МИФ

МИФ (греч. μῦθος – ска­за­ние, пре­да­ние), мно­го­знач­ный тер­мин, смысл ко­то­ро­го ме­нял­ся на про­тя­же­нии ис­то­рии и в раз­ное вре­мя оз­на­чал рас­сказ, ска­за­ние о бо­гах, вы­мы­сел (лат. fabula), пред­став­ле­ние, ле­жа­щее в ос­но­ве ми­ро­по­ни­ма­ния, и т. д. Как прин­цип ос­мыс­ле­ния ми­ра ми­фо­ло­гич. мыш­ле­ние про­ти­во­пос­тав­ля­ет­ся ра­цио­наль­но­му.

В ар­ха­ич. куль­ту­рах ми­фо­ло­гия пред­став­ля­ет со­бой ба­зо­вую сим­во­лич. сис­те­му, об­ра­зую­щую кар­ти­ну ми­ра. М. слу­жит важ­ней­шим ме­ха­низ­мом куль­тур­ной пре­ем­ст­вен­но­сти, иде­аль­ным об­раз­цом зна­чи­мых форм по­ве­де­ния; ори­ен­та­ция на вос­про­из­ве­де­ние са­краль­ных ми­фич. со­бы­тий во мно­гом оп­ре­де­ля­ет тра­ди­цио­на­лизм об­ще­ст­ва. М. пе­ре­да­ёт­ся в фор­ме рас­ска­за (в от­ли­чие от сказ­ки, со­бы­тия М. вос­при­ни­ма­ют­ся ау­ди­то­ри­ей как ис­тин­ные), эпо­са, от­ра­жа­ет­ся в со­ци­аль­ной струк­ту­ре, ис­кус­ст­ве, сим­во­ли­ке по­эзии, ар­хи­тек­ту­ры, оде­ж­ды и т. д. Тра­ди­ци­он­ные М. час­то вы­сту­па­ют как свя­щен­ный язык ре­ли­гии, тес­но свя­за­ны с об­ря­да­ми, вос­про­из­во­дя­щи­ми ми­фич. со­бы­тия (со­глас­но дру­гой точ­ке зре­ния, ар­ха­ич. М. пред­став­ля­ет со­бой ин­тер­пре­та­цию пер­вич­ной сим­во­ли­за­ции, за­да­вае­мой об­ря­дом). Пря­мую связь с ри­туа­лом (жерт­во­при­но­ше­ни­ем, ини­циа­ция­ми) име­ют оп­ре­де­лён­ные ти­пы М., напр. М. об «уми­раю­щем и вос­кре­саю­щем Бо­ге», ша­ман­ские М., «мед­ве­жьи пес­ни» мед­вежь­е­го празд­ни­ка и др.

Осн. сю­же­ты ар­ха­ич. М. по­вто­ря­ют­ся в раз­ных не­за­ви­си­мо раз­ви­вав­ших­ся куль­ту­рах (напр., М. о По­то­пе); скла­ды­ва­ют­ся об­щие ти­пы ми­фо­ло­гич. ге­роя (трик­стер; ге­рой-бо­га­тырь, напр. Тор, Ге­ракл; ге­рой-ша­ман, напр. Один; бо­ги­ня-лю­бов­ни­ца, напр. Аф­ро­ди­та-Вене­ра­, Ас­тар­та-Иш­тар; бо­ги­ня-де­ва-вои­тель­ни­ца, напр. Афи­на, Ар­те­ми­да, валь­ки­рии; и т. п.). Обыч­но ми­фо­ло­гич. рас­сказ при­зван объ­яс­нить соз­да­ние су­ще­ст­вую­ще­го по­ряд­ка ве­щей. Ча­ще все­го это – кос­мо­го­ни­че­ские ми­фы и в т. ч. М., опи­сы­ваю­щие ка­та­ст­ро­фу, ко­то­рая от­де­ля­ет «зо­ло­той век» от ны­неш­них вре­мён. Кос­мо­го­нич. рас­сказ час­то про­дол­жа­ет­ся эт­но­го­ни­че­ски­ми М. – о про­ис­хо­ж­де­нии на­ро­да от ми­фич. ро­до­на­чаль­ни­ков, пе­ре­се­ле­нии его на совр. тер­ри­то­рию, вой­нах, во­ж­дях и пра­ви­те­лях и т. п. (напр., «По­поль-Вух», «Ма­хаб­ха­ра­та»). С ис­то­ри­ей на­ро­да свя­зы­ва­ют­ся и ге­ро­ич. М. – о под­ви­гах ге­ро­ев, в т. ч. в фор­ме ге­ро­ич. эпо­са (напр., цик­лы М. о Ни­бе­лун­гах, Ге­рак­ле, Одис­сее, Эди­пе, греч. М. фи­ван­ско­го и тро­ян­ско­го цик­лов – см. «Илиа­да»; М., лёг­шие в ос­но­ву эпо­сов «Гэ­сэр», «Джан­гар», «Ра­мая­на»). Осо­бое ме­сто в ми­фо­ло­гии за­ни­ма­ют М. о кон­це че­ло­ве­че­ской ис­то­рии (эс­ха­то­ло­ги­че­ские ми­фы).

В со­вре­мен­ном ми­ре М. де­са­кра­ли­зу­ют­ся и ухо­дят в «под­соз­на­ние» об­ще­ст­ва, про­дол­жая во мно­гом оп­ре­де­лять его жизнь и кар­ти­ну ми­ра, вы­сту­пая как не­от­реф­лек­си­ро­ван­ные схе­мы вос­при­ятия и по­ве­де­ния лю­дей. К ми­фо­ло­гич. мыш­ле­нию апел­ли­ру­ют рек­ла­ма и идео­ло­гия, М. яв­ля­ют­ся уни­вер­саль­ным язы­ком ис­кус­ст­ва и ин­тег­ри­рую­щей, спла­чи­ваю­щей об­ще­ст­во си­лой (фор­ми­руя, напр., нац. са­мо­соз­на­ние).

Изучение мифологии

Пер­вые опы­ты кри­тич. ра­цио­наль­но­го ана­ли­за М. от­но­сят­ся к др.-греч. фи­ло­со­фии. Пла­тон и его по­сле­до­ва­те­ли рас­смат­ри­ва­ли М. как сим­во­лы, ука­зы­ваю­щие на вне­вре­мен­ную выс­шую ре­аль­ность идей-пер­во­об­ра­зов (эй­до­сов). Эв­ге­мер (3 в. до н. э.) ин­тер­пре­ти­ро­вал М. как обо­же­ст­в­ле­ние ца­рей, ге­ро­ев и муд­ре­цов про­шло­го (это тол­ко­ва­ние М. по­лу­чи­ло назв. эв­ге­ме­ри­че­ско­го). Со­фис­ты и стои­ки (см. Стои­цизм) трак­то­ва­ли М. ал­ле­го­ри­че­ски, счи­тая бо­гов пер­со­ни­фи­ка­ци­ей при­род­ных яв­ле­ний. В сред­ние ве­ка сло­во «М.» оз­на­ча­ло имен­но ан­тич­ные М., ча­ще все­го счи­тав­шие­ся ал­ле­го­рия­ми или язы­че­ски­ми ис­то­рия­ми о де­мо­нич. су­ще­ст­вах. Ал­ле­го­рич. ин­тер­пре­та­ции М. пре­об­ла­да­ли в эпо­хи Воз­ро­ж­де­ния и Про­све­ще­ния: так, Д. Юм ви­дел в ми­фич. об­раз­ах вы­ра­же­ние стра­хов и на­дежд пер­во­быт­но­го че­ло­ве­ка, не спо­соб­но­го от­де­лить мир объ­ек­тов от ми­ра субъ­ек­тив­ных пе­ре­жи­ва­ний. Франц. про­све­тите­ли счи­та­ли М. про­яв­ле­ни­ем не­ве­же­ст­ва, суе­ве­ри­ем и соз­нат. об­ма­ном на­ро­да жре­ца­ми.

Прин­ци­пи­аль­но от­лич­ную от про­све­ти­тель­ских тео­рию М. пред­ло­жил Дж. Ви­ко («Ос­но­ва­ния но­вой нау­ки об об­щей при­ро­де на­ций», 1725), опи­сав ми­фо­ло­гию как ос­но­ва­ние ар­ха­ич. куль­ту­ры – «ве­ка бо­гов», свя­зан­но­го с гос­под­ством по­этич. во­об­ра­же­ния и не­раз­ви­то­стью мыш­ле­ния. Он от­ме­чал сход­ст­во ми­фо­ло­гич. мыш­ле­ния с мыш­ле­ни­ем ре­бён­ка, опе­ри­рую­ще­го кон­крет­ны­ми, эмо­цио­наль­но на­сы­щен­ны­ми об­раз­ами, ма­ло спо­соб­ным к фор­ми­ро­ва­нию аб­ст­ракт­ных по­ня­тий, роль ко­то­рых иг­ра­ют соз­дан­ные фан­та­зи­ей ан­тро­по­морф­ные су­ще­ст­ва.

В 1724 мис­сио­нер-ие­зу­ит ис­сле­до­ва­тель иро­ке­зов Ж. Ф. Ла­фи­то опуб­ли­ко­вал пер­вый труд по срав­нит. ми­фо­ло­гии («Нра­вы аме­ри­кан­ских ди­ка­рей в срав­не­нии с нра­ва­ми древ­них вре­мён»), со­пос­та­вив в нём М. ин­дей­цев с др.-греч. ми­фа­ми.

В кон. 18 – нач. 19 вв. ра­ди­каль­ные из­ме­не­ния в по­ни­ма­нии М. бы­ли ини­ции­ро­ва­ны пред­ста­ви­те­ля­ми ев­роп. ро­ман­тиз­ма. М. впер­вые стал рас­смат­ри­вать­ся как са­мо­быт­ная фор­ма ду­хов­ной жиз­ни, а изу­че­ние ми­фо­ло­гии вы­де­ли­лось в отд. ис­то­рич. дис­ци­п­ли­ну, поль­зую­щую­ся ме­то­да­ми язы­ко­зна­ния, фи­ло­ло­гии, ар­хео­ло­гии, ис­то­рии иск-ва. Ро­до­на­чаль­ни­ком та­ко­го под­хо­да к М. стал нем. фи­ло­лог Х. Г. Гей­не, ко­то­рый в со­чи­не­ни­ях «De fide historica aetatis my­thi­cae» (1798) и «Sermonis mythici seu symbolici interpretatio...» (1807) пред­ло­жил рас­смат­ри­вать ми­фо­ло­гию как ар­ха­ич. язык, за­пе­чат­лев­ший ос­мыс­ле­ние древ­ни­ми на­ро­да­ми ок­ру­жаю­ще­го ми­ра.

Ха­рак­тер­ное для йен­ско­го ро­ман­тиз­ма эс­те­тич. ис­тол­ко­ва­ние М. как пер­во­об­ра­за по­эзии и иск-ва (Ф. Шле­гель), во мно­гом вос­хо­дя­щее к кон­цеп­ции К. Ф. Мо­ри­ца (ан­тич­ная ми­фо­ло­гия как сим­во­лич. «язык фан­та­зии» – «Уче­ние о бо­гах», «Götterlehre», 1791), по­лу­чи­ло сис­те­ма­тич. обос­но­ва­ние в «Фи­ло­со­фии ис­кус­ст­ва» Ф. В. Шел­лин­га (1804), где ми­фо­ло­гия оп­ре­де­ля­лась как «не­об­хо­ди­мое ус­ло­вие и пер­вая ма­те­рия вся­ко­го ис­кус­ст­ва». По­ни­ма­ние иск-ва как совр. ми­фо­твор­че­ст­ва вы­зва­ло к жиз­ни уто­пич. про­ек­ты соз­да­ния но­вой ми­фо­ло­гии («Речь о ми­фо­ло­гии» Шле­ге­ля, 1800; т. н. Пер­вая про­грам­ма сис­те­мы нем. идеа­лиз­ма, ок. 1797, и др.). К этой же тра­ди­ции вос­хо­дит и позд­ней­шая фи­лос.-по­этич. апо­ло­ге­ти­ка М. у Ф. Ниц­ше, свя­зан­ная с осоз­на­ни­ем кри­зи­са но­во­ев­ро­пей­ской ра­цио­на­ли­стич. куль­ту­ры.

Фи­лос.-ал­ле­го­рич. под­ход к М. раз­ра­бо­тан на об­шир­ном эм­пи­рич. ма­те­риа­ле в тру­дах Ф. Крей­це­ра («Сим­во­ли­ка и ми­фо­ло­гия древ­них на­ро­дов, в осо­бен­но­сти гре­ков» – «Symbolik und My­thologie der alten Völker, besonders der Griechen», Bd 1–6, 1810–23), Й. Гёр­ре­са («Ми­фо­ло­гия ази­ат­ско­го ми­ра», 1810), И. А. Кан­не («Пер­вые до­ку­мен­ты ис­то­рии, или Все­об­щая ми­фо­ло­гия» – «Erste Urkunden der Geschichte, oder Allge­meine Mythologie», 1808, и др.), К. О. Мюл­ле­ра («Про­ле­го­ме­ны к на­уч­ной ми­фо­ло­гии» – «Prolegomena zu einer wissen­schaft­lichen Mythologie», 1825) и др., где М. трак­то­вал­ся как во­пло­ще­ние древ­ней­ше­го ми­ро­со­зер­ца­ния че­ло­ве­че­ст­ва.

Эс­те­тич. и фи­лос.-ал­ле­го­рич. тол­ко­ва­ния М. бы­ли под­верг­ну­ты кри­ти­ке Ф. В. Шел­лин­гом в лек­ци­ях по фи­ло­со­фии ми­фо­ло­гии 1820–40-х гг., где был по­став­лен во­прос о спе­ци­фич. ис­тин­но­сти ми­фо­ло­гии как раз­вёр­ты­ваю­ще­го­ся в со­з­на­нии внут­рен­не не­об­хо­ди­мо­го «тео­го­нич. про­цес­са», по­лу­чаю­ще­го за­вер­ше­ние в мо­но­те­из­ме.

На­ме­чен­ное уже в ра­бо­тах И. Г. Гер­де­ра осоз­на­ние тес­ной свя­зи М. с язы­ком и его зна­че­ния в фор­ми­ро­ва­нии «ду­ха на­ро­да» при­ве­ло в твор­че­ст­ве пред­ста­ви­те­лей гей­дель­берг­ско­го ро­ман­тиз­ма, пре­ж­де все­го бр. Я. и В. Гримм, к мас­штаб­ной ре­кон­ст­рук­ции нац. ми­фо­ло­гии на ос­но­ве ана­ли­за фольк­ло­ра («Не­мец­кая ми­фо­ло­гия», т. 1–3, 1875–78). Под влия­ни­ем идей бр. Гримм сфор­ми­ро­ва­лась ми­фо­ло­ги­че­ская шко­ла, свя­зан­ная с по­ис­ком пер­вич­ных ми­фо­ло­гич. мо­ти­вов в про­из­ве­де­ни­ях фольк­ло­ра и ли­те­ра­ту­ры; её пред­ста­ви­те­ли (А. Кун, М. Мюл­лер, Ф. И. Бус­ла­ев, А. Н. Афа­нась­ев, А. А. По­теб­ня и др.), со­брав­шие ог­ром­ное на­сле­дие ми­фо­ло­гии раз­ных на­ро­дов, за­ло­жи­ли ос­но­вы срав­ни­тель­но-ти­по­ло­гич. и эти­мо­ло­гич. изу­че­ния М. В этой шко­ле пре­об­ла­да­ла трак­тов­ка М. как об­раз­но­го во­пло­ще­ния при­род­ных яв­ле­ний (её на­зы­ва­ют так­же «на­ту­ра­ли­стич. шко­лой»), свя­зан­но­го с обо­же­ст­в­ле­ни­ем не­бес­ных све­тил («со­ляр­ная тео­рия» Мюл­ле­ра) или гро­зы («ме­тео­ро­ло­гич. тео­рия» Ку­на).

Во 2-й пол. 19 в. но­вый этап изу­че­ния М. свя­зан с англ. ан­тро­по­ло­гич. шко­лой (Э. Тай­лор, Дж. Фре­зер, Г. Спен­сер и др.) и франц. со­цио­ло­гич. шко­лой (Э. Дюрк­гейм и Л. Ле­ви-Брюль). Тай­лор трак­то­вал М. как на­ив­ный спо­соб объ­яс­не­ния ок­ру­жаю­щих яв­ле­ний, ос­но­вой ко­то­ро­го он счи­тал ани­мизм – пред­став­ле­ние об оду­шев­лён­но­сти ок­ру­жаю­ще­го ми­ра. С точ­ки зре­ния Фре­зе­ра, ани­миз­му пред­ше­ст­во­ва­ла «эпо­ха ма­гии», а М. бы­ли лишь от­ра­же­ни­ем уми­раю­щих ма­гич. ри­туа­лов. Под влия­ни­ем его взгля­дов в 1-й пол. 20 в. при­об­ре­ла по­пу­ляр­ность «ри­туа­ли­стич. шко­ла», трак­то­вав­шая М. как ри­ту­аль­ные тек­сты.

Со­глас­но Э. Дюрк­гей­му, са­краль­ные кол­лек­тив­ные пред­став­ле­ния, не­чув­ст­ви­тель­ные к «про­фан­но­му» ин­ди­ви­ду­аль­но­му опы­ту, пе­ре­да­ют­ся в фор­ме М. и об­ря­дов и яв­ля­ют­ся пред­ме­том ве­ры. Дюрк­гейм счи­тал «эле­мен­тар­ной» фор­мой М. то­те­ми­че­скую (см. То­те­мизм) ми­фо­ло­гию, мо­де­ли­рую­щую и под­дер­жи­ваю­щую ро­до­вую ор­га­ни­за­цию (позд­нее Ж. Дю­ме­зиль на ма­те­риа­ле ин­до­ев­ро­пей­ских ми­фо­ло­гий по­ка­зал от­ра­же­ние в них трёх гл. групп ар­ха­ич. об­ще­ст­ва – жре­цов, вои­нов и зем­ле­дель­цев). Раз­ви­вая идеи Дюрк­гей­ма, Ле­ви-Брюль опи­сал ле­жа­щее в ос­но­ве кол­лек­тив­ных пред­став­ле­ний «пра­ло­ги­че­ское» мыш­ле­ние, опи­раю­щее­ся на ма­гич. взаи­мо­свя­зи ве­щей.

Ос­но­ва­тель англ. функ­цио­наль­ной шко­лы (см. Функ­цио­на­лизм) Б. Ма­ли­нов­ский в по­ле­ми­ке с англ. ант­ро­по­ло­гич. шко­лой ак­цен­ти­ро­вал прак­тич. функ­ции М., иг­раю­ще­го важ­ней­шую роль в сим­во­лич. под­дер­жа­нии со­ци­аль­но­го по­ряд­ка («Миф в пер­во­быт­ной пси­хо­ло­гии», 1926). На­чи­ная с Ма­ли­нов­ско­го об­ря­ды и М. ста­ли рас­смат­ри­вать­ся как два ас­пек­та (сло­вес­ный и дейст­вен­ный) еди­ной сис­те­мы ар­ха­ич. куль­ту­ры, при­зван­ные под­дер­жи­вать тра­ди­цию.

С рас­про­стра­не­ни­ем пси­хо­ана­ли­за и др. на­прав­ле­ний глу­бин­ной пси­хо­ло­гии М. стал рас­смат­ри­вать­ся как объ­ек­ти­ва­ция не­соз­на­вае­мых (см. Бес­соз­на­тель­ное) пси­хо­ло­гич. ком­плек­сов (З. Фрейд), как про­дукт осо­бо­го ти­па мыш­ле­ния, пре­об­ла­даю­ще­го в ар­ха­ич. куль­ту­рах и свой­ст­вен­но­го ран­не­му дет­ст­ву, аф­фек­тив­ным со­стоя­ни­ям и сно­ви­де­ни­ям совр. че­ло­ве­ка (а так­же лю­бым из­ме­нён­ным со­стоя­ни­ям соз­на­ния). К. Г. Юнг счи­тал, что общ­ность об­ра­зов и сю­же­тов в М. раз­ных на­ро­дов вы­зва­на об­щи­ми для всех лю­дей струк­ту­ра­ми «кол­лек­тив­но­го бес­соз­на­тель­но­го» – ар­хе­ти­па­ми. Его по­сле­до­ва­тель Дж. Кэм­пбелл (США) как в ар­хаи­че­ских, так и в со­вре­мен­ных М. ус­мат­ри­вал мас­ки уни­вер­саль­ной транс­цен­дент­ной ис­ти­ны.

Р. От­то в пред­при­ня­том им фе­но­ме­но­ло­гич. опи­са­нии ре­лиг. пе­ре­жи­ва­ния как свя­зи че­ло­ве­ка с «аб­со­лют­но иным» («Свя­щен­ное» – «Das Heilige», 1917) оха­рак­те­ри­зо­вал опыт та­ко­го «ну­ми­ноз­но­го» пе­ре­жи­ва­ния как па­ра­док­саль­ное со­че­та­ние свя­щен­но­го ужа­са и вос­тор­га (mysterium tremendum et fascinans), ко­то­рое мо­жет быть пе­ре­да­но толь­ко в ми­фо­ло­гич. об­раз­ах. С. Н. Бул­га­ков рас­смат­ри­вал М. как «ору­дие ре­ли­ги­оз­но­го ве­де­ния». В про­ти­во­по­лож­ность это­му Р. Бульт­ман в ра­бо­те по эк­зе­ге­ти­ке Но­во­го За­ве­та вы­дви­нул про­грам­му де­ми­фо­ло­ги­за­ции Еван­ге­лия, счи­тая не­об­ходи­мым от­де­лить эк­зи­стен­ци­аль­ный смысл ре­лиг. пре­да­ния от его ми­фо­ло­гич. фор­мы.

Э. Кас­си­рер с ме­то­до­ло­гич. по­зи­ций нео­кан­ти­ан­ст­ва по­пы­тал­ся вы­явить ап­ри­ор­ные за­ко­но­мер­но­сти ми­фо­ло­гич. ми­ро­со­зер­ца­ния как спе­ци­фич. «сим­во­лич. фор­мы» на­ря­ду с язы­ком и ис­кус­ст­вом. М. ха­рак­те­ри­зу­ет­ся ле­жа­щей в ос­но­ве ма­гии не­рас­чле­нён­но­стью, то­ж­де­ст­вен­но­стью («сра­ще­ни­ем» – Konkreszenz) иде­аль­но­го и ре­аль­но­го, внут­рен­не­го и внеш­не­го, об­раза (сло­ва) и ве­щи, це­ло­го и час­ти и т. д. Свой­ст­вен­ная ми­фу ка­че­ст­вен­ная не­од­но­род­ность про­стран­ст­ва и вре­ме­ни оп­ре­де­ля­ет­ся разл. рас­пре­де­ле­ни­ем ак­цен­тов «свя­щен­но­го» и «про­фан­но­го».

Осу­ще­ст­в­лён­ный А. Ф. Ло­се­вым фе­но­ме­но­ло­го-диа­лек­тич. ана­лиз М. из­нут­ри не­го са­мо­го как из­на­чаль­ной ре­аль­но­сти, ле­жа­щей в ос­но­ве вся­кой куль­ту­ры (в т. ч. нау­ки и иск-ва), ис­хо­дит из прин­ци­пи­аль­ной не­сво­ди­мо­сти его ни к «при­ми­тив­но-на­уч­но­му по­строе­нию», ни к со­зер­цат. «от­ре­шён­но­сти» по­эзии. По­ле­ми­зи­руя с Э. Кас­си­ре­ром, Ло­сев го­во­рит о спе­ци­фич. вне­на­уч­ной «ис­тин­но­сти» и «дос­то­вер­но­сти» М. как «жи­во­го субъ­ект-объ­ект­но­го взаи­мо­об­ще­ния», об­раза «лич­но­ст­но­го бы­тия»: кон­крет­ный М. мо­жет быть от­верг­нут и вы­тес­нен толь­ко др. ми­фом. Я. Э. Го­ло­сов­кер ви­дел в М. и его ло­ги­ке наи­бо­лее пол­ное во­пло­ще­ние творч. во­об­ра­же­ния, со­здаю­ще­го веч­ные смыс­ло­об­ра­зы че­ло­ве­че­ско­го су­ще­ст­во­ва­ния («има­ги­на­тив­ный аб­со­лют»).

К. Ле­ви-Стросс, ос­но­ва­тель струк­ту­ра­ли­ст­ской тео­рии М., в про­ти­во­по­лож­ность Л. Ле­ви-Брю­лю на­стаи­вал на ра­цио­наль­ном ха­рак­те­ре ми­фо­ло­гич. мыш­ле­ния, ко­то­рое слу­жит ору­ди­ем бес­со­зна­тель­ных ло­гич. опе­ра­ций – ана­ли­за, обоб­ще­ния, клас­си­фи­ка­ции, раз­ре­ше­ния про­ти­во­ре­чий. В ос­но­ве ми­фо­ло­гич. ло­ги­ки ле­жит вы­чле­не­ние «би­нар­ных оп­по­зи­ций» (зем­ля – не­бо, свет – тьма, жизнь – смерть, муж­ское – жен­ское, левое – пра­вое, свя­щен­ное – мир­ское и т. п.), за­даю­щее ка­те­го­ри­аль­ную струк­ту­ру ар­ха­ич. соз­на­ния, и опо­сре­до­ва­ние свя­зи ме­ж­ду про­ти­во­по­лож­но­стя­ми. Струк­ту­ра­ли­ст­ский под­ход к М. пред­вос­хи­тил В. Я. Пропп, по­ка­зав­ший, что вол­шеб­ные сказ­ки раз­ных на­ро­дов име­ют сход­ную струк­ту­ру сю­же­та, вос­про­из­во­дя­щую схе­му ри­туа­лов ини­циа­ции.

Р. Барт рас­смат­ри­вал М. как вто­рич­ную се­мио­тич. сис­те­му, над­стро­ен­ную над язы­ком, и, ана­ли­зи­руя со­вре­мен­ную ему мас­со­вую куль­ту­ру, ото­жде­ст­в­лял ми­фо­ло­гию с идео­ло­ги­ей, счи­тая её осн. сред­ст­вом ма­ни­пу­ли­ро­ва­ния мас­со­вым соз­на­ни­ем.

Со­глас­но М. Элиа­де, обоб­щив­ше­му ис­сле­до­ва­ния «ар­ха­ич. он­то­ло­гии» М. (цик­лич. ха­рак­тер ми­фо­ло­гич. вре­ме­ни «веч­но­го воз­вра­ще­ния» в от­ли­чие от не­об­ра­ти­мо­го ли­ней­но­го «ис­то­рич.» вре­ме­ни и т. д.), функ­цио­ни­ро­ва­ние тра­диц. об­ще­ст­ва стро­ит­ся на ри­ту­аль­ном вос­про­из­ве­де­нии из­на­чаль­ных ми­фич. пра­со­бы­тий, свер­шив­ших­ся «во вре­мя оно» и вос­при­ни­мае­мых как свя­щен­ная тай­на, ко­то­рая не ну­ж­да­ет­ся в объ­яс­не­нии, но са­ма про­ли­ва­ет свет на лю­бые обы­ден­ные со­бы­тия и де­ла­ет их уча­ст­ни­ков со­при­ча­ст­ны­ми веч­но­сти. В совр. об­ще­ст­ве ми­фо­ло­гич. мо­ти­вы не толь­ко при­сут­ст­ву­ют в иск-ве и др. про­дук­тах фан­та­зии, но и ши­ро­ко рас­про­стра­не­ны в бы­ту, по­ли­тич. и идео­ло­гич. жиз­ни, за­пол­няя лю­бые раз­ры­вы в тон­кой обо­лоч­ке ра­цио­наль­но­го соз­на­ния.

Ут­вер­ждае­мая Х. Блю­мен­бер­гом не­ус­т­ра­ни­мость эле­мен­тов М. в соз­да­вае­мой че­ло­ве­ком кар­ти­не ми­ра свя­за­на с его пред­став­ле­ни­ем о прин­ци­пи­аль­ной ме­та­фо­рич­но­сти мыш­ле­ния и о су­ще­ст­во­ва­нии «аб­со­лют­ных ме­та­фор», не­пе­ре­во­ди­мых на к.-л. не­ме­та­фо­рич. язык.

В кон­цеп­ции К. Хюб­не­ра про­бле­ма «ис­ти­ны» М., про­дол­жаю­ще­го жить в совр. ми­ре в ис­кус­ст­ве и ре­ли­гии, рас­кры­ва­ет­ся че­рез ана­лиз его спе­ци­фич. ра­цио­наль­но­сти (эм­пи­рич. и се­ман­тич. ин­тер­субъ­ек­тив­но­сти) в кон­фрон­та­ции с ра­цио­наль­но­стью но­во­ев­ро­пей­ской нау­ки.

Миф и литература

По­сколь­ку ми­фо­ло­гия ос­ваи­ва­ет дей­ст­ви­тель­ность в фор­мах об­раз­но­го по­ве­ст­во­ва­ния, она близ­ка ху­дож. лит-ре; ис­то­ри­че­ски она пред­вос­хи­ти­ла мн. воз­мож­но­сти лит-ры и ока­за­ла все­сто­рон­нее влия­ние на её ран­нее раз­ви­тие. Лит-ра не рас­ста­ёт­ся с ми­фо­ло­гич. ос­но­ва­ми и позд­нее, что от­но­сит­ся не толь­ко к про­из­ве­де­ни­ям с «ми­фо­ло­ги­че­ски­ми» сю­же­та­ми, но и к реа­ли­стич. и на­ту­ра­ли­стич. бы­то­пи­са­тель­ст­ву 19 и 20 вв.

Раз­лич­ные ти­пы от­но­ше­ния по­эта к М. удоб­но про­сле­жи­вать на ма­те­риа­ле ан­тич­ной лит-ры. Под­ход к дей­ст­ви­тель­но­сти в го­ме­ров­ском эпо­се на­сквозь про­ник­нут ми­фо­ло­гич. сти­лем ми­ро­вос­прия­тия. Из­вест­но, что дей­ст­вия и пси­хич. со­стоя­ния ге­ро­ев «Илиа­ды» и (в мень­шей сте­пе­ни) «Одис­сеи» мо­ти­ви­ру­ют­ся вме­ша­тель­ст­вом бо­гов: в рам­ках эпич. кар­ти­ны ми­ра бо­ги бо­лее ре­аль­ны, чем слиш­ком субъ­ек­тив­ная сфе­ра че­ло­ве­че­ской пси­хи­ки. Вви­ду это­го воз­ни­ка­ет со­блазн тол­ко­вать го­ме­ров­ский эпос толь­ко как внутр. по­ро­ж­де­ние ми­фо­творч. сти­хии (к че­му скло­нял­ся, напр., Ф. В. Шел­линг). Но уже в го­ме­ров­ском эпо­се ка­ж­дый шаг в сто­ро­ну соз­на­тель­но­го эс­те­тич. твор­че­ст­ва ве­дёт к пе­ре­ос­мыс­ле­нию М.: ми­фо­ло­гич. ма­те­ри­ал под­вер­га­ет­ся от­бо­ру по кри­те­ри­ям кра­со­ты, а под­час па­ро­ди­ру­ет­ся. Позд­нее греч. по­эты ран­ней ан­тич­но­сти от­ка­зы­ва­ют­ся от иро­нии по от­но­ше­нию к М., но за­то под­вер­га­ют его ре­ши­тель­ной пе­ре­ра­бот­ке – при­во­дят в сис­те­му по за­ко­нам рас­суд­ка (Ге­си­од), об­ла­го­ра­жи­ва­ют по за­ко­нам мо­ра­ли (Пин­дар). Влия­ние М. со­хра­ня­ет­ся в пе­ри­од рас­цве­та греч. тра­ге­дии, при­чём его не сле­ду­ет из­ме­рять обя­за­тель­но­стью ми­фо­ло­гич. сю­же­тов: ко­гда Эс­хил соз­да­ёт тра­ге­дию «Пер­сы» на сю­жет из ак­ту­аль­ной ис­то­рии, он пре­вра­ща­ет са­му ис­то­рию в миф. Тра­ге­дия про­хо­дит че­рез вскры­тие смы­сло­вых глу­бин М. (Эс­хил) и его эс­те­тич. гар­мо­ни­за­цию (Со­фокл) к мо­раль­ной и рас­су­доч­ной кри­ти­ке его ос­нов (Ев­ри­пид). Для по­этов эл­ли­низ­ма омерт­вев­шая ми­фо­ло­гия ста­но­вит­ся объ­ек­том лит. иг­ры и учё­но­го кол­лек­цио­ни­ро­ва­ния (Кал­ли­мах).

Но­вые ти­пы от­но­ше­ния к М. пред­став­ле­ны в рим. лит-ре. Вер­ги­лий («Энеи­да») свя­зы­ва­ет ми­фо­ло­гию с ре­лиг.-фи­лос. про­бле­ма­ти­кой со­вре­мен­но­сти, соз­да­вая но­вую струк­ту­ру ми­фо­ло­гич. об­раза, ко­то­рый обо­га­ща­ет­ся сим­во­лич. смыс­лом и ли­рич. про­ник­но­вен­но­стью, от­час­ти за счёт пла­сти­че­ской кон­крет­но­сти; вы­ра­бо­тан­ная им струк­ту­ра об­раза во мно­гом пред­вос­хи­ща­ет хри­сти­ан­ские ми­фо­ло­ге­мы (ср.-век. по­эзия и Дан­те про­дол­жа­ют вер­ги­ли­ев­ское от­но­ше­ние к М.). Ови­дий, на­про­тив, от­де­ля­ет ми­фо­ло­гию от ре­лиг. со­дер­жа­ния. При этом, до­пус­кая лю­бую сте­пень иро­нии или фри­воль­но­сти по от­но­ше­нию к ка­ж­до­му отд. мо­ти­ву, он на­де­ля­ет сис­те­му в це­лом эс­те­ти­че­ски воз­вы­шен­ным ха­рак­те­ром. При всём раз­ли­чии ме­ж­ду Ови­ди­ем и Вер­ги­ли­ем в сте­пе­ни «серь­ёз­но­сти» ови­ди­ев­ский под­ход к М. не ис­клю­ча­ет не толь­ко ал­ле­го­риз­ма, но и на­стоя­щей кос­мич. сим­во­ли­ки (сквоз­ная сим­во­ли­ка «Ме­та­мор­фоз», рас­кры­вае­мая в 15 кни­гах). Лит-ра Воз­ро­ж­де­ния, вос­при­няв ови­ди­ев­ский стиль под­хо­да к М., на­сы­ща­ет его на­пря­жён­ным ан­ти­ас­ке­тич. на­строе­ни­ем («Фье­зо­лан­ские ним­фы» Дж. Бок­кач­чо, «Ска­за­ние об Ор­фее» А. По­ли­циа­но, «Три­умф Вак­ха и Ари­ад­ны» Л. Ме­ди­чи и др.).

С хри­сти­ан­ст­вом в кру­го­зор сре­ди­зем­но­мор­ско­го и за­тем об­ще­ев­ро­пей­ско­го ми­ра во­шла ми­фо­ло­гия со­вер­шен­но спе­ци­фич. ти­па. Ес­ли язы­че­ский бог или ге­рой впле­тён в без­лич­ный кру­го­во­рот кос­мич. цик­лов и вы­бор ме­ж­ду при­яти­ем или не­при­яти­ем для не­го в прин­ци­пе не­воз­мо­жен, то в но­во­за­вет­ном М. в цен­тре сто­ит как раз про­бле­ма лич­но­ст­но­го вы­бо­ра: на ме­сто бы­тия ста­но­вит­ся са­мо­соз­на­ние, на ме­сто кос­мо­ло­гии – эти­ка. При этом но­вая ми­фо­ло­гия кон­сти­туи­ру­ет се­бя в фор­мах ис­то­рии: её струк­ту­ра стро­ит­ся на па­ра­док­саль­ном един­ст­ве «вы­со­ко­го» (ми­фо­ло­го-тео­ло­ги­че­ско­го) и «низ­ко­го» (ис­то­ри­ко-бы­то­во­го) пла­нов (ср. раз­ве­дён­ность са­краль­но-ма­гич. и ис­то­ри­ко-бы­то­во­го пла­нов в ан­тич­ной ми­фо­ло­гии), на не­ожи­дан­ном «уз­на­ва­нии» од­но­го в дру­гом и про­све­чи­ва­нии од­но­го сквозь дру­гое, что дос­ти­га­ет куль­ми­на­ции в изо­бра­же­нии кре­ст­ной каз­ни Хри­ста, где са­мая по­зор­ная из всех каз­ней ока­зы­ва­ет­ся тор­же­ст­вен­ней­шей мис­те­ри­ей. Для Сред­не­ве­ко­вья но­во­за­вет­ная ми­фо­ло­ге­ма ста­но­вит­ся ме­рой всех ве­щей; эс­те­тич. мир Сред­не­ве­ко­вья в ко­неч­ном счё­те ор­га­ни­зо­ван во­круг фи­гуры Хри­ста. В от­ли­чие от лит. жиз­ни ан­тич­ных М., ис­поль­зо­ва­ние в ср.-век. лит-ре хри­сти­ан­ской ми­фо­ло­гии бы­ло рег­ла­мен­ти­ро­ва­но ав­то­ри­те­том Свя­щен­но­го Пи­са­ния и Церк­ви; не­смот­ря на это, но­во­за­вет­ные об­ра­зы пре­тер­пе­ва­ют не­ред­ко не­ожи­дан­ные мо­ди­фи­ка­ции (Хри­стос в др.-сак­сон­ской эпич. по­эме «Ге­ли­анд» в ви­де мо­гу­ще­ст­вен­но­го и во­инст­вен­но­го мо­нар­ха). Про­рыв ср.-век. ско­ван­но­сти в под­хо­де к ре­лиг. об­ра­зам осу­ще­ст­в­ля­ет Дан­те, сплав­ляю­щий ми­фо­ло­гию хри­сти­ан­ст­ва и ан­тич­но­сти с ми­фо­ло­ги­зи­ров. ма­те­риа­лом лич­ной судь­бы в еди­ное ху­дож. це­лое.

На­чи­ная с Позд­не­го Воз­ро­ж­де­ния не­ан­тич­ные об­ра­зы хри­сти­ан­ской ре­ли­гии и ры­цар­ско­го ро­ма­на пе­ре­во­дят­ся в об­раз­ную сис­те­му ан­тич­ной ми­фо­ло­гии, по­ни­мае­мой как уни­вер­саль­ный язык («Ос­во­бо­ж­дён­ный Ие­ру­са­лим» Т. Тас­со, идил­лии нем. по­эта 17 в. Ф. Шпе, вос­пе­ваю­щие Хри­ста под име­нем Даф­ни­са). Ал­ле­го­ризм и культ ус­лов­но­сти дос­ти­га­ют апо­гея к 18 в.

Од­на­ко к кон. 18 в. вы­яв­ля­ет­ся про­ти­во­по­лож­ная тен­ден­ция; ста­нов­ле­ние уг­луб­лён­но­го от­но­ше­ния к М. про­ис­хо­дит пре­ж­де все­го в Гер­ма­нии, осо­бен­но в по­эзии И. В. Гё­те, Ф. Гёль­дер­ли­на и в тео­рии Ф. В. Шел­лин­га, за­ост­рён­ной про­тив клас­си­ци­стич. ал­ле­го­риз­ма. Для ро­ман­ти­ков су­ще­ст­ву­ет уже не еди­ный тип ми­фо­ло­гии (ан­тич­ность), а раз­лич­ные по внутр. за­ко­нам ми­фо­ло­гии ми­ры; они ос­ваи­ва­ют бо­гат­ст­во гер­ман­ской, кельт­ской, слав., вост. ми­фо­ло­гии. В 1840–70-x гг. гран­ди­оз­ная по­пыт­ка за­ста­вить мир М. и мир ци­ви­ли­за­ции объ­яс­нять друг дру­га бы­ла пред­при­ня­та в муз. дра­ма­тур­гии Р. Ваг­не­ра.

20 в. вы­ра­бо­тал ти­пы соз­на­тель­но­го, реф­лек­тив­но­го, ин­тел­лек­туа­ли­стич. от­но­ше­ния к ми­фу. Т. Манн в хо­де ра­бо­ты над тет­ра­ло­ги­ей «Ио­сиф и его бра­тья» изу­ча­ет фрей­ди­ст­ско-юн­ги­ан­скую тео­рию ми­фо­ло­гии; Т. Эли­от ком­мен­ти­ру­ет вет­хо­за­вет­ные ми­фо­ло­ге­мы в собств. твор­че­ст­ве. Па­ро­дий­ная ми­фо­ло­ги­за­ция жи­тей­ской про­зы по­сле­до­ва­тель­но про­во­дит­ся в твор­че­ст­ве Ф. Каф­ки и Дж. Джой­са. Для совр. пи­са­те­лей ха­рак­тер­но не на­ро­чи­тое и выс­прен­нее пре­кло­не­ние пе­ред М. (как у позд­них ро­ман­ти­ков и сим­во­ли­стов), а сво­бод­ное, не­па­те­ти­че­ское от­но­ше­ние к не­му; ин­туи­тив­ное вни­ка­ние в М. до­пол­ня­ет­ся иро­ни­ей, па­ро­ди­ей и ана­ли­зом, а схе­мы М. оты­ски­ва­ют­ся под­час в про­стых и обы­ден­ных пред­ме­тах.