БРУ́НО

БРУ́НО (Bruno) Джор­да­но (мо­на­ше­ское имя; во­шёл в ис­то­рию под этим име­нем, наст. имя Фи­лип­по) (янв. или февр. 1548, Но­ла, близ Не­апо­ля – 17.2.1600, Рим), итал. фи­ло­соф, пи­са­тель. Учил­ся в Не­апо­ле (1562–1565), с 1566 – мо­нах-до­ми­ни­ка­нец, в 1572 при­нял свя­щен­ст­во. За­по­доз­рен­ный в ере­си ари­ан­ско­го ти­па, в 1576 бе­жал в Рим; ски­тал­ся по го­ро­дам Сев. Ита­лии (1576–1578). В 1578 пе­ре­ехал в Шам­бе­ри (Са­войя), в 1579 – в Же­не­ву (где вре­мен­но об­ра­тил­ся в каль­ви­низм, а за­тем по­пал в тюрь­му за рез­кую кри­ти­ку близ­ко­го спод­виж­ни­ка Тео­до­ра де Бе­зы Ан­туа­на Де­ла­фе). Позд­нее жил во Фран­ции: в Ту­лу­зе (1579–81), Па­ри­же (1581–1583 и 1585–86; лек­ции в Сор­бон­не о три­дца­ти ат­ри­бу­тах Бо­га сде­ла­ли Б. зна­ме­ни­тым), за­тем – в Анг­лии (1583–85; курс лек­ций Б. в Окс­фор­де был на­силь­ст­вен­но пре­рван уни­вер­си­тет­ски­ми вла­стя­ми из-за ко­пер­ни­ков­ской на­прав­лен­но­сти идей Б.). Ан­ти­ари­сто­те­ли­ст­ское вы­сту­п­ле­ние Б. в кол­ле­же Кам­бре (май 1586) за­кон­чи­лось скан­да­лом; с сер. 1586 Б. ски­тал­ся по Ев­ро­пе (Вис­ба­ден, Мар­бург, Вит­тен­берг, Пра­га, Франк­фурт-на-Май­не, Цю­рих и др.). В авг. 1591 воз­вра­тил­ся в Ита­лию (в Па­дую, за­тем в Ве­не­цию); 22.5.1592 на ос­но­ва­нии до­но­са аре­сто­ван и пе­ре­дан в ру­ки ве­не­ци­ан­ской, а за­тем (янв. 1593) – рим. ин­кви­зи­ции. В сент. 1599 Б. со­гла­сил­ся при­знать се­бя ере­ти­ком, од­на­ко 21 дек. от­ка­зал­ся от по­кая­ния и был со­жжён на ко­ст­ре.

Це­ло­ст­ной и стро­гой фи­лос. сис­те­мы Б. не соз­дал, хо­тя и стре­мил­ся к это­му; его уче­ние, ха­рак­тер­ное для Позд­не­го Воз­ро­ж­де­ния, пред­став­ля­ло со­бой про­ти­во­ре­чи­вое со­че­та­ние ар­ха­ич. эле­мен­тов с пред­вос­хи­ще­ни­ем но­во­ев­ро­пей­ско­го на­уч. мыш­ле­ния, эзо­те­рич. и ок­культ­ных идей – с ма­те­ма­тич. и ас­тро­но­мич. вы­клад­ка­ми. В сво­их ран­них со­чи­не­ни­ях «О те­нях идей» («De umbris idea­rum», 1582), «Песнь Цир­цеи» («Cantus Circaeus», 1583), «Све­тиль­ник три­дца­ти из­вая­ний» («Lampas triginta sta­tua­rum», 1587) и др. Б. по­сте­пен­но под­чи­ня­ет мне­мо­ни­ку («ис­кус­ст­во па­мя­ти») за­да­чам кос­мо­ло­гич. и он­то­ло­гич. ха­рак­те­ра. При­су­щий этим трак­та­там ин­те­рес к ма­гич. зна­нию со­хра­ня­ет­ся в по­сле­дую­щих его со­чи­не­ни­ях (соз­дан­ных в осн. ме­ж­ду 1582 и 1591), из ко­то­рых наи­бо­лее из­вест­ны диа­ло­ги на итал. яз.: «ме­та­фи­зи­че­ские» (1584, рус. пер. 1949) – «Пир на пе­п­ле» («La cena de le ceneri»), «О при­чи­не, на­ча­ле и еди­ном» («De la causa, principio et uno»), «О бес­ко­неч­но­сти, все­лен­ной и ми­рах» («De l’infinito, universo et mondi») и «нрав­ст­вен­ные» (1585) – «Из­гна­ние тор­же­ст­вую­ще­го зве­ря» («Spac­cio della bestia trionfante», рус. пер. 1914), «Ка­ба­ла пе­гас­ско­го ко­ня» («Сa­ba­la del cavallo pegaseo», рус. пер. 1949), «О ге­рои­че­ском эн­ту­зи­аз­ме» («De gl’eroici furori», рус. пер. 1953).

В раз­ви­вае­мой Б. пан­теи­стич. ме­та­фи­зи­ке все­един­ст­ва как жи­вой бес­ко­неч­ной все­це­ло­ст­но­сти идеи не­оп­ла­то­низ­ма, пре­ж­де все­го уче­ние о еди­ном на­ча­ле, «все­об­щем уме» (intellectus universalis) и ми­ро­вой ду­ше как дви­жу­щем прин­ци­пе Все­лен­ной, при­вед­шее Б. к ги­ло­зо­из­му, со­че­та­лось с силь­ным влия­ни­ем ран­ней греч. на­тур­фи­ло­со­фии (идея па­рал­ле­лиз­ма мик­ро­кос­мо­са и мак­ро­кос­мо­са и др.). Оп­ре­де­ляю­щее влия­ние на Б. ока­за­ла фи­ло­со­фия Ни­ко­лая Ку­зан­ско­го, от ко­то­ро­го он вос­при­нял идеи от­ри­ца­тель­но­го (апо­фа­ти­чес­ко­го) бо­го­сло­вия, по­ста­вив на ме­сто транс­цен­дент­но­го Бо­га хри­сти­ан­ско­го ве­ро­уче­ния «Бо­га в ве­щах» (Deus in rebus, Dio nelle cose), т. е. со­во­куп­ность все­го су­ще­го в един­ст­ве по­ро­ж­даю­щей при­ро­ды, обес­пе­чи­вае­мом Бо­же­ст­вен­ным аб­со­лю­том. Мно­гим обя­зан Б. и тра­ди­ции гер­ме­тиз­ма, с ко­то­рой в сво­их кос­мо­ло­гич. по­строе­ни­ях он свя­зы­вал ге­лио­цен­трич. тео­рию Н. Ко­пер­ни­ка. Ак­ту­аль­ную бес­ко­неч­ность аб­со­лют­но­го мак­си­му­ма Ни­ко­лая Ку­зан­ско­го Б. фак­ти­че­ски ото­жде­ст­вил с за­пол­нен­ным эфи­ром бес­пре­дель­ным про­стран­ст­вом все­объ­ем­лю­ще­го уни­вер­су­ма, а по­тен­ци­аль­ную бес­ко­неч­ность по­след­не­го – с бес­чис­лен­но­стью ми­ров, су­ще­ст­вую­щих в нём. То, что в ари­сто­те­лев­ско-схо­ла­стич. тра­ди­ции пред­став­ля­лось за­мы­каю­щей кос­мос сфе­рой не­под­виж­ных звёзд, Б., раз­ви­вая идеи ан­тич­ных ато­ми­стов, объ­яв­лял солн­ца­ми дру­гих, уда­лён­ных от нас на ко­лос­саль­ные рас­стоя­ния ми­ров. Ор­га­ни­цизм и пан­пси­хизм Б. при­во­ди­ли его к убе­ж­де­нию в оду­шев­лён­но­сти всех ми­ров, этих «ве­ли­ких тва­рей» (grandi animali), и воз­мож­ной их «на­се­лён­но­сти». Т. о., кос­мос Б. бес­ко­не­чен и по­ли­цен­три­чен не толь­ко в фи­зич. и ма­те­ма­ти­че­ском, но и в био­ло­гич. и ду­хов­ном пла­нах; лю­бая его точ­ка – его смы­сло­вое сре­до­то­чие. В позд­них со­чи­не­ни­ях Б. – «франк­фурт­ских по­эмах» (1591): «О троя­ком бес­ко­неч­но ма­лом» («De triplici mini­mo»), «О мо­на­де, чис­ле и кон­фи­гу­ра­ции» («De monade, nu­mero et figura») и «О без­мер­ном и не­ис­чис­ли­мых ми­рах» («De immenso et innu­me­rabilibus») – на­ме­че­но близ­кое ан­тич­но­му ато­миз­му уче­ние о мо­на­де как мель­чай­шей еди­ни­це бы­тия.

В уче­нии Б. и спо­со­бах его из­ло­же­ния ог­ром­ная роль при­над­ле­жит по­этич. на­ча­лу и ху­дож. фан­та­зии. В его со­чи­не­ни­ях ощу­ща­ет­ся влия­ние мань­е­риз­ма (кон­траст ме­ж­ду ра­цио­наль­ной ар­гу­мен­та­ци­ей и взвин­чен­ны­ми па­те­тич. от­сту­п­ле­ния­ми, ме­ж­ду ус­лов­но-ал­ле­го­рич. и под­чёрк­ну­то обы­тов­лён­ной об­раз­но­стью; кри­ти­ка нор­ма­ти­виз­ма в по­эзии; па­ро­ди­ро­ва­ние тра­диц. ри­то­ри­ки и сти­ли­за­ция по­эзии пет­рар­киз­ма; при­чуд­ли­вые ка­лам­бу­ры, в т. ч. в за­гла­ви­ях). Един­ст­вен­ное чис­то лит. про­из­ве­де­ние Б. – ко­ме­дия «Под­свеч­ник» («Il Candelaio», 1582; рус. пер. 1940 под назв. «Не­апо­ли­тан­ская ули­ца») – со­дер­жит рез­кую кри­ти­ку ре­нес­санс­но­го гу­ма­низ­ма.

Уз­ко тео­ло­гич. про­бле­ма­ти­ка ма­ло вол­но­ва­ла Б., ко­то­рый в сво­ём от­но­ше­нии к ре­ли­гии со­еди­нял праг­ма­тич. под­ход к ней как к фак­то­ру со­ци­аль­ной ста­биль­но­сти (в ду­хе Н. Ма­киа­вел­ли) со стрем­ле­ни­ем пре­одо­леть кри­зис­ное со­стоя­ние Церк­ви и мо­дер­ни­зи­ро­вать хри­сти­ан­ское уче­ние. Фак­ти­че­ски он раз­ви­вал – вслед за фло­рен­тий­ски­ми нео­п­ла­то­ни­ка­ми – фи­лос. ре­ли­ги­оз­ность, важ­ней­шим эле­мен­том ко­то­рой вы­сту­па­ло «ге­рои­че­ское ис­сту­п­ле­ние» («eroi­co furore»), уст­рем­лён­ность че­ло­ве­ка к Бо­же­ст­вен­но­му, воз­вы­шаю­щая его над по­все­днев­но­стью и по­зво­ляю­щая соз­дать ос­но­ван­ную на нрав­ст­вен­ных на­ча­лах ци­ви­ли­за­цию. Смерть ста­ла для Б., не чу­ж­до­го мес­сиа­низ­му, по­след­ним ак­том по­доб­но­го ис­сту­п­ле­ния.

В 19–20 вв. в фи­ло­соф­ской (Ф. В. Шел­линг и др.), ок­культ­ной (А. Бе­зант) и ху­дож. лит-ре (В. Ф. Одо­ев­ский, Дж. Лин­дсей) фор­ми­ру­ет­ся тен­ден­ци­оз­ный об­раз Б. – ге­ро­ич. бор­ца с ка­то­лич. мра­ко­бе­си­ем; по­доб­ная же его трак­тов­ка во­зоб­ла­да­ла в сов. ис­то­рио­гра­фии.