Ива́нов Гео́ргий Влади́мирович [29.10(10.11).1894, имение Пуки, Тельшевский уезд, Ковенская губерния, ныне Литва – 26.8.1958, Йер-ле-Пальмье, департамент Вар, Франция; 23.11.1963 перезахоронен на кладбище Сент-Женевьев-де-Буа под Парижем], русский поэт, прозаик, литературный критик, переводчик.

Отец – потомственный военный, вышедший в 1902 г. в отставку в чине подполковника. Мать – баронесса В. Бренштейн (с голландскими корнями). Учился в Ярославском кадетском корпусе (1905–1907) и 2-м кадетском корпусе в Санкт-Петербурге (1907–1911, не окончил). Выйдя из корпуса, посвятил себя литературной деятельности и жил на заработок от неё.

После недолгого сближения с И. Северяниным и эгофутуристами, в январе 1912 г., по приглашению Н. С. Гумилёва вступил в «Цех поэтов» и стал заметной фигурой литературно-художественной и артистически-богемной жизни Санкт-Петербурга (Петрограда). В стихах и статьях этого времени следовал принципам акмеистической поэтики.

Организатор и руководитель (вместе с Г. В. Адамовичем) второго «Цеха поэтов» (1916–1917), активный участник, а после гибели Гумилёва руководитель третьего «Цеха поэтов» (1920–1923). Печатался в журналах «Аполлон», «Гиперборей», «Современник», «Весна», газетах «День», «Русская молва», «Русская воля», в массовой периодике («Аргус», «Всеобщий журнал», «За семь дней», «Нива», «Новый журнал для всех», «Огонёк», «Северная звезда», «Синий журнал», «Солнце России» и др.), альманахах и сборниках. В 1919–1922 гг. сотрудничал с издательством «Всемирная литература»; секретарь Союза поэтов (1920–1921).

В 1915–1918 гг. его женой была француженка Г. Э. Тернизьен (1892–1971; во втором браке Разамат) – танцовщица и артистка-чтица, которая в 1918 г. уехала во Францию вместе с их дочерью Еленой (род. в 1917, дальнейшая судьба неизвестна).

В 1921 г. женился на И. В. Одоевцевой, ставшей адресатом многих его стихотворений.

Октябрьскую революцию 1917 г. воспринимал как национальную катастрофу. В сентябре 1922 г. выехал в Берлин в командировку «для составления репертуара государственных театров» (формулировка на выездных документах), где воссоединился с ранее выехавшей за границу Одоевцевой. С осени 1923 г. до конца дней жил во Франции, активно участвовал в литературном процессе русского зарубежья; председательствовал на собраниях общества «Зелёная лампа», созданного Д. С. Мережковским и З. Н. Гиппиус. Оказал влияние на «Парижскую ноту», в частности, на поэзию Ю. П. Одарченко, Б. Ю. Поплавского, Л. Д. Червинской, Ю. К. Терапиано, А. С. Штейгера и др. Песни на стихи Иванова («Над розовым морем…», 1925, «Не было измены. Только тишина…», 1927) включал в свой репертуар А. Н. Вертинский.

Полученное в 1933 г. женой наследство позволило Иванову вести обеспеченную (в отличие от многих других эмигрантов) жизнь; супруги поселились в фешенебельном районе Парижа, в 1938 г. приобрели виллу в Биаррице, где жили до 1944 г., когда вилла была разрушена бомбардировкой союзников.

До Второй мировой войны 1939–1945 гг. печатался в эмигрантских литературных журналах «Современные записки», «Звено», «Числа», «Иллюстрированная Россия», газетах «Последние новости», «Дни», «Сегодня» и др. В 1937 г. закончил работу над повестью «Распад атома» (1938), после чего на шесть лет фактически прекратил литературную деятельность.

 После войны публиковался в журналах «Возрождение», «Новый журнал», «Опыты», газетах «Советский патриот» и «Русская мысль». С 1946 г. вместе с женой скитался по дешёвым отелям; с 1955 г. жил в доме престарелых для эмигрантов-апатридов «Beauséjour» в Йере-ле-Пальмье, бедствовал, обращаясь к знакомым литераторам за одеждой, продуктами и деньгами, тяжело болел. Умер в местном госпитале.

Самые ранние из сохранившихся стихов Иванова написаны в возрасте 14 лет. Дебютировал в печати стихотворениями «Гром» (Кадет-Михайловец. 1910. 23 ноября) и «Туманы» (Все новости литературы, искусства, театра, техники и промышленности. 1910. № 2). Первый сборник «Отплытье на о. Цитеру» (на титуле 1912; вышел в декабре 1911), отмеченный умелым владением стихом и ориентацией на стилистику и тематику поэзии М. А. Кузмина (несмотря на несколько текстов в манере И. Северянина и отсылающий к его творчеству подзаголовок – «поэзы»), вызвал одобрительные отклики В. Я. Брюсова и Н. С. Гумилёва. Для доэмигрантской поэзии Иванова [сборники «Горница» (1914), «Вереск» (1916, 1923), «Сады» (1921, 1922), собрание стихотворений «Лампада» (1922)] характерны насыщенность историческими, литературными, художественными (живописными, графическими и архитектурными) реминисценциями 17, 18, и начала 19 вв., элегический тон с оттенком нарочитого легкомыслия, эстетически трактуемые религиозные мотивы. Это закрепило за ним славу создателя «очаровательно-незначительных вещиц» (Мочульский К. В. Новые сборники стихов: (М. Кузмин – Георгий Иванов – Фёдор Сологуб) // Последние новости (Париж). 1922. 12 мая), певца «фарфоровых хрупких безделушек» (Айхенвальд Ю. И. Литературные наброски // Речь. 1916. 25 апреля). И все же стихотворения «Садов» и «Лампады» отличались оригинальностью и пронзительностью, а игровая стилизация и акмеистическая декоративность были согреты искренним любовным переживанием и душевной смутой («Настанут холода…», 1914, «Не о любви прошу, не о весне пою…», «Оттого и томит меня шорох травы…», оба 1921, и др.).

Параллельно с этим, легко владея стихом и набором узнаваемых исторических и литературных образов, нередко низведённых до штампа, Иванов написал много конъюнктурных «военных», «патриотических» стихов: сборник «Памятник Славы» (1915), публикации в журнале «Лукоморье» (1914–1917). Несмотря на признанный талант и известность автора в литературных кругах, отзывы современников о его поэзии этого периода были в основном скептическими или ироническими.

В эмиграции творчество Иванова пережило небывалый взлёт. Поэтический сборник «Розы» (1931) критика русского зарубежья назвала лучшей книгой стихов последних десятилетий (Ю. В. Мандельштам, Ю. К. Терапиано), «наивысшим достижением Иванова» (Струве Г. П. Русская литература в изгнании. Paris, 1984. С. 322), о котором заговорили как о первом поэте эмиграции.

В «Розах» и последовавшем за ними сборнике «Отплытие на остров Цитеру. Избранные стихи 1916–1936» (1937) акмеистическая «вещность», экзотизм сменились «неоромантическими», в духе М. Ю. Лермонтова и А. А. Блока, описаниями трагических переживаний человека, утратившего внутреннюю гармонию; с особенной остротой повторяются темы музыки, смерти, России, изгнания. Лексика и стилистика становятся подчёркнуто возвышенными, с ориентацией на классические образцы русской лирики. В стихах стала преобладать музыкальная стихия, гипнотический ритм, который подчинял себе смысл и логику поэтического повествования.

После нескольких лет творческого молчания (1937–1943) Иванов вернулся к писательству. Стихотворения последнего периода [сборник «Портрет без сходства» (1950), итоговое собрание «1943–1958. Стихи» (1958), «Посмертный дневник» (1958–1959, полностью 1975)] написаны от лица человека, достигшего последней степени экзистенциального отчаяния, с этой позиции реальность предстаёт то в гротескно-ироническом, то в болезненно искажённом виде: портрет не имеет сходства с оригиналом, «зеркала взаимно искажают отраженья» («Друг друга отражают зеркала...» // Собрание сочинений. Москва, 1994. Т. 1. С. 321), «талант двойного зрения» («Теперь, когда я сгнил и черви обглодали» // Собрание сочинений. Т. 1. С. 373) не позволяет ухватиться за обыденное.

Для поэзии этого времени характерны сниженная, разговорная, а не риторическая «тональность», опрощённая лексика с обилием прозаизмов, скептицизм, сарказм, нигилизм, лаконичность и фрагментарность, создающие в сочетании с предельной «дневниковой» искренностью трагическую картину переживания абсурда жизни. Формальная простота стихотворений последних сборников – словарь, состоящий из самых употребительных слов, бедные рифмы, интонация, нередко напоминающая детскую считалочку («Где-то белые медведи…», «Снова море, снова пальмы…», 1950-е гг., и др.) – говорит о сознательно выбранной им аскезе, которая позволила прийти к трансцендентному «неземному сиянию». В этих стихах, общепризнанных высшим творческим достижением Иванова, в наибольшей степени выразилось его апофатическое мировидение.

Важной особенностью как поэзии, так и прозы Иванова являются цитатность, переклички, нередко иронические, с классиками русской (А. С. Пушкин, М. Ю. Лермонтов, Н. В. Гоголь, И. Ф. Анненский и др.) и мировой (И. В. Гёте, Г. А. Бюргер, Г. Гейне, П. Верлен и др.) поэзии, а также с современниками (В. Ф. Ходасевич, А. А. Блок, Н. С. Гумилёв и др.; последнее часто связано с воспоминаниями о предреволюционном Петербурге).

Проза Иванова, долгое время считавшаяся малозначительной в художественном отношении, оставалась в тени его поэзии и до сих пор не собрана полностью. Ориентированные на новеллистику М. А. Кузмина авантюрные, «экзотические» и бытовые рассказы 1910–1930-х гг. отличаются разнообразием и увлекательностью сюжетов, лёгкостью и изяществом стиля; предназначавшиеся для массовой периодики, они представляли собой «облегчённый вариант» художественных достижений модернистской прозы.

В 1920–1930-е гг. Иванов много работал в жанре «беллетризованных мемуаров», посвящённых литературной и художественной жизни Петербурга 1910–1922 гг., в которых, по словам автора, «75% выдумки и 25% правды»: книга «Петербургские зимы» (1928, 1952), цикл литературных портретов «Китайские тени», очерки в периодике. Размывание границ между воспоминанием и вымыслом, помещение реальных лиц в придуманные, зачастую анекдотические и двусмысленные ситуации, иронический тон повествования вызвали протесты ряда современников (А. А. Ахматова, М. И. Цветаева, Н. Я. Мандельштам и др.). Поэтизированное изображение жизни предреволюционной России в сочетании с признанием её нараставшего кризиса отразилось в незаконченном романе «Третий Рим» (1929–1931; отдельное издание 1987) и в очерках, из которых Иванов планировал составить «Книгу о последнем царствовании» (отдельное издание 1989).

Особое место занимает лишённое фабулы произведение «Распад атома» (1937; опубликован 1938), жанр которого В. Ф. Ходасевич определил как «поэма в прозе» (Ходасевич В. Ф. «Распад атома» // Ходасевич В. Ф. Собрание сочинений : в 4 т. Москва, 1996. Т. 2 : Записная книжка. Статьи о русской поэзии. Литературная критика 1922–1939. С. 416). Вызывающе антиэстетическое, богатое отталкивающими натуралистическими подробностями, оно было воспринято в литературных кругах как эпатаж и провокация. Лишь немногие увидели в нарочито «юродствующем» тексте не просто изображение пошлости человеческого существования, но экзистенциальную драму о богооставленности человека, смерти России и невозможности искусства. «Распад атома» означал разрыв автора с прежней эстетикой, ориентированной на Серебряный век; его образы и тональность предвосхитили позднюю поэзию Иванова.

Как критик, писал преимущественно о современной поэзии, следуя традициям «Писем о русской поэзии» Н. С. Гумилёва. Несомненную литературную ценность имеет эпистолярное наследие Г. В. Иванова (письма Р. Б. Гулю, В. Ф. Маркову и др.).

Переводил (с подлинника) произведения Вольтера («Орлеанская девственница», 1924, в соавторстве с Г. В. Адамовичем и Н. С. Гумилёвым), С. Т. Кольриджа («Кристабель», 1923), Сен-Жон Перса («Анабазис», 1926, в соавторстве с Г. В. Адамовичем), стихи Т. Готье и др.

Посмертно признан одним из крупнейших русских поэтов 20 в.