Божий, Бог, явившийся во плоти, взявший на Себя грех человека и таким образом сделавший возможным его спасение. В Новом Завете И. Х. усваиваются символич. наименования, называемые в совр. библейских исследованиях христологич. титулами: Христос или Мессия (греч. Χριστός, Μεσσίας), Сын (υἱός), Сын Божий (υἱὸς θεοῦ), Сын Человеческий (υἱὸς ἀνθρώπου), Агнец (ἀμνός; ἀρνίον), Господь (ϰύριος ), Отрок Божий (παῖσ θεοῦ), Сын Давидов (υἱὸς Δαυίδ), Спаситель (σωτήρ) и др.
Источники
Свидетельством о земной жизни и учении И. Х. являются книги Нового Завета, прежде всего Евангелия. Пророчества о приходе Спасителя мира содержит уже Священное Писание Ветхого Завета. В Книге пророка Даниила (7:13–14) говорится, что дана будет Сыну Человеческому «власть, слава и царство», владычество Его вечно «и царство Его не разрушится». Об Отроке Божием, который «возвестит народам суд», слова Бога: «…и поставлю Тебя в завет для народа, во свет для язычников...» (Ис. 42:1, 6). О страданиях и славе Сына Божия пророчествуется в Книге пророка Исаии (49:1–6; 50:4–6; 52:13–53:12); «…Праведник, Раб Мой, оправдает многих и грехи их на Себе понесет», Он «...предал душу Свою на смерть, и к злодеям причтен был…» (Ис. 53:11–12).
Свидетельства об И. Х. сохранились и в ряде нехристианских источников. В «Иудейских древностях» (XX, 9, 1) Иосиф Флавий вскользь упоминает Иисуса, «именуемого Христом». Повествуя о преследованиях христиан имп. Нероном, Тацит свидетельствует, что речь идёт о приверженцах Христа, казнённого Понтием Пилатом во времена имп. Тиберия («Анналы», XV, 44). Светоний рассказывает об изгнании иудеев из Рима имп. Клавдием («Жизнеописание двенадцати цезарей», «Клавдий», 25, 4) в связи с волнениями, связанными с Христом, а также о гонении на христиан во времена имп. Нерона (там же, «Нерон», 16). О христианах в своих письмах к имп. Траяну упоминает Плиний Младший. В рамках иудейской религ. традиции имеется талмудич. свидетельство об обстоятельствах казни Иисуса («Санхедрин», 43а). Некоторые свидетельства о жизни И. Х., восходящие к раввинистич. традиции, отражены также в Коране: здесь упоминаются Иисус (Иса), Его мать Мария (Марйам), ученики, есть повествование, имеющее отношение к непорочному зачатию (19:16–35), эпизод с насыщением 5 тыс. чел. (5:112–115), описываются смерть и вознесение Иисуса (4:155–157).
Христианский догмат
Христианский догмат об И. Х. основывается на вере в факт воплощения: Сын Божий воспринял человеческую природу; И. Х. – совершенный Бог и совершенный Человек, Богочеловек. Две природы (или естества) во Христе нераздельны и неслиянны. Сын Божий воспринял человеческую природу целиком, очистив её от греха. О том, что И. Х. не имеет греха, говорит Он сам, вопрошая своих противников: «Кто из вас обличит Меня в неправде?» (Ин. 8:46). О Его безгрешности свидетельствуют ученики, ежедневно следовавшие за Ним (Деян. 3:14; 1 Пет. 1:19, 2:22, 3:18; 1 Ин. 3:5, 7, и др.). Сын Божий должен был во всём уподобиться человеку для его спасения (Евр. 2:14–18). Действительность и полнота человеческой природы воплотившегося Слова, передаваемые в прологе Евангелия от Иоанна (Ин. 1:1–18) понятием «плоть», в дальнейшем подчёркиваются ясными указаниями на проявления человечества в Христе (Ин. 11:33, 12:27). Земное служение И. Х. является этапом в последовательности: предвечное бытие Сына, Его участие в творении мира, земная жизнь как «очищение грехов наших», вознесение и пребывание «одесную (престола) величия» (Евр. 1:3). Единство Сына Божия в предвечном бытии и в земном служении раскрывает сотериологич. значение (см. Сотериология) таинства воплощения.
Земная жизнь и служение
И. Х. родился обыкновенным младенцем, рос и развивался как все люди. 30 лет Он пребывал в неизвестности на земле. Евангелия содержат лишь один отрывок (Лк. 2:41–50), в котором описывается паломничество 12-летнего Отрока вместе со взрослыми в Иерусалим на праздник Пасхи и Его беседа с учителями Моисеева закона. Повседневная жизнь И. Х. протекала в сыновнем повиновении (Лк. 2:51). Ремесло Его приёмного отца Иосифа стало и Его ремеслом. По Евангелию от Матфея (13:55), земляки Христовы называют Его сыном плотника, а в Евангелии от Марка (6:3) плотником называется сам Иисус Христос.
Общественное служение И. Х. начинается с того, что, не нуждаясь ни в каком очищении, Он вместе с грешниками принимает крещение от Иоанна Крестителя. Крещением Иоанновым запечатлевалось покаяние, оно сопровождалось исповеданием грехов (Мк. 1:4) и готовило народ Израиля к приходу Мессии. И. Х. же Сам был обетованный Мессия. На недоумение Иоанна (Мф. 3:14) Христос отвечает указанием на необходимость «исполнить всякую правду»: принимая крещение покаяния, Он выражал единение с людьми, грехи которых брал на Себя. В крещении Христа совершилось явление Триединого Бога: крещение Сына, глас Отца, сошествие Духа (Мф. 3:16–17; Мк. 1:9–11; Лк. 3:21–22). Земное служение Христа есть по сути Богоявление. И. Х. исцелял больных, проявлял власть, творил чудеса – но не в этом полагал Он цель своего служения, а в созидании Царства Божия.
Своё учение И. Х. проповедовал во всех областях Палестины, населённых иудеями, – Галилее, стране Гадаринской (Лк. 8:26–37) или Гергесинской (Мф. 8:28–34), а также в языческих областях – на финикийском побережье Средиземного м. (Мф. 15:21–29; Мк. 7:24–31) и в Кесарии Филипповой (Мф. 16:13; Мк. 8:27).
И. Х. не только толкует Писания, Он учит как имеющий власть (Мк. 1:22) и этим приводит некоторых в смущение. Даже ученики не могут ответить на Его вопрос: «А вы за кого почитаете Меня?», Пётр отвечает Ему: «Ты – Христос, Сын Бога Живого» (Мф. 16:15–16). Это исповедание Петра меняет ситуацию. И. Х. подтверждает его слова, говоря: «…не плоть и кровь открыли тебе это, но Отец Мой, Сущий на небесах...» (Мф. 16:17). Слушать Христа – значит слушать Бога (ср.: Мк. 9:7). Только у И. Х. особое отношение к Богу Отцу – только Он может сказать: «Отец Мой». Преображение И. Х. было явлением Его во славе, видимой в блистании света, в белых ризах, в осенении облака (Мк. 9:2–8; Мф. 17:1–8; Лк. 9:28–36).
И. Х. пришёл, чтобы исполнить Закон и предсказания ветхозаветных пророков, но идеал совершенной любви, который Он являл, в т. ч. к «малым сим» (т. е. к людям, встречавшимся на Его пути, – к больным, обездоленным), несовместим с тонкостями фарисейской казуистики. И. Х. постоянно помогает людям: слепым прозреть (Мф. 9:27–31; Мк. 8:22–26), глухим обрести слух (Мф. 11:5; Мк. 7:32–37), лежачим начать ходить (Ин. 5:1–15), прокажённым очиститься (Лк. 5:12–14, 17:11–19) и т. п., даже воскрешает умерших (Мф. 9:18–19, 23–26; Мк. 5:35–43; Лк. 7:11–15, 8:49–56; Ин. 11:1–44). Он исцеляет и в субботу (Мк. 3:1–5; Лк. 13:10–17, 14:1–6), впрочем, не отменяя ветхозаветный закон о дне (7-й день недели по евр. календарю), в который прекращалась работа, строго исполнялись религ. предписания. Закон о субботе противоречил др. заповедям (напр., необходимости исполнять службу в храме). И. Х. показывает лицемерие фарисеев, обращаясь к ним с вопросом: «Должно ли в субботу добро делать, или зло делать? душу спасти, или погубить?» (Мк. 3:4). Иудеи негодуют на И. Х. за нарушение субботы и ищут, чтобы убить Его за усвоение Им Богосыновнего, т. е. Богоравного, достоинства («Кто не чтит Сына, тот не чтит и Отца, пославшего Его» – Ин. 5:23). Что Иисус – Мессия, уже знали Его ученики. Но путь Мессии есть путь страдания – этого они пока не знали. Сам И. Х. понимал, что Его ждёт близкая смерть (Мк. 9:12; Лк. 13:31–35) и что Его смерть в замысле Божием является жертвенным служением «для искупления многих» (Мк. 10:45).
Распятие на кресте было обычной рим. казнью. Осуждённый на смерть нёс крест на своих плечах. Образ крестоношения – образ насильственной смерти, сопряжённой со страданиями. Путь страдания приводит к славе. Мессия – Царь, но Его воцарение, Его вхождение в славу обусловлено страданием.
Воскресение Христово – явление иного бытия. В большей мере, чем Рождество Христово и Преображение Господне, оно отмечено явлением светоносной славы. Сошествие ангела, вид которого «был, как молния», а «одежда... бела, как снег», сопровождается землетрясением и вызывает ужас стражи у гроба и пришедших ко гробу женщин (Мф. 28:2–5). Тело воскресшего Христа, как тело духовное (ср.: 1 Кор. 15:44–49), есть тело прославленное (ср.: Флп. 3:21), оно уже принадлежит иному бытию. Тайна Воскресения превышает человеческое разумение и не может быть выражена словом. Воскресение Христа есть начало воскресения людей. «Если нет воскресения мертвых, то и Христос не воскрес; а если Христос не воскрес… тщетна и вера ваша» (1 Кор. 15:13–14) – вся 15-я глава Послания к Коринфянам ап. Павла посвящена раскрытию догматической сущности Воскресения и его значения в деле спасения человека.
Учение Иисуса Христа
И. Х. вышел на служение с благовестием, евангелием (греч. εὐαγγέλιον), Царства Божия. К ожиданию Царства Божия благочестивое иудейство было подготовлено обетованиями Ветхого Завета. Бог, царь Израиля, должен был осуществлять Своё Царствие через Им поставленного помазанника. Царство мессианское, утверждение которого неизбежно предполагало явление Христа, понималось иудеями по-разному: и как восстановленное Мессией царство Давида, т. е. политич. царство, и как религ. Царство Небесное, были и др. варианты.
В учении И. Х. о Царстве говорится о его исполнении в полноте эсхатологич. свершения. В Царстве кроткие наследуют преображённую землю, насытятся алчущие и жаждущие правды, будут помилованы милостивые, узрят Бога чистые сердцем, миротворцы будут наречены сынами Божиими (Мф. 5:3–10). В притчах И. Х. о горчичном зерне и о закваске даны образы Царства Божия: горчичный куст, выросший из малого зерна, укрывает птиц (Мк. 13:31–32; Лк. 13:18–19); от малой закваски вскисает всё тесто (Мф. 13:33; Лк. 13:21–22), и оно качественно отличается от той муки, в которую закваска была вложена. Притча о закваске являет сущность Царства как иного бытия. Христос творит великие чудеса, преодолевая законы природы. Этим дано предвосхищение Царства как явления иного бытия, как явления Царства Славы.
Благовествуя Царство, И. Х. говорил о нравственных условиях его достижения. Притчи о сокровище, скрытом в поле, и о жемчужине (Мф. 13:44–46) – наставления о несравненной ценности Царства, превышающей ценности земные и оправдывающей, ради его достижения, всякие, даже самые тяжёлые, жертвы. Об этом же говорит притча о сеятеле (Мф. 13:3–23; Мк. 4:1–20; Лк. 8:4–18). Тема этой притчи – неодинаковая судьба посеянных сеятелем семян. Одни, по разным причинам, остаются бесплодными; другие приносят плод, и плод этот – тоже неодинаковый. «Семя есть слово Божие» (Лк. 8:11), которое может принести плод, но может и остаться бесплодным в душе человека. Слово Божие, в контексте Евангелия, есть слово о Царстве (ср.: Мф. 13:11; Лк. 8:1, 10). Нравственные условия стяжания Царства составляют содержание Нагорной проповеди (Мф. 5–7). Нагорная проповедь систематизирует нравственное учение И. Х. В предписаниях Моисеева закона И. Х. раскрывает скрытый в них глубокий нравственный смысл, подвергая их то расширительному (Мф. 5:21–22, 27–30), то ограничительному (Мф. 5:31–32) толкованию. В др. случаях, не отменяя Закона, Он делает его беспредметным, выдвигая нравственное требование, исключающее саму возможность применения Закона (Мф. 5:33–36). Отменяя закон возмездия (Мф. 5:38–42) и требуя любви к врагам (Мф. 5:43–48), И. Х. обращается не к книгам законоположительным, а к высшим откровениям Ветхого Завета в книгах пророческих и учительных. И. Х. не отменяет нравственного учения Ветхого Завета, но совершенные требования, которые Он противопоставляет Закону, соответствуют их исполнению в конце времён. Продолжая действовать в истории, Закон таким образом отменяется превосходящим его эсхатологическим исполнением.
Нагорная проповедь, именуемая иногда «на месте равне» («…стал Он на ровном месте…» – Лк. 6:17–49), носит социальный характер: после обещания блаженства нищим, алчущим, плачущим, гонимым в ней как предупреждение возглашается «горе»: «горе вам, богатые» (Лк. 6:24), «горе вам, книжники и фарисеи» (Лк. 11:44). Провозглашения «горя» возвещают эсхатологич. приговор Суда Божия, но их истинной целью является не осуждение, а призыв к покаянию. У евангелистов этот призыв выражен по-разному. В Евангелии от Луки подчёркивается критика высшего слоя общества; за 4 «блаженствами» следуют 4 провозглашения «горя» (Лк. 6:24–26): богатым, пресыщенным, смеющимся и тем, о ком хорошо говорят «все люди». В Евангелии от Матфея призыв к покаянию направлен преим. к образованному слою общества: нравственная проповедь начинается провозглашением «блаженств» нищим духом (5:3–12) и завершается возвещением «горя» книжникам и фарисеям (23:23). Однако призыв к покаянию затрагивает основы жизни человека и касается всех людей.
Осуждение богатства как такового содержит притча о неверном управителе (Лк. 16:1–9). Здесь говорится о «неправедном богатстве» (греч. μαμωνᾶσ τῆσ ἀδιϰίας – Лк. 16:9, 11). Всякое богатство неправедно, поскольку оно временно, тленно, и его следует использовать в целях милосердия для спасения души. В притче подчёркивается важная религиозно-этическая и социальная польза, с какой следует употреблять богатство, причём не безразлично, каким путём оно было приобретено. Свт. Иоанн Златоуст в комментарии на Евангелие от Иоанна различает благотворительность из праведного и неправедного источника, утверждая, что если в великое множество имущества попадёт и одна капля неправды, то всё оно оскверняется.
Идеал нравственного совершенства, к которому призываются ученики Христовы, – Небесный Отец. Этот идеал есть идеал любви (ср.: Мф. 5:48). Ту же мысль выражает двоякая заповедь любви: любви к Богу и любви к ближнему (Мф. 22:35–40; Мк. 12:28–31; ср.: Лк. 10:25–28), причём вторая заповедь подобна первой (Мф. 22:39; Мк. 12:31). Внутр. связь обеих заповедей раскрывается в догматич. учении Евангелия от Иоанна. Бог так возлюбил мир, что отдал Сына своего Единородного, «дабы всякий, верующий в Него, не погиб, но имел жизнь вечную» (Ин. 3:16). Подчёркивая свою любовь и любовь Бога к людям и призывая своих последователей любить Бога, И. Х. настаивает на необходимости любить др. людей. Накануне казни Он обращается к ученикам со словами: «Заповедь новую даю вам, да любите друг друга...» – и обещает, что люди узнают в них Его учеников, если они будут «иметь любовь между собою» (Ин. 13:34–35). Христианское делание есть выражение любви. В конце же времён по причине роста беззакония «во многих охладеет любовь» (Мф. 24:12), но сохранивший её спасётся (ср.: Мф. 24:13).
Спасение есть дарование жизни и воскрешение из мёртвых. Об этом свидетельствует беседа Христа с иудеями (Ин. 5:19–30) после исцеления больного в Иерусалиме в купальне у Овечьих ворот (Ин. 5:1–14). Исцеление больного имеет значение символич. акта возвращения к полноте жизни через веру и прощение грехов («Вот, ты выздоровел; не греши больше…»). Христос не раз говорит о спасении верой: вера спасла прокажённого самарянина (Лк. 17:19); верой получил прощение иерихонский слепец (Лк. 18:42); спасение обусловлено верой (Лк. 7:50). В понятии мира, спасение которого желает Отец (ср.: 1 Ин. 4:14), улавливается некая полнота: не спасение отд. людей, изымаемых из мира, а спасение мира как целого (ср.: 1 Тим. 2:4, 4:10).
Условие спасения есть делание. Господь, явившись во славе, откажется признать «делателей неправды» (Лк. 13:27). Напротив, в Царство Божие войдут «делатели правды». «Тесные врата» (Лк. 13:24; ср. «узкий путь» в Мф. 7:14) – это необходимость усилия, волевого стремления, в котором проявляется вера. Призыв к всецелому отречению (Мф. 16:24–25) корректируется в притчах (Лк. 15:1–7, 8–10, 11–32): о пропавшей овце, о потерянной драхме и о блудном сыне. Бог взыскует заблудших и приемлет кающихся. Из ста «овец» пропадавшая и найденная Ему дороже тех девяноста девяти, которые оставались при Нём. Любовь отца к блудному сыну, когда он возвращается домой, вспыхивает ярче любви к его старшему брату, который не переставал служить отцу и никогда не преступал его приказания.
Союз учеников вокруг Учителя всё более и более оформлялся как Церковь. Начало организации относится ещё к галилейскому периоду: выделение двенадцати учеников (Мк. 3:13–14; см. Апостолы) и привлечение их к служению. Именно им на Тайной вечере, последней пасхальной трапезе перед крестными страданиями, И. Х. преломляет хлеб и даёт вино со словами: «...приимите, ядите; сие есть Тело Мое… Сие есть Кровь Моя Нового Завета…» (Мк. 14:22–23), завещая: «...сие творите в Мое воспоминание» (Лк. 22:19). Христианская Церковь восприняла это как евхаристич. таинство (см. Евхаристия) и как причащение Святых Даров (Тела и Крови Христовой). Термин «церковь» (греч. ἐϰϰλησία) дважды встречается в Евангелии от Матфея. В первый раз – в ответе Христа на исповедание Петра (16:18) – он относится к Церкви вселенской: «Ты – Петр, и на сем камне Я создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют ее»; во второй раз (18:17) им обозначается группа, община верующих, которая в современных условиях соответствовала бы поместной Церкви.
Начало организации Церкви совершалось во время пути Христа на страдание и смерть. Путь этот вёл к утверждению Царства, а Церковь есть Царство в его земном аспекте. Слова Христа «Царствие Божие внутрь вас есть» (Лк. 17:21) – слова о Церкви. И в иерусалимских беседах Он говорил о жертвенном подвиге Пастыря-Сына за стадо Его овец, которое мыслится Им как единое стадо единого пастыря (Ин. 10:1–18). Поучения ученикам, стоявшим в толпе, должны были показать народу значение учеников как пастырей стада Церкви. Умножая число своих последователей в начале пути, И. Х. двум собеседникам из трёх прямо говорит о Царстве Божием как о цели их служения (Лк. 9:60–62). Полное самоотречение, к которому, на собств. примере, Он призывает первого собеседника, в контексте неизбежно предполагает стремление к Царству (Лк. 9:58). Благовестие семидесяти в предварении Второго пришествия Христова есть также благовестие Царства (Лк. 10:9–11). В поучении, которым Господь сопровождает их посланничество, указание на Царство составляет осн. содержание их проповеди.
Христианские ереси
Заблуждения относительно природ И. Х. привели к отступлению от православного исповедания, к появлению ересей. Заблуждения касаются Божества И. Х., Его человечества и соединения этих двух природ во Христе. Совершенно отвергали Божество во Христе в апостольский век гностики Керинф и Евион, во 2 в. – Карпократ, Феодот, Артемон, в 3 в. – Павел Самосатский, осуждённый двумя Антиохийскими соборами (264 и 270). Все они считали И. Х. просто человеком, рождённым от Иосифа и Марии, – ересь получила осуждение в самом Символе веры («воплотившегося от Духа Святого и Марии Девы»), принятом 2-м Вселенским собором. К ним примыкают и те, которые хотя и не считали И. Х. лишь человеком, признавая, что в Нём воплотился Сын Божий, но полагали, что это не рождённый от Бога Отца Сын Божий, а сотворённый и потому не имеющий Божественной природы, – такова ересь арианства, осуждённая 1-м Вселенским собором (325), и различных арианских толков. Наконец, патрипассиане и антитринитарии допускали, что в И. Х. воплотился Бог, но не Сын Божий, а Бог Отец или вся Святая Троица, – эта ересь многократно осуждалась во 2–3 вв.
Относительно человечества И. Х. одни считали, что Он не имеет плоти, но лишь призрачное тело, – эта ересь докетизма обличена уже в Посланиях св. ап. Иоанна Богослова (1 Ин. 4:2–3; 2 Ин. 1–7). Другие – представители различных сект (гностицизм, манихейство) – полагали, что И. Х. имел небесное, духовное тело, с которым Он только прошёл через утробу Девы Марии, не восприняв от Неё плоти. Против этой ереси выступали св. ап. Иоанн Богослов, сщмч. Игнатий Богоносец, сщмч. Ириней Лионский, Тертуллиан и др. Третьи отказывали И. Х. в восприятии человеческой души или хотя и признавали, что И. Х. воспринял человеческую душу, но только чувственную, не восприняв разума или духа, – эта ересь Аполлинария и его последователей (см. Аполлинарианство) осуждена Александрийским (362), Римскими (376, 377, 382) и 2-м Вселенским (381) соборами.
Ереси несторианства, евтихианства, монофизитства и монофелитства исходят из заблуждений, касающихся соединения двух природ (или естеств) во Христе – Божественной и человеческой. Несториане разделяли природы во Христе: от Марии родился простой человек Христос, с которым Бог Слово был соединён только внешним образом, нравственно, следовательно Христос есть Богоносец, а не Богочеловек и Пресвятая Дева – только Христородица, а не Богородица. Противоположная крайность – евтихианство совершенно сливало природы во Христе: человечество поглощалось Божеством при ипостасном соединении; последователи евтихиан получили наименование монофизитов (греч. μόνος – один и φύσις – природа); как ветвь монофизитства появилась ересь монофелитства (греч. θέλημα – воля), полагающая во Христе хотя и две природы, но одну волю, одно действие. Монофизитство было осуждено 4-м Вселенским (Халкидонским) собором (451), монофелитство – 6-м Вселенским собором (680–681). Согласно ереси адопцианства, по существу разделявшей две природы на два лица во Христе, И. Х. – Сын Богу Отцу не собственный, а усыновлённый (лат. adoptivus) по благодати.
Библейская критика об Иисусе Христе
В литературе об И. Х. на Западе, начиная с эпохи Просвещения, сложились два осн. направления – мифологическое и историческое. Представители мифологич. направления считают И. Х. мифич. образом, созданным на основе тотемич. верований или земледельч. культов, подобно культам Осириса, Диониса, Адониса и др., или интерпретируют Его образ с точки зрения солярно-астральных представлений. Евангельские рассказы о жизни и чудесных деяниях И. Х. рассматриваются как заимствования мифов из древних религий, из ветхозаветной лит-ры. В И. Х., как и в аналогичных Ему мифологич. образах, представители солярно-астральной концепции видели солнечное божество: Он рождается 25 декабря (поворот Солнца на весну после зимнего солнцестояния), странствует по земле в сопровождении 12 апостолов (годичный путь Солнца через 12 зодиакальных созвездий), умирает и воскресает на 3-й день (3-дневное новолуние, когда Луна не видна, а потом снова «воскресает») и т. д. Эта концепция была наиболее характерна для начальной стадии развития мифологич. теории (франц. просветители Ш. Ф. Дюпюи, К. Ф. Вольней) и в 20 в. имела лишь немногих сторонников (среди них – польск. учёный А. Немоевский, франц. – П. Кушу). Крупнейшие представители мифологич. направления в кон. 19–20 вв. – нем. философ А. Древс, англ. историк раннего христианства Дж. М. Робертсон и др. Образ И. Х. сравнивается ими с образами «спасителей», божественных «целителей» древневосточных религ.-мифологич. систем; обращается внимание на встречающееся во многих религиях сочетание веры в «спасителя» с представлением об умирающем и воскресающем боге; прослеживается связь эпизодов земной жизни И. Х. с устойчивыми мифологич. сюжетами (рассказ о рождении И. Х. и чудесном спасении Младенца находит аналогии в егип. мифе о Горе и Сете, в ассирийском – о царе Саргоне, в иудаистическом – о Моисее, в индийском – о Кришне и т. п.); с И. Х. сопоставляются образы Агни, Кришны, Митры и др.; отмечается связь христианской символики с символикой дохристианской (рыба как символ многих божеств огня, крест как символ воскресения и новой жизни и т. д.). Иногда в мифе об И. Х. видят вариант легенды о Будде. Отголоски тотемич. верований усматривают в мифе о непорочном зачатии И. Х. Девой Марией; в таинстве причащения Тела и Крови Христа – поедание иудеями пасхального агнца. На взгляды мн. представителей мифологич. направления оказали влияние идеи Дж. Фрэзера о магич. обрядах как источнике религии; содержание Евангелий понималось как культовый миф, повествующий о реальном или символич. умерщвлении человеческой жертвы, страдающего и воскресающего бога.
Представители историч. направления полагают, что основой образа И. Х. является историч. личность; развитие образа И. Х., считают они, шло в направлении, противоположном тому, как это представляет мифологич. школа, – т. е. происходила мифологизация историч. личности, обожествление Иисуса, действительно существовавшего проповедника из Назарета, образ которого по мере роста числа его приверженцев всё более наделялся мифологич. чертами. Для первых попыток воссоздать биографию «Иисуса-человека» свойствен просветительски-рационалистич. подход, отсутствие историзма (в 18 в. – нем. теолог Г. С. Реймар, швейц. теолог Й. Гесс и др.); эти же черты характерны и для появившейся в 19 в. «Жизни Иисуса» Э. Ренана, написанной в форме романа. Ренан подробно излагал евангельский сюжет, отвергая всё кажущееся невозможным, и предлагал неск. гипотетич. вариантов для объяснения событий. Первые лекции «О жизни Иисуса» были прочитаны Ф. Шлейермахером, который дал рациональное описание личности Иисуса (осознание Иисусом, что в Нём присутствует Бог).
Начиная с т. н. тюбингенской школы науч. библеистики рассмотрение вопроса об историчности И. Х. связывается с распространением метода рационалистич. критики новозаветных текстов. Первым значит. исследованием такого рода была «Жизнь Иисуса» (т. 1–2, 1835–1836) Д. Ф. Штрауса, попытавшегося отделить «историч. Иисуса» от Его мифич. истории (впервые употребил применительно к христианству слово «миф») и показать процесс мифологизации живой действительности. Он подверг критике лекции Ф. Шлейермахера, заявив, что тот в христологии допускает сверхъестественное, а в критике и экзегетике выступает как рационалист. Штраус видел свою задачу в том, чтобы, отбросив мифич. наслоения, «восстановить образ историч. Иисуса в его человеческих чертах». В этом же направлении работали А. фон Гарнак и полемизировавший с ним А. Луази.
С 1920-х гг. в рамках историч. школы происходит подъём т. н. формального критицизма, т. е. литературоведч. анализа жанровых форм в новозаветных текстах (М. Дибелиус, Р. Бультман). Соединение этого метода с филос. предпосылками экзистенциализма породило концепцию Бультмана, основанную на резком отделении «историч. Иисуса» (по Бультману, о Нём мы почти ничего не знаем) от Христа, с которым имеет дело вера; для последней значима только ситуация экзистенциального выбора, в которую ставит человека христианская «керигма» (греч. ϰήρυγμα – возвещение), в Новом Завете она облечена в мифологич. язык, но ныне должна восприниматься отдельно от этого языка (проблема «демифологизации»). Историч. школа представлена преим. протестантскими теологами, которые, отбросив рассказы о «чудесах» (или дав им рационалистич. объяснение), сохранили то, что им не противоречит; библеисты этого направления внесли большой вклад в критическое исследование Евангелий и других текстов Священного Писания. К историческому направлению принадлежат некоторые иудаистические (напр., И. Клаузнер, давший образ И. Х. с позиций евр. национализма) и католические (Ф. Мориак и др.) исследователи; последние получили бóльшую свободу в критике и интерпретации текстов после Ватиканского II собора, разрешившего под влиянием успехов научной библеистики толковать те или иные места Священного Писания как иносказательные.
Иконография
Изображения И. Х., которые с кон. 1 в. появляются в росписях рим. катакомб и на саркофагах, можно подразделить на 3 типа: исторический (в облике взрослого мужа; катакомба Св. Домициллы в Риме, ок. 340), прообразовательный (в виде юноши; резьба на саркофагах 3 в., Латеранский музей, Ватикан) и символический (в виде Доброго Пастыря, Орфея, бога Гелиоса, якоря, рыбы, агнца; рим. катакомбы Святых Каллиста, Люцины, Присциллы и др.). С 4 в., после прекращения гонений на христиан, большинство символич. изображений И. Х. вышло из употребления. Постановлениями Трулльского собора (691–692) было предписано изображать И. Х. в человеческом облике. Главенствующим стал историч. тип, с правильными чертами лика, длинными тёмными волосами и округлой бородой (мозаики церквей Санта-Пуденциана в Риме, 5 в., Сант-Аполлинаре-Нуово в Равенне, 6 в.; икона из мон. Св. Екатерины на Синае, 6 в.). Этот тип изображения господствует также в сценах и циклах земной жизни И. Х., начиная с росписей рим. катакомб и баптистерия в Дура-Европос (3 в.). Обычные одежды И. Х. – пурпурный хитон с золотой полосой-клавом и синий плащ-гиматий; Его главу окружает нимб с вписанным крестом. На перекрестье с 11 в. помещают буквы «ὁ ὤν» (Сущий).
Осн. вариант историч. типа – «Христос Пантократор» («Вседержитель»), который в левой руке держит свиток или Евангелие (закрытое или раскрытое), правой – обычно благословляет (мозаика баптистерия в Неаполе, 5 в.; миниатюра менология Юстина II, 565–578). Пантократора изображали восседающим на троне-престоле (мозаика ц. Сан-Витале в Равенне, 546–547; менологий Василия I Македонянина, 867–886), стоящим (фреска ц. Святых бессребреников в Кастории, Греция, 11–12 вв.), по пояс или погрудно (купольные мозаики Софийского собора в Киеве, 1-я пол. 11 в.; ц. Успения Богоматери в Дафни в Афинах, ок. 1100). Образ Христа Вседержителя встречается на отд. иконах, в составе деисуса, в центр. куполе храма, в конхе алтарной апсиды и т. п. (см. илл. к ст. Византия). К историч. типу относится «Троица Новозаветная», где И. Х. восседает одесную Отца. К этому же типу принадлежат изображения И. Х. в младенческом возрасте, на руках Богоматери или в «Рождестве Христовом». Изображения Христа-младенца без Девы Марии, которые можно отнести как к историческому, так и к прообразовательному типу, встречаются редко и только в западном искусстве, преимущественно в пластике (церковь доминиканского мон. в Медингене, 1344; алтарь Святых Даров в ц. Сан-Лоренцо во Флоренции, скульптор Дезидерио да Сеттиньяно, 1461–62).
К историч. типу принадлежит также образ «Спас Нерукотворный». Согласно преданию, известному с 5 в., образ чудесно запечатлелся на плате, которым И. Х. отёр Свой лик и вручил посланцу больного проказой царя Авгаря. Плат-убрус, или Мандилион, поместили над вратами г. Эдесса и через некоторое время заложили черепицей, чтобы спасти от уничтожения. На черепице-керамиде также отпечатался Нерукотворный лик, что положило начало иконографии «Спас на чрепии». Возможно, лик И. Х. был длинным и узким, с клиновидной бородкой и заострёнными концами прядей волос, как на иконе «Истинный Образ» («Vera Icona», или «Veronica») из Ватикана (до 1208). Отголоском этого физиогномического типа, вероятно, является рус. извод «Спас Мокрая брада», где борода Христа сходится в один тонкий кончик. Образы «Спас на убрусе» и «Спас на чрепии» помещали в основании купольного барабана храмов визант. круга (традиция, возможно, восходящая к первоначальному убранству константинопольского храма Св. Софии). В западной (с 12 в.) и поствизантийской иконографии существует вариант, где глава Спасителя увенчана терновым венцом. Этот вариант получил назв. «Плат Вероники», поскольку, по преданию, лик Иисуса запечатлелся на убрусе, данном благочестивой женой Вероникой Христу, когда Его вели на казнь.
К прообразовательному (символическому) типу относится ряд изображений, принятых почти исключительно в православной церкви: «Спас Эммануил», «Христос Ветхий деньми», «Спас в силах», «Спас Великий Архиерей», «Иисус Христос Царь царём», «Недреманное око», «Ангел Великого Совета», «Спас Благое молчание», «София Премудрость Божия» и некоторые др. Наименование Христа Эммануилом основано на словах пророка Исаии: «Итак Сам Господь даст вам знамение: се, Дева во чреве приимет и родит Сына, и нарекут имя Ему: Еммануил» (Ис. 7:14). Вначале слово «Эммануил» относили как к образу юного Христа (ампула из Монцы, 6 в.; фрагмент коптской иконы, 6–7 вв., Музей Бенаки, Афины), так и к образу Христа Вседержителя. С 12 в. оно закрепилось за изображениями Христа-отрока (мозаики соборов Санта-Мария-Нуова в Монреале на Сицилии, 1180–94, и Св. Марка в Венеции, ок. 1200, 1220–30). Образ Христа-Эммануила истолковывается как изображение предвечного Логоса – Сына Божия до воплощения. Иконография встречается в виде самостоят. изображений (в т. ч. со Спасом Эммануилом на престоле; фреска ц. Благовещения в Аркажах в Новгороде, 1189), с архангелами или пророками (фреска ц. Святых бессребреников в Кастории, 11–12 вв.; икона «Спас Эммануил с архангелами» из Успенского собора Московского Кремля, 12 в., ГТГ), а также в композициях «Собор архангелов», «Богоматерь Никопея», «Богоматерь Знамение (Воплощение)», «Святая Троица» (в варианте «Отечество»), где Христос-Эммануил показан благословляющим, обычно в круглом клейме-медальоне.
Особую разновидность изображений И. Х. как отрока Эммануила представляет иконография «Недреманное око»: И. Х. возлежит на ложе, Ему предстоят Богоматерь и ангел. Первоначально встречается как иллюстрация 44-го псалма (Утрехтская Псалтирь, между 816–834, б-ка Утрехтского ун-та, Нидерланды), с 14 в. в качестве самостоят. композиции (фрески в храме Протата на Афоне, нач. 14 в.; в ц. Архангелов в Леснове, Сербия, между 1341 и 1349). Её смысл раскрывают слова 120-го псалма о неусыпном попечительстве Божием над родом человеческим: «...не дремлет и не спит хранящий Израиля» (Пс. 120:4). В поздневизантийской живописи в композицию включали комментирующие мотивы – льва (который, по представлениям ср.-век. «Физиологов», спит с открытыми глазами), пророков, волхвов (фреска в мон. Манассия, Сербия, 1-я четв. 15 в.). На рус. иконах этого сюжета фоном служит растительность райского сада (икона из Музеев Московского Кремля, 16 в.).
«Христос Ветхий деньми» – И. Х. в облике седовласого старца. Подобное изображение возникло благодаря представлению о единосущии Сына Отцу. Христос-старец, в отличие от Господа Саваофа, имеет крещатый нимб и обычное надписание «IС ХС» (миниатюра из Книги Иова, Патмос, 9 в.; фреска с деисусом в ц. Св. Николая Каснициса в Кастории, 2-я пол. 12 в., и др.).
На иконах «Спас в силах» И. Х. восседает на престоле в окружении небесных сил и символов евангелистов, на фоне 8-конечной звезды, образованной наложенными один на другой ромбами красного и синего цвета. Он благословляет, держа раскрытое Евангелие. Иконография основана на описании видений Иезекииля (Иез. 1:4–28, 10:1–22), Исаии (Ис. 6:1–4, 11:4) и Иоанна Богослова (Откр. 4:2–3, 6–9). Разные варианты этой иконографии («Христос во славе», или «Majestas Domini», – «Божественное величие») встречаются преим. в миниатюрах (Трирская Псалтирь, 2-я пол. 9 в.; Венское Евангелие, 1109, и др.), однако первым образцом описанного типа является центр. икона деисусного чина Благовещенского собора Московского Кремля [последняя четв. 14 в., Феофан Грек (?)]. С этого времени «Спас в силах» занимает центр. место в полнофигурных деисусных чинах московского извода (в новгородских деисусах сохраняется тип «Христос Вседержитель»). Появление и распространение образа «Спас в силах» было вызвано наглядным воплощением в нём обеих гл. идей деисусного чина – прославления Господа и наступления Страшного суда.
И. Х. как священник, с короткими волосами и простриженным на главе гуменцом, изображался согласно словам царя Давида (Пс. 109:4): «...Ты священник вовек по чину Мелхиседека» (мозаика Софийского собора в Киеве, ок. сер. 11 в.; купольная фреска ц. Св. Пантелеимона в Нерези, Македония, 1164). На рубеже 12–13 вв. появляется вариант «Иисус Христос Великий Архиерей», где И. Х. показан в архиерейских одеждах (артосная панагия из мон. Ксиропотам на Афоне), вскоре вытеснивший образ Христа-священника. С 14 в. известна композиция «Предста Царица», с И. Х., восседающим на престоле в архиерейском облачении; Ему предстоят Богоматерь в царских одеждах и Иоанн Предтеча (икона из Успенского собора Московского Кремля). Подобные изображения можно рассматривать как вариант деисуса. В поздневизантийской и поствизантийской иконописи существуют отд. изображения И. Х. в архиерейском облачении (ранний пример – фреска ц. Архангелов в Леснове, Сербия, между 1341 и 1349). Такая иконография основана на словах ап. Павла об И. Х. – Первосвященнике и Великом Архиерее, прошедшем небеса (Евр. 4:14). Обычно икона «Великий Архиерей» занимала место в центре деисусного чина или справа от царских врат, а также в алтаре, над горним местом.
Иконография «Иисус Христос Царь царём» восходит к тексту Апокалипсиса (Откр. 19:11–17), описывающему И. Х. как Царя царей и Господа господствующих. И. Х. изображается на престоле, в имп. облачении (реже в красной одежде) и в многоярусной короне, с жезлом (скипетром), иногда с мечом, исходящим из уст (икона иконостаса Архангельского собора Московского Кремля, 1679–80). Подобные иконы появляются в поствизантийской иконописи и нередко имеют отд. черты иконографии Великого Архиерея (напр., атрибуты царской власти сочетаются с архиерейским облачением). Это, очевидно, было связано со стремлением представить всю полноту власти и славы И. Х. – Царя и Первосвященника. В иконописи Нового времени Христос иногда наделяется не только скипетром, но и державой (икона из иконостаса Петропавловского собора в С.-Петербурге, А. М. Поспелов с товарищами, ок. 1727).
И. Х. в ангельском облике, в славе-мандорле и с посохом впервые представлен на миниатюре из «Слов Григория Назианзина» (880–883, Нац. б-ка, Париж). В 13 в. появляются Его изображения в архангельских одеждах (фреска ц. Св. Климента в Охриде, ок. 1294–1295). Один из вариантов данной иконографии называется «Ангел Великого Совета», по пророчеству Исаии (Ис. 9:6), обычно встречается в сценах «Сотворение мира» и «Страшный суд» («Отослание на землю»), знаменуя единосущие Сына Отцу. Др. вариант – «Спас Благое молчание», со скрещёнными на персях руками, вначале без крыльев (фреска алтарной преграды Успенского собора Московского Кремля, 1481 или 1513–15), позднее в имп. далматике, с крыльями и звездчатым нимбом (икона из иконостаса ц. Ильи Пророка в Ярославле, 17 в.). Эта иконография, очевидно, также восходит к пророчеству Исаии о Христе как предвечной Жертве: «...как агнец пред стригущим его безгласен, так Он не отверзал уст Своих» (Ис. 53:7). В образе огненноликого ангела в царских одеждах И. Х. предстаёт в композиции «София Премудрость Божия» (новгородского извода) на текст ветхозаветной притчи: «Премудрость построила себе дом, вытесала семь столбов его… она сказала: "Идите, ешьте хлеб мой и пейте вино, мною растворенное..."» (Притч. 9:1–5). По толкованию ап. Павла, в притче иносказательно говорится о Христе, который есть Божия Сила и Божия Премудрость (1 Кор. 1:18–30); прп. Косма Майюмский трактовал строительство дома Премудрости как созидание плоти И. Х. во чреве Богородицы. Ангелу-Софии предстоят крылатые Богоматерь и Иоанн Предтеча, над главой ангела находится изображение И. Х. в его новозаветном «историческом» облике. И. Х. представлен иногда в образе Спаса Эммануила в медальоне, который держит Богоматерь. Гл. содержанием иконографии является воплощение Премудрости Божией, нисхождение Её на землю в человеческом облике. В рус. толкованиях сюжета уже с 15 в. осн. идеей выступает восхваление девства, олицетворяемого ангелом («имать же девство лице девиче огненно»); крылья Богоматери и Предтечи – символ их ангельского жития.
К прообразовательному типу относится изображение И. Х. в виде «Младенца на дискосе» – евхаристич. Агнца (с 13 в.), или в облике мужа на аере-воздухе (фреска ц. Св. Георгия в Курбинове, Македония, 1191) в композиции «Служба святых отцов», помещаемой в алтаре. Фигура И. Х. в данном случае заменяет евхаристич. хлеб, наглядно раскрывая его значение Тела Христова.
Помимо перечисленных, существовал ещё ряд малораспространённых иконографич. вариантов: «Христос-победитель, попирающий аспида и василиска» (рельеф на пластине из слоновой кости, 9 в., Оксфордская б-ка), «Христос-воин» («Четырёхчастная» икона из Благовещенского собора Московского Кремля, 1560-е гг.), «Распятый Христос в лоне Отчем» (миниатюра из Хроники Эдиция Теодора, Кёльн, 1155–65), «Христос-виноградарь» и др.
Изображение И. Х. находится в центре мн. сюжетов новозаветной иконографии. Евангельские сюжеты, осн. иконографич. типы которых сформировались уже в раннехристианском иск-ве, группируются в неск. циклов: детство и отрочество (Рождество Христово, «Поклонение волхвов», Сретение Господне, «Бегство в Египет», «Христос беседует с книжниками», а также Святое семейство), земное служение (Крещение Господне, искушения Христа, призвания апостолов, Преображение Господне, «Изгнание торгующих из храма»), чудеса («Брак в Кане Галилейской», «Христос и самарянка», «Исцеление слепого», «Воскрешение Лазаря» и др.). Самостоят. цикл составляют Страсти Христовы, от Входа Господня в Иерусалим до «Положения во гроб» (со сценами Тайная вечеря, «Моление о чаше», «Взятие Христа под стражу», «Бичевание», «Осмеяние Христа», «Несение креста», Распятие, «Снятие с креста» и др.). «Сошествие во Ад» и Воскресение Христово завершают земную жизнь И. Х. События евангельской истории между Воскресением и Вознесением Господним запечатлены в сюжетах «Не прикасайся ко мне», «Вечеря в Эммаусе», «Неверие Фомы» и др. Объединяясь друг с другом и с ветхозаветными сюжетами по определённым принципам, эти сюжеты составляли иконографич. программы монументальных храмовых росписей, скульптурного храмового убранства, иллюминованных рукописей и т. д. Каждый из иконографич. типов может быть представлен и вне цикла, в отд. иконе, алтарном образе или, как в живописи Нового времени, на картине.